- Дим, ты как? – капитан Сергей Красноштан наклонился к командиру вертолета. Этот наклон спас бортовому технику жизнь - вторая пуля оторвала Сергею воротник, ушла в грузовую кабину и повредила электропроводку. – Ди-и-им, ты живой?
     Кровь заливала лицо командира «восьмерки», он попробовал ответить, но не смог. Его разорванные свинцом губы лишь что-то бессвязно прошептали. И тогда он махнул рукой, показывая, что собирается идти на посадку. Взгляд борттехника замер на изувеченном лице товарища, и он с дрожью в голосе произнес:
     - Дим, ты дотянешь? Дим, ты слышишь меня?
     Майор облизнул пересохшие губы и кивнул головой. Он на эту «вертушку» молился, он любил ее, как живое существо. Сколько раз она его выносила из огня. А сколько жизней спасла другим. Более двухсот раненых военный летчик (сегодня он подполковник) сибиряк Дмитрий Соловьев вывез в лазареты и госпитали, не раз садился под свинцовым дождем и разрывами мин. Теперь теряющий по каплям собственную жизнь офицер продолжал фанатично верить в свою машину. Снижаясь, он знал, что садится на территорию, занятую федеральными войсками. Увидел в продырявленный пулями блистер бегущих к вертолету людей.
     … Лицо, камуфляж, ручка управления и приборная панель - все в крови, а мысли, как потревоженные выстрелом птицы: «Да что за судьба в нашем роду такая, затыкает рот? Неужели я, как и дед, не смогу говорить? Ну это мы еще посмотрим. Во всяком случае я дышу и соображаю, вижу деревья и траву, людей и машины. Значит, я живу… Интересно, кто здесь? А-а-а, ну да, бригада ВДВ, десантники, недавно забирал их раненых...»
     - Дед Евгений, по материнской линии, меня воспитывал, - рассказывает заместитель командира отдельного вертолетного полка по летной подготовке подполковник Соловьев. – Меня и моих двоюродных братьев. В семье каждого из его троих сыновей родилось по мальчику. Когда я учился во втором классе, дед перенес операцию по опухоли горла и после нее перестал говорить. Он воспитывал нас, своих внуков, немой. Мы понимали его жесты, движение глаз и губ, угадывали мысли. А чтобы за непослушание схватить за ухо или стегнуть ремнем – никогда. Мягкий, контактный человек. Свои беды и невзгоды он не сгонял на других людей, тем более на детей и внуков.
     Евгений Евгеньевич хлебнул горя не на одну человеческую жизнь. Фронтовик, о собственных подвигах скромно умалчивал даже в семейном кругу. Лишь жене, Антонине Гордеевне, рассказывал, что вспоминал ее милое лицо и под ураганным огнем фрицев под Сталинградом, и когда его заваливало в разрушенном блиндаже землей и бревнами в ходе Венской операции, и когда был контужен…
     Два внука – офицеры: Андрей – тыловик, Дима – летчик.
     - Я с детства много читал об авиации и, конечно, всегда мечтал о ней, - вспоминает Дмитрий Борисович. – Но так получилось, что сначала год отработал слесарем-инструментальщиком на Волжском автозаводе. Потом полтора года отслужил срочную под Ярославлем, в войсках РЭБ. Оттуда подал рапорт в Сызранское училище летчиков. Окончил его в 1987 году по специальности летчик-инженер.
     Офицерскую службу начал в одном из вертолетных полков ГСВГ в должности летчика-штурмана, со временем стал штурманом звена, а когда войска выводили из Группы, был уже командиром вертолета, летчиком 3-го класса. Но через три года отдельный вертолетный полк в Курске, где продолжил службу Дмитрий, расформировали. Молодого авиатора отправили в ЗабВО. Сначала служил в Могочи, потом в Нерчинске - командиром звена, заместителем командира эскадрильи. Теперь он в Западной Сибири заместителем командира отдельного вертолетного полка по летной подготовке. Был трижды в Чечне: в 1995-м, 2000-м и 2003-м. В активе офицера более 3.800 часов налета, из них 700 - боевые.
