ДО ИЮЛЯ 1942 года Амазасп Бабаджанян, как он позднее признавался, ни разу не был в танке. С интересом и восхищением наблюдал за этими грозными машинами, когда выходил на учения со своим пулеметным полком, благодарно взаимодействовал с неуязвимыми КВ во время войны с Финляндией, удивлялся поразительной приспособленности тридцатьчетверок к нашему бездорожью, превратностям климата в первые месяцы Отечественной. Но на броню не забирался, в люк не заглядывал. Из принципа. Считал, что у пехоты собственная гордость. За ней и на войне моторов последнее слово…
     Гвардейцем майор Бабаджанян стал именно в пехоте. В нашей первой победной наступательной операции под Ельней, где особо отличились 100-я, 127-я, 153-я и 161-я стрелковые дивизии, он, командир 395-го стрелкового полка, входившего в состав 127-й дивизии, возглавлял сводный отряд, действовавший в отрыве от соединения. И показал себя умелым организатором боя, решительным и в то же время осмотрительным, расчетливым командиром. Во всяком случае, когда спустя несколько месяцев командиру 2-й гвардейской дивизии гвардии генерал-майору А.З. Акименко предложили рекомендовать лучшего комполка на учебу в академию, тот остановил выбор на Бабаджаняне.
     Три месяца Армо, как называли Амазаспа Хачатуровича на фронте, провел в Ташкенте, куда передислоцировали Военную академию имени М.В. Фрунзе. Слушал лекции, решал на местности тактические задачи, по поручению преподавателей сам готовил некоторые занятия. А по окончании учебы уже в Москве, в Главном управлении кадров неожиданно получил назначение на должность командира механизированной бригады. Танкистов, как ему объяснили, для вновь формируемых бригад уже не хватало.
     Время было труднее не придумаешь. Наши войска сдали врагу Севастополь, оставили Донбасс, были вновь выбиты из только что освобожденного Ростова, пятились, неся потери, под Сталинград, уступали Кавказ…
     3-я механизированная бригада, которую принял под свое начало полковник Бабаджанян, входила в состав мехкорпуса, возглавляемого генералом М.Е. Катуковым. Он тоже из числа первогвардейцев, только танкистов. К Михаилу Ефимовичу, в дальнейшем командовавшему 1-й танковой армией, Бабаджанян всю жизнь питал глубокую признательность и уважение. Тот был танкистом от истоков.
     Бабаджаняну же довелось ежедневно облачаться в комбинезон и под присмотром механика-водителя своей машины старшины В.К. Полторака (старшина после войны стал ведущим инженером крупного предприятия) почти с азов изучать материальную часть танка, овладевать искусством его вождения. Обстановка позволяла отводить на это считанные часы: место командира бригады не в танке, а в штабе.
     На всю жизнь Амазасп Хачатурович запомнил эпизод, который едва не оборвал его танковую карьеру в самом ее начале. После тяжелейшего марша бригада начала готовиться к предстоящему наступлению. А в сумерки на КП прибыл офицер и вручил боевое распоряжение. Из него следовало, что бригада была обязана атаковать противника… два часа тому назад. Полковник Бабаджанян зафиксировал на документе время его получения и с южной горячностью высказался, что губить бригаду из-за недоразумений не намерен. Утром к КП подъехал гусеничный вездеход, из которого вышли, как выяснилось, начальник особого отдела, прокурор и председатель военного трибунала 22-й армии с группой автоматчиков. На встречу с командармом Бабаджаняна везли без пистолета и ремня. К счастью, генерал-лейтенант
     В.А. Юшкевич не был ослеплен суровостью приказов того безрадостного момента. Выслушал, не перебивая, все объяснения, детально расспросил о вооружении и возможностях бригады, степени ее готовности к наступлению. И подытожил разговор спокойными словами: «Верните человеку оружие. Ему завтра идти в атаку».
     Было все это под Ржевом. Никого там большие успехи не ожидали. А с наступлением торопились, чтобы помешать врагу перебросить подкрепление под Сталинград.
     ПО-НАСТОЯЩЕМУ военачальником-танкистом Бабаджанян ощутил себя позднее – на Курской дуге. «Наша бригада, - рассказывал он спустя годы в «Красной звезде», - оседлала автостраду Белгород – Курск. В центре обороны курган, нависавший над дорогой. На самой вершине в глубоком окопе мой танк. В нем и наблюдательный, и командный пункты, и долговременная огневая точка. Задача и для моего, и для остальных экипажей предельно проста: стоять насмерть! Так и стояли…»
     Вскоре 3-я механизированная бригада, ведомая Бабаджаняном, стала 20-й гвардейской. Уже с гвардейским Боевым знаменем в составе танковой армии была переброшена под Киев, только что очищенный от врага. С освобождением Украины у Амазаспа Хачатуровича было связано особенно много воспоминаний.
