Грозный лежал в руинах, лишь кое-где сохранились остовы домов. В городе готовились к предстоящему штурму российских войск. Чеченцы и подгоняемые автоматами заложники строили укрепления, рыли окопы. Антонина Петровна забыла о еде и отдыхе. Иногда только вечером вспоминала, что сегодня ничего не ела. Однажды в группе пленных, копавших яму, она увидела молоденького солдатика с большим шрамом на лице, почти мальчишку. Пленный косил взглядом в ее сторону, будто что-то хотел спросить или сказать, но не решался. Их охранял свирепого вида бородатый чеченец с палкой в руках. Антонина Петровна попробовала подойти к пленным, но чеченец бросил палку и навел на нее автомат, она испугалась, что он будет стрелять, и отошла.
Спала Антонина Петровна в подвале разрушенного дома. Его обитатели находили себе пропитание в брошенных или разрушенных подвалах, там можно было найти консервированные овощи, варенье, иногда попадались даже консервы. Несколько раз заходили пьяные или обкуренные боевики, искали девушек или молодых женщин. На следующий день, после того как ее отогнал страшный чеченец с автоматом, она опять ходила на то место, хотела поговорить с мальчишкой-солдатом, но его нигде не было видно. Наверное, эта группа заложников уже работала в другом месте.
Однажды Антонина Петровна наткнулась на госпиталь, где оперировали боевиков. Робея, она стояла у порога, боясь войти. Врач в забрызганном кровью халате, пробегая мимо, крикнул:
- Чего стоишь, принеси быстро воды!
Антонина Петровна беспрекословно взяла ведро и пошла на колонку. Когда она принесла воду, врач непонимающе глянул на нее, потом протянул:
- А-а, это вы... Извините, я, кажется, накричал. Зайдите ко мне в кабинет через два часа, я должен закончить операцию.
Врач освободился через четыре часа, все это время Антонина Петровна простояла у закрытой двери с табличкой «Главный хирург Кориев А.Р.».
Выслушав ее, хирург сказал:
- Если вы будете просто ходить по городу и искать, то никого не найдете, хотя запросто можете угодить под обстрел или шальную пулю. Мне как раз нужна санитарка, зарплату я вам не обещаю, а вот ночлег и еду получите.
Кориев закурил и добавил:
- У нас тут много народа бывает, может, кто вашего сына и встречал.
Так Антонина Петровна стала работать в госпитале. Она мыла полы, выносила утки, носила воду, делала всю тяжелую, грязную работу. Ее не обижали, чеченцы называли ее мама Тоня. Придя однажды в подвал, в котором обитала раньше, принесла хлеб и лекарство трехлетней девочке, живущей с матерью, похоронившей всех своих близких. Заговорившись, она не заметила, как пролетел отпущенный ей час. Случайно глянув в подвальное окошечко, она увидела группу людей, стоящих под охраной боевиков. Один человек – Антонина Петровна не видела его лица – стоял на коленях чуть поодаль. Его голова лежала на большой деревянной колоде, которые обычно используют при рубке мяса. Женщина испуганно вскрикнула:
- Что это?
Мать девочки безучастн
о ответила, что один из заложников хотел украсть гранату, но его поймали и сейчас судят шариатским судом. Один из чеченцев зачитал бумагу, Антонина Петровна не расслышала слов. Потом здоровенный мужчина взял в руки топор, провел ногтем по лезвию и, размахнувшись, с утробным хеканьем рубанул лезвием по колоде. Сначала женщина не поняла, что произошло. Несколько мгновений тело осужденного находилось в прежнем положении, потом оно завалилось в сторону. С глухим стуком голова упала на землю, из окровавленного разрубленного горла хлынула кровь. Тело билось в агонии, казалось, что человек пытается встать. Через некоторое время ногти заскребли по земле, туловище выгнулось и затихло. Притихших и подавленных людей куда-то увели.
Антонина Петровна, замерев от ужаса, побежала в госпиталь. Всю ночь она вздрагивала и не могла заснуть. Наутро привезли большую партию раненых. Кориев не отходил от операционного стола, ампутированные конечности складывали в полиэтиленовые мешки и сжигали в больничной кочегарке.
Поздно ночью в сопровождении большой свиты боевиков привезли бородатого чеченца лет сорока. Осколком ему разворотило живот, ранение было тяжелым, раненый был без сознания. Из разговоров окружающих и по царившему переполоху Антонина Петровна поняла, что привезли какого-то важного полевого командира, чеченского генерала.