     … А ведь он мог тогда и не лететь, никто и слова не сказал бы в упрек. Никто из тех, кто летом 2000-го шерстил чеченские горы на земле и с воздуха на основном направлении боевых действий - ботлихском. Вышел приказ командующего группировкой – в связи с высокой температурой запретить полеты. В очень жаркую погоду турбовинтовые движки слабеют, не тянут как нужно. Вот только получилось все, как на войне.
     12 июня майора Соловьева срочно вызвали на ботлихский аэродром. Группа спецназа проводила минирование горных троп, по которым боевики могли перебраться из Чечни в Дагестан. В общем-то раньше они так безнаказанно и гуляли, занимаясь грабежами и разбоями. Спецназовцы выполнили задачу, но при выходе из ущелья заплутали, так как облака окутали горы. В горах они представляют густой туман. Несколько минеров сорвались с обрыва и серьезно пострадали. Товарищи помогли им выкарабкаться. Уцелевшие тащили на себе раненых. Группа сумела добраться до вертолетной площадки Валдамицу. Соловьеву поручили слетать туда и забрать спецназовцев. Он прорвался сквозь молоко туманов и доставил обессиленных минеров в Ботлих. Казалось, ну что, парень, отдыхай. Не получилось. Пришлось задержаться на несколько суток – туда доставь боеприпасы и воду, эвакуируй раненых мотострелков, там забери группу десанта, а там командированных. Словом, обычная работа вертолетчика на войне.
     И вот однажды, когда Дима уже засобирался обратно, на свой аэродром, к нему подошли командир ботлихского спецназа подполковник Константин Ф. и офицер контрразведки.
     Жара стояла жуткая.
     - Помочь не можешь? – Ф. смотрел из-под бровей пристально, в то время как взгляд «особиста» не выражал эмоций, так себе – ни холодная, ни теплая водичка. Эти офицеры хорошо знали о том самом приказе командующего, а температура шкалила под плюс 50. С утра еще, когда прохладно, вечером или ночью можно было летать, а вот теперь - жарь яйца пернатых в песке.
     - А в чем помощь? – зевнул Дмитрий, уставший за эти дни от чеченского зноя.
     - Понимаешь, командир, очень нужно, причем срочно, сейчас, - продолжал Ф., не отрывая от летчика цепкого взгляда, а «особист» в знак такой необходимости лишь молча кивал головой.
     - Ну-у, если о-очень – тогда полетели, - сказал Соловьев.
     Заговорил и контрразведчик. Он объяснил авиатору, что несколько минут тому назад из допроса двух пленных, захваченных спецназовцами, стало известно о намерении местных жителей прогнать большое стадо скота по тропе, охраняемой людьми Ф. Пленные боевики сказали, что стадо погонят 50 всадников на родовые пастбища чеченцев в Дагестане. Не слишком ли много пастухов? Спецназ без проверки не пропустит в горах даже несколько человек на лошадях, а тут целый эскадрон. Дело было, конечно, вовсе не в поиске более густой и сочной травки для чеченских овец и баранов. По показаниям пленных, подтверждаемых агентурными данными, боевики намеревались под видом одного из пастухов переправить в Дагестан, а оттуда на Запад для лечения террориста Басаева. От жары у главаря бандформирований началась сухая гангрена ноги. Но на лошади он ездил и с оторванной ступней, что даже в сводке теленовостей показывали.
     - Командир, выручай, - с мольбой в глазах просил Ф. – Наш отряд снесут, мы не удержим 50 всадников.
     - Пришлось на время забыть о запрете не летать в жару, - вспоминает подполковник Соловьев.
     Победителей не судят — война. Дима брал по пять человек с легким и тяжелым вооружением, минометами и крупнокалиберными пулеметами и летал на соседнюю высотку, откуда спецназовцы планировали организовать по «пастухам» перекрестный огонь.
