Моего отца, флотского офицера Роберта Диамента, в годы войны называли флагманским фотокорреспондентом Северного флота. Хотя, разумеется, его штатная должность называлась иначе: начальник фотобюро политуправления. Где только не приходилось снимать отцу в то суровое время – на земле, в море, под водой, в воздухе. На его снимках люди, имена которых до сих пор на слуху: Григорий Щедрин, Израиль Фисанович, Валентин Стариков, Иван Колышкин, Николай Лунин… Мне же из необъятного отцовского архива хочется предложить вниманию читателей снимок рядового североморца, матроса-десантника. Имя его известно: старшина Григорий Пашков. Но все, кому отец показывал портрет, советовали уйти, так сказать, от персонификации. Им казалось: вот он – обобщенный образ русского матроса, советского воина, прошедшего в Великой Отечественной через нечеловеческие испытания и навеки утвердившего себя победителем. Отец в общем-то с этим соглашался. По его мнению, и портрет человека – запечатленное навеки мгновение истории.
     Еще один предлагаемый вниманию читателей снимок требует объяснений. Медвежонок внимательно смотрит вниз на якорь. Это может показаться случайностью, фотошуткой. В действительности такое повторялось не раз. Сибиряки, шефствовавшие над крейсером, подарили экипажу двух медвежат – Мишку и Машку. Однажды Машка заметила, как боцман следит за подъемом якоря, и, подбежав, тоже уставилась взглядом туда же. С той поры, как только слышался грохот цепи, Машка стремглав неслась на нос корабля, на свой наблюдательный пост. А вот Мишка ни малейшего интереса к этой операции не проявлял. «Якорь чист!» – так отец написал карандашом на обороте забавной фотографии.
     На третьем снимке мы видим, как на корабль загружают снаряды для орудий главного калибра. У отца с этим были связаны печальные воспоминания. Однажды ему захотелось запечатлеть, как крейсер «Архангельск» ведет огонь по противнику главным калибром. Все, кто находился в момент стрельбы на палубе, плотно закрывали руками уши. Отец же мог закрыть только одно: в другой руке была поднятая над головой «лейка». Риск оказался неоправданным. Перепонка в ухе лопнула, и отец долгие годы был вынужден поворачиваться к собеседнику здоровым ухом, а затем обзаводиться слуховым аппаратом.
     Чем дальше в историю уходит Великая Отечественная война, тем ценнее кажутся ее эпизоды, запечатленные фотокамерой дорогого мне человека. Отец с глубочайшим уважением отзывался о тех, кого снимал, считал их представителями самого великого поколения в отечественной истории.