Кориев немедленно встал за операционный стол. Раненого, его звали генерал Муса, после операции поместили в отдельную палату, рядом посадили одного из охранников. Антонине Петровне Кориев приказал безотлучно находиться рядом. Генерал бредил, скрежетал зубами, пытался сорвать повязки. Антонина Петровна промокала его мокрое от пота лицо влажной салфеткой, пытаясь облегчить боль и страдания этого незнакомого человека. Она была простой деревенской женщиной, никогда не делила мир на русских и нерусских. Помогая выжить этому человеку, она представляла, что кто-то сейчас, возможно, помогает ее сыну.
Несколько суток раненый находился в забытье, поднимая на Антонину Петровну мутные от боли, ничего не видящие глаза и тут же их прикрывая. Наконец среди ночи он неожиданно открыл глаза и что-то хрипло спросил по-чеченски. Антонина Петровна встрепенулась и наклонилась к его лицу:
- Что, сынок?
Он долго смотрел на нее, потом переспросил по-русски:
- Кто ты?
Положив ему на лоб прохладную ладонь, Антонина Петровна ответила:
- Я – мама Тоня, солдатская мать. Спи, сынок, все будет хорошо.
Он обессиленно закрыл глаза и вновь задремал.
Шло время, раненый чеченец шел на поправку. Сбрив бороду, он оказался совсем молодым мужчиной лет тридцати с небольшим. До войны он работал преподавателем Грозненского нефтяного института. Когда пришел к власти Дудаев, молодые ученые-экономисты, увлеченные идей независимости, вошли в его команду. Потом началась война, полилась кровь. Всю территорию Чечни перепахали осколками мин и снарядов. Экономику парализовала война. Народ, лишенный источников существования, стал мародерствовать, грабить, убивать. Во всех бедах были обвинены русские. Десятки и сотни тысяч нечеченцев лишились своего имущества, а кто-то и жизни. Буйным цветом расцвела работорговля. Борьба за независимость, как и все революции в мире, превратилась просто в бойню. Все это Муса рассказывал Антонине Петровне долгими ночами, когда немного отпускала боль и набегающие мысли не давали покоя. Казалось, что он просто размышляет вслух.
Когда ему уже стало легче, он все равно просил Антонину Петровну, чтобы она посидела рядом с его кроватью. В ответ на его душевные терзания женщина рассказала ему о своей немудрящей и незатейливой жизни, как вышла замуж, как родила сына. Как он первый раз произнес «мама». Как его маленького поддела рогами корова и как он плакал от жалости, когда отец за это ударил корову палкой. Муса засыпал под ее неторопливый размеренный голос, и впервые за последнее время на его лице появился покой.
Однажды Антонине Петровне принесли адресованную ей записку. Писал ей тот самый солдат со шрамом, которого она видела на рытье окопов: «Тетя Тоня, я вас сразу узнал. Я видел вас на фотографии с вашим сыном Валерой. Меня держат в подвале полевого командира Йсы Газилова и, наверное, скоро убьют. Меня зовут Андрей Клевцов».
С трепещущим сердцем и дрожащими руками Антонина Петровна бросилась на поиски Кориева. Не найдя его в госпитале, забежала в палату, где лежал Муса. Чеченец не спал, лежа на спине, он читал какую-то толстую книгу. Увидев ее заплаканное лицо, отложил в сторону книгу, строго спросил:
- Что случилось? Кто вас обидел?
Трясясь от рыданий, Антонина Петровна протянула ему записку, сбиваясь и захлебываясь слезами, стала рассказывать о том, как искала своего сына. Выслушав ее, Муса что-то крикнул в коридор по-чеченски. Прибежал охранник с автоматом, дежуривший в коридоре. Бросив ему несколько фраз, Муса сказал Антонине Петровне:
- Вас проводят к Газилову и обратно. Желаю успеха.
Резиденция полевого командира Исы располагалась в кирпичном трехэтажном доме, не разрушенном войной. Во дворе дома стояло несколько джипов, толпились боевики. Подвал дома был перегорожен металлической решеткой, на сваленных в кучу матрасах сидели и лежали с десяток пленных солдат. Сопровождающий Антонину Петровну чеченец о чем-то коротко переговорил с караульным, и Антонину Петровну провели в беседку во дворе. Она пояснила, что ей нужен Андрей Клевцов, солдат со шрамом на щеке. Через несколько минут привели Андрея, он был худ и изможден. Ветхая одежда была порвана и местами лоснилась от грязи.