     Закончилось все ничем. Никакого скота там не гоняли, всадники не появлялись. Чеченские боевики воевать умеют. Они видели, куда зачастила летать «восьмерка», и все поняли. На следующий день отомстили летчику, отправив на соседнюю высотку снайпера. Потом на Ми-8 насчитают пять пулевых попаданий: по два на лобовой части вертолета и в бронежилетах, лежащих на нижнем остеклении кабины, еще одним выстрелом был поврежден правый подвесной топливный бак. Пуля, предназначавшаяся Дмитрию, пробив лобовое стекло, деформировалась, разлетелась на части: оболочка и свинец ударили майору в лицо, сердечник – в плечо.
     * * *
     Лопасти продолжали вращаться, вздымая пыль, когда из «восьмерки» вышел Красноштан.
     К вертолету подбежали несколько человек в камуфляжах. Один из них, старший лейтенант, еще не отдышавшись, крикнул борттехнику:
     - Что сюда сели? Вы не дотянули до площадки метров четыреста. Вон она, - махнул рукой офицер.
     - Дружище, нас обстреляли под Сержень-Юртом, - объяснил Сергей. – Понимаешь, подбили…
     - Пострадавшие есть? – кричал старлей, стараясь перекричать шум лопастей.
     Ответом десантнику стало появление Дмитрия. Он вышел из вертолета с окровавленным лицом, шатаясь, в пропитанном кровью камуфляже. Хотел что-то сказать, но лишь дрогнули уголки разорванных губ и глаза потускнели.
     - Сейчас поможем, подгоним машину, - спешил старший лейтенант. – А ну-ка быстро, - прикрикнул он на подчиненных.
     - Да какая машина? – перебил офицера один из сержантов. – Мы его сейчас на носилках донесем.
     От потери крови у Дмитрия началось головокружение, он чувствовал, что еще немного — и потеряет сознание. Солдаты что есть сил бежали с раненым на носилках к «бабочке» - санитарному ЗИЛу.
     Промедол, первичная обработка, антибиотики… Вызвали вертолет.
     - Лицо мне сшили сразу, а вот достать из плеча сердечник пули оказалось сложно, он пробил сустав насквозь и где-то на выходе застрял, - рассказывает подполковник Соловьев о своем двухмесячном лечении в нескольких госпиталях. – Я не спрашивал у хирургов, какая там из косточек повреждена, мне это не интересно. Главное, спасибо врачам - они меня «заштопали», вылечили и допустили к полетам.
     Подполковник Соловьев перенес на плечевом суставе четыре операции. В его теле до сих пор мелкие свинцовые осколки от той пули. Но он, русский летчик, летает и с осколками в теле.
     В 2003 году Дмитрия опять отправили во главе эскадрильи в Чечню. И хотя в то время активность боевиков уменьшилась, работы авиаторам хватало. Задачи прежние – эвакуация раненых, доставка десантов и командированных.
     - Удобнее работать со спецназом, - считает летчик. – Это обученные люди. Они знают, с какой стороны подойти к вертолету, и никогда не растеряются при обстреле. В 2000-м эвакуацию раненых часто приходилось проводить в ходе боестолкновений. Спецназовцы оказывали боевикам настолько мощное противодействие, что практически всегда подавляли все их огневые точки. На площадке вертолет очень уязвим.