     Об одном эпизоде он всегда рассказывал с улыбкой, при этом непременно уточняя: «Это кажется смешным сегодня, а тогда прошибало ознобом». В ходе боев на Винничине бригада Бабаджаняна обеспечивала вынужденный отход 11-го гвардейского танкового корпуса, которым командовал генерал
     А.Л. Гетман. Однажды комбриг попытался в очередной раз связаться с Гетманом по радио и не смог: в штабе ему разъяснили, что командир корпуса направился в село Вороновица и, видимо, там устроился на ночлег. Бабаджанян глянул на карту и похолодел: Вороновица еще числилась за врагом. Соседняя 45-я бригада обозначила передним краем село Шендеров, что в шести-семи километрах юго-западнее. Ни минуты не раздумывая, Армо приказал механику-водителю гнать машину через раскисшие мартовские поля к Вороновице. Издали увидел белоколонный дворец в центре села, круто идущую вниз въездную дорогу, обсаженную вековыми липами, тридцатьчетверку и рядом с ней «виллис» у одной из хат на околице. Чуть поодаль, метрах в пятистах настороженно вращали башнями… два немецких танка с работающими на малых оборотах двигателями. Генерал-майор танковых войск Гетман действительно спал в избе на полу, завернувшись в шубу из волчьих шкур, подаренную ему еще под Тулой Чойбалсаном. Разбудить смертельно уставшего комкора, будущего генерала армии удалось не сразу. Отступали, а лучше сказать, вырывались из западни под огнем.
     Никогда больше Амазаспу Хачатуровичу побывать в Вороновице не довелось. Уже после Победы узнал, что дворец, бросившийся ему в глаза, когда-то принадлежал нашему знаменитому соотечественнику отставному контр-адмиралу А.Ф. Можайскому, а липы, за которыми он укрывал танк, сажали еще солдаты А.В. Суворова. Уютное, живописное село вполне могло обрести печальную известность как место последнего боя комкора и комбрига.
     На украинской земле армянин Бабаджанян стал Героем Советского Союза. 20-я гвардейская бригада, наступая в направлении Станислава (ныне Ивано-Франковск), за неделю – с 25 марта по 1 апреля 1944 года – освободила от врага свыше 60 населенных пунктов, одной из первых пробилась к Днестру и успешно его форсировала в районе городка Залещики, что в Тернопольской области. В конце апреля Амазасп Хачатурович с волнением еще и еще раз перечитывал свое имя в списке Героев.
     Затем была Польша, Сандомирский плацдарм. Там покидающего горящий танк командира 11-го гвардейского танкового корпуса гвардии полковника Бабаджаняна настигнет осколок, вопьется в горло, лишит на время речи, возможности свободно дышать, питаться… После операции Армо вновь и вновь благодарил судьбу: не всем везло, как ему. Сколько раз танк содрогался от попаданий снарядов, расстилал по траве или снегу гусеничные ленты, дымился, горел, а ранений у него, уже бывалого танкиста, всего два. Это, да еще полученное на Курской дуге, где три недели пришлось волочить тяжелую от гипса ногу, опираясь на костыли…
     ПОБЕДУ Бабаджанян праздновал в Берлине. Там же его, много лет назад покинувшего родное село Чардахлы, что в переводе значит четыре горы, и выбравшего стезю защитника своего большого Отечества, настигла весть о присвоении звания генерал-майора танковых войск.
     Окончив в 1948 году Военную академию Генерального штаба, Бабаджанян возглавил штаб армии, затем стал ее командующим. Накопив опыта на посту первого заместителя командующего войсками Прикарпатского военного округа, восемь лет командовал войсками Одесского. А затем его судьба вновь круто повернулась к танкам.
     Когда в 1967 году Амазасп Бабаджанян принял под свое начало Военную академию бронетанковых войск, идеология танкостроения на новом его этапе уже определилась. Ставку сделали не на мощь брони, а на эффективность вооружения танка. Крупнокалиберная гладкоствольная пушка в сочетании с автоматом заряжания, который наши конструкторы создали первыми в мире, позволяла в считанные секунды одним выстрелом закончить дуэль с любым танком вероятного противника. Разумеется, при безупречной выучке, слаженности, высокой натренированности экипажа.
     Никогда до этого в полках не уделялось столь пристального внимания танкострелковым тренировкам, упражнениям стрельб. Руководители занятий не отрывали глаз от секундомера. Основной танк, вобравший в себя все лучшее от танка среднего и тяжелого, мог полагаться только на упреждение.
     Я видел маршала бронетанковых войск Бабаджаняна уже в новом качестве – начальника танковых войск Советской Армии - под Днепропетровском. Там на учебных полях двух дивизий в климатических условиях средней полосы одновременно испытывались три образца танка второго поколения – созданный в Харькове Т-64А, в Нижнем Тагиле – Т-72 и в Ленинграде – Т-80. Батальон трехротного состава эксплуатировал машины беспощадно, на износ, при минимуме техобслуживания, характерном для фронтовой обстановки.
     Помню, на берегу реки Самары свободные от занятий офицеры наблюдали, как танки с разными двигателями преодолевали водную преграду по дну. Маршал Бабаджанян, такой же запыленный, чумазый, как и механики-водители батальона, охотно делился впечатлениями:
     - Конкуренция между конструкторскими бюро, конечно, благо. Можно сравнивать, сопоставлять. Да только выбирать, отдавать предпочтение трудно. У каждой из машин свои достоинства. И вам, товарищи офицеры, на моем месте тоже пришлось бы поломать голову…
     Казалось, что для этого небогатырского сложения человека с большими звездами на погонах жизнь и танки неразделимы.