Антонина Петровна присела рядом с ним на скамейку, боевики встали поодаль.
- Ну, рассказывай, сынок, все рассказывай.
- Я служил с вашим Валерой в одном взводе, даже кровати стояли рядом. У него я и увидел вашу фотографию. В Чечню нас отправили вместе, опять были в одном отделении. Когда колонна попала в засаду и наш БТР подорвался на мине, Валерку контузило, мне осколок попал в лицо, – он показал на свой шрам. – «Чехи» расстреляли нашу колонну и, когда уходили, заметили, что мы живы, прихватили с собой. Валерка был очень плох, почти не мог идти. Я, сколько мог, тащил его на себе. Потом «чехи» нагрузили на меня цинки с патронами, а Валерку пристрелили, чтобы не задерживал отход.
Андрей вздохнул:
- Это было под Ножай-Юртом, я просил, чтобы не убивали, говорил, что он – мой брат. Мне только разрешили присыпать его землей, чтобы не сожрали собаки. Я отнес вашего сына в воронку и похоронил под тополем.
Он расстегнул рубашку и снял с шеи медный крестик:
- Вот, это его. Валера просил отдать крестик вам, он знал, что вы его найдете.
Закрыв лицо ладонями, Антонина Петровна зарыдала. Боль утраты, горечь одиночества сотрясали ее тело. Она кусала сжатые кулаки, чтобы не закричать в голос.
- Скоро наши пойдут на Грозный и нас, скорее всего, расстреляют. «Чехи» звали к себе, агитировали воевать за ихний ислам, но я – русский и в русских стрелять не буду, – он сплюнул на землю, растер плевок подошвой. – Это хорошо, что я вас встретил. У меня никого нет, детдомовский. Очень обидно умирать, зная, что никто даже не узнает, как ты умер и где тебя закопали.
Антонина Петровна прижала к себе его голову, сказала сквозь слезы:
- Спасибо, сынок, что нашел меня. Держись, ты будешь жить. Господь не оставит тебя в беде.
Пошатываясь, она пошла к воротам, сопровождающий пошел следом. Андрея опять отвели в подвал. В госпитале она сразу пошла к Мусе.
- Муса, – сказала она. – Я – мать. Мне нет разницы, кто передо мной, русские или чеченские дети. Я недавно спасала тебя и сейчас прошу как мать: спаси моего сына! Он у Исы Газилова и пока еще жив.
Муса долго думал, молча глядя в окно. Может быть, он вспоминал свою мать или думал о людях, которых убили по его приказу и которых никогда не дождутся их матери.
- Ахмет, – крикнул он негромко, тут же рядом с ним появился охранник. – Принеси мне ручку и бумагу.
Записку он свернул вчетверо и отдал Ахмету:
- Срочно отнеси Исе и забери у него этого солдата. Как его зовут? – спросил он у Антонины Петровны.
- Клевцов, Андрей Клевцов, – торопливо ответила она.
- Приведешь этого Андрея Клевцова сюда и отдашь матери. Исе скажи, пусть подберет для него одежду и какой-нибудь документ. А то его или наши пристрелят, или федералы. - Обессилев, Муса откинулся на подушки. Антонина Петровна промокнула его влажный лоб полотенцем и села ждать.
Через час привели Андрея. Она нагрела ему ведро воды и, пока он мылся, собрала на стол нехитрую снедь. На следующий день мать и сын покинули город. Боевики из отряда Мусы вывели их по своему коридору из осажденного города.
Смешавшись с толпой беженцев, они прошли контроль на блокпосту. Дежуривший лейтенант узнал Антонину Петровну и по-свойски ей улыбнулся:
- Ну что, мать, нашла все-таки воина?
Антонина Петровна чуть улыбнулась в ответ. Андрей держал ее под руку, помогая идти.
Когда электричка от Ищерской подходила к Минводам, она, внезапно вспомнив, достала из сумки незапечатанный конверт, который ей вручил перед отъездом Муса. На тетрадном листке было всего несколько слов: «Чтобы доказать свою силу, не обязательно встречаться на поле брани».
Ни Антонина Петровна, ни Андрей больше никогда не встречались с Мусой. Война продолжалась еще долго, но никто так и не сказал людям всей правды, за что и почему они так ожесточенно убивали друг друга.