     …Однажды в солнечный мартовский день 2000-го в районе Аргуна боевики нанесли удар по колонне техники Внутренних войск. «Вэвэшников» прикрыли две пары Ми-24. Отработав по огневым точкам противника, «двадцатьчетверки» ушли на обратный курс. Командующий Восточной группировкой генерал-майор Сергей Макаров решил отправиться к месту нападения на колонну на «восьмерке» майора Соловьева, чтобы уточнить обстановку. Генерал прихватил с собой группу десантников. Но никто не знал, что площадка, на которую предстояло сесть Ми-8, пристреляна минометной батареей противника. А как это проверишь? Едва Дмитрий посадил машину и из нее выскочили генерал и десантники, как по «восьмерке» был открыт минометный огонь. Бортовой техник капитан Герман Дорошенко заметил, откуда стреляли, и ответил очередями из пулемета. Нужно было быстрее уходить: в такой обстановке «вертушка» - просто мишень. «Голубые береты» заняли места в вертолете, а командующий немного задержался. Мины рвались уже рядом с Ми-8. Генерал под прикрытием брони БТРа по-пластунски заполз под лопасти «вертушки», потом, изловчившись, запрыгнул в кабину. Дмитрий знал, что будет обстрел по курсу взлета, и вопреки логике выехал на грунтовую дорогу. От работающих лопастей поднялось облако пыли. При такой видимости летчику очень сложно привязаться к земле. Командир «восьмерки» дорогу не видел, а лишь «крышу» того самого БТРа, который прикрывал командующего, когда он бежал и полз к вертолету. Дмитрий выполнил над бронетранспортером сложный маневр с разворотом на 120 градусов и выскочил из пыльного облака совершенно другим курсом. Обстрел остался где-то справа, позади.
     - Сложные фигуры пилотажа, умение работать в боевой обстановке, порой с риском – это приходит не сразу, этому нужно учиться, - в задумчивости говорит подполковник Соловьев. – Но грань страха, понимание того, что тебя могут не только покалечить, но и убить, нужно переступить. На войне - войсковое братство. Я знал, что на той же площадке меня прикроет огнем солдат. И если он ранен, я его не брошу. Тяжело переносить гибель товарищей. Мы этих ребят не забудем - Дорошенко, Загийдулин, Мошняков. В первую войну погиб экипаж, в 2003-м - два дальневосточных экипажа Ми-24. В скорбном 2000-м мы тоже потеряли несколько экипажей.
     * * *
     О высоком летном мастерстве подполковника Соловьева помнят многие из тех, кого он спас от неминуемой смерти.
     - В госпитале Бурденко, в отделении суставной хирургии, со мной в палате лежал с загипсованными ногами старший оперуполномоченный группы ФСБ «Вымпел» майор Павел П., - рассказывает Дмитрий Борисович. – Он меня спросил: ты такого-то числа там-то и там-то забирал раненого? Я ответил: «Не помню, я их столько забрал, более двухсот». П. стал рисовать прошлое событие в деталях, и я понял, что действительно забирал «тяжелого» в 20 километрах от Новогрозненского. В тот день был очень ранний вылет. При перелете в Каспийск меня перенацелили, дали координаты точки, где надо эвакуировать офицера группы «Вымпел». В воздухе назначили прикрытие – пару Ми-24. Кстати, интересная посадка была. Чтобы примоститься на блокпост, мне очень мешала полевая кухня. Я ее подвинул корпусом вертолета, правой задней стойкой, метра на три-четыре и сел. Из леса выехала БМП, на броне лежал раненый. Над ним склонился человек в разгрузке и дул в какую-то трубку, позже я узнал, что это был врач группы «Вымпел». Когда он отстранился, я заметил, что у раненого на ногу надета вакуумная шина. Картина тяжелая: открытый огнестрельный перелом бедра, сверху я увидел сквозь простреленную ногу землю, увидел дыру в ноге выше колена диаметром в несколько сантиметров. Была снайперская дуэль. Бандит не попал в коленную чашечку, а чуть выше. Переносить на плащ-палатке офицера не стали, у меня всегда в вертолете были санитарные носилки. Я его в Ханкалу, в госпиталь. П. сказал: «Тебе привет от этого офицера. Он называет тебя крестником. Выжил. У него было выбито семь сантиметров кости, но сделали операцию, поставили аппарат Илизарова, теперь человек ходит». С тех пор для офицеров группы «Вымпел» я стал как побратим, они приносили продукты, телевизор в палату поставили, всегда очень тепло ко мне относились.
     * * *
     Подполковник Соловьев награжден орденом Мужества и медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» с изображением мечей. Он один из лучших летчиков отдельного вертолетного полка, которым командует полковник Руслан Обухов. Все, что мне говорили авиаторы, характеризуя Дмитрия Борисовича, можно по смыслу передать одним словом – профессионал! Эскадрилья, которой он не так давно командовал, стала лучшей в полку. В ней служат те, кто не мыслит свою жизнь без неба, офицеры, прошедшие «горячие точки», - заместитель командира майор Альберт Сабитов, командир звена майор Сергей Буховец, командир вертолета капитан Евгений Золотарев, борттехник старший лейтенант Максим Продайвод. Многие авиаторы имеют боевые награды.
     - У Соловьева есть чему учиться и новичкам, и опытным летчикам, - были единодушны командир полка, начальник штаба подполковник Владимир Гежа и заместитель командира части по воспитательной работе подполковник Виктор Деляев.
     - Еще года два тому назад у нас были серьезные трудности с поставками горючего для техники, - рассказывает об организации боевой подготовки в полку подполковник Соловьев. – Сейчас полеты и стрельбы проходят регулярно, как днем, так и ночью, в различных погодных условиях. Похоже, мы пережили застой в авиации.
     Во всех эскадрильях «восьмерочников» освоили полеты с внешней подвеской, когда на десятиметровом тросе подвешивается двухтонный груз. Так авиаторы учатся доставлять негабаритные грузы. Например, для выполнения высотных монтажных работ, когда по различным причинам невозможно использовать кран. Кстати, Герой Советского Союза Николай Майданов, посмертно получивший и звание Героя России, таким способом доставлял артиллерийские орудия.
     Ежегодно в каждой эскадрилье проводится одно тактико-специальное учение, а после и ТСУ полка. Кроме того, вертолетчики регулярно привлекаются к наземным тактическим учениям общевойсковых соединений и частей СибВО. В ходе розыгрыша боевых эпизодов спланированы удары армейской авиации.
     * * *
     У подполковника Соловьева двое детей.
     21-летняя Юля работает в полку в летной офицерской столовой и очень любит прыгать с парашютом.
     18-летний сын Евгений (Дмитрий Борисович назвал его в честь своего деда) перед выбором будущей профессии заявил на семейном совете, что пойдет куда угодно, но только не в авиацию. Женя считает, что оплата ратного труда летчиков далеко не соответствует той степени риска, которой они подвергаются даже в мирных условиях. А еще сын как-то спросил у отца: «Папа, неужели за двадцать четыре года службы в армии ты не заслужил квартиру? Ты ведь воевал, у тебя боевые награды, тяжелое ранение. Почему так?» Этого не знает и супруга летчика Ирина, все эти годы кочевавшая с мужем по гарнизонам.
     Дети летчика выросли, но не знают, что такое иметь собственное гнездышко. Похоже, в нашей стране уже давно некому позаботиться о таких, как подполковник Соловьев. А они летают и с осколками в теле. И будут летать.
     Прав сын летчика. Непросто работать в воздухе на сегодняшней технике. За время службы у Дмитрия Борисовича - семь вынужденных посадок.
     - Были отказы гидросистемы, различных агрегатов, иногда садился не на свой аэродром, случалось, вне аэродрома, - рассказывает офицер.
     Как раз в этот момент я шел с летчиком аллеей у строевого плаца и мы встретили начальника штаба полка.
     - Скоро восемнадцатое, - хитро подмигнул подполковник Гежа. – Кажется, на этот день запланированы полеты. Дмитрий Борисович, смотри сам…
     Я заметил, что теперь уже начштаба не улыбался.
     Приметы, магия чисел завораживаю
     т в большей мере людей впечатлительных, а подполковник Соловьев по жизни прозаик. Но тут, хочешь не хочешь, а задумаешься. 18 июня 2000-го он был ранен, 18 мая 2004-го совершил вынужденную посадку из-за отказа гидросистемы, 18 марта прошлого года – отказ двигателя, потом в нем обнаружили трещину, из-за нее разрушился силовой агрегат.
     - Ночью спите спокойно? - уже прощаясь, спросил я у Дмитрия Борисовича.
     Офицер удивленно пожал плечами:
     - Нормально.
     - Небо не снится?
     Он рассмеялся:
     - Летчику не должны сниться ни небо, ни жена. Потому что это будет уже ненормальный сон.