на главную страницу

16 Августа 2006 года

Невидимый фронт

Среда

Маркус ВОЛЬФ:
«Большинство немцев понимают значение России для Германии и ее будущего»

Беседу вел Александр БОНДАРЕНКО,«Красная звезда».
Фото Надежды ТИХОМИРОВОЙ.



Наш собеседник Маркус (Михаил Федорович – для русских коллег) Вольф родился в 1923 г. в Германии, в семье врача, к тому же известного литератора. В 1933 г. его родители-коммунисты бежали от нацизма во Францию, в 1934 г. – в СССР. После окончания школы Вольф поступил в Московский авиационный институт; с 1942 г. проходил подготовку в школе Коминтерна для подпольной работы, но после роспуска Коминтерна был направлен диктором и комментатором на радиостанцию «Дойчер фольксзендер». С июня 1945 г. – на Берлинском радио, был корреспондентом на Нюрнбергском процессе. С ноября 1949 г. – 1-й советник посольства ГДР в СССР. В августе 1951 г. зачислен в создаваемую Внешнеполитическую разведку ГДР; в декабре 1952 г. назначен ее руководителем; вышел в отставку по собственной просьбе 30 мая 1986 г. Под руководством генерал-полковника Вольфа восточногерманская разведка стала одной из лучших спецслужб мира. Его называли «человеком без лица», потому как западные спецслужбы очень долго не могли установить, кто руководит гэдээровской разведкой, и заполучить его фотографии. После объединения Германии Маркус Вольф уехал в Австрию, затем в СССР. Возвратился 24 сентября 1991 г., был арестован по обвинению в «измене родине» (?!), в конце 1993 г. приговорен к шести годам лишения свободы. Приговор был отменен в 1995 г. В настоящее время живет в ФРГ, автор книг «Игра на чужом поле», «По собственному заданию», «Друзья не умирают» и др.

     С Маркусом Вольфом мы беседовали в Москве, в начале этого месяца. Поздоровавшись, он сказал: «По-моему, мы с вами уже встречались». - «Да, почти три года тому назад, на пресс-конференции. Вы мне тогда надписали вашу книгу». – «Вот я и вижу, что ваше лицо мне знакомо!» Можно не уточнять, что я был далеко не один, кто тогда подходил к знаменитому разведчику…
     - Михаил Федорович, давайте начнем с сегодняшнего дня: где вы сейчас живете?
     - Живу по-прежнему в Берлине. А летом в основном на даче близ Берлина. У нас пять кошек - моя жена увлекается кошками, - и с ними трудно переезжать с одного места на другое. Когда мы живем на даче, в лесу, к нам приходят все окрестные кошки, зная, что у нас хорошо кормят…
     - Квартира у вас та же, что была в ГДР?
     - Да, в эту квартиру в самом центре Берлина мы переехали в 1987 году - как раз закончилась новостройка - и мы живем прямо у реки Шпрее...
     - Чем вы занимаетесь, как у нас раньше говорилось, «на заслуженном отдыхе»?
     - Занимаюсь я по-прежнему своими мыслями, в основном размышлениями о прошлом. Мои писательские идеи, естественно, тоже связаны с этой темой. Все мои книги связаны с воспоминаниями о прошлом. Даже такая, может быть, немножко необычная для человека моей профессии книга о секретах русской кухни - и она, конечно, тоже связана с Россией, с многолетней жизнью здесь и с постоянными приездами сюда...
     - Читавшему ваши книги трудно разговаривать с вами о работе в разведке: то, что можно, вы уже описали, так что ничего нового не расскажете, особенно в отношении конкретных людей и событий… Поэтому вопрос на другую тему: наша газета опубликовала ряд материалов о том, была ли неизбежной гибель СССР – в этой связи я хочу вас спросить, была ли обречена ГДР?
     - Когда я выступал на митинге в Берлине 4 ноября 1989 года, я еще верил в то, что возможна реформированная ГДР, на новых демократических и экономических началах. Но 9 ноября была открыта граница, и вскоре после этого мне стало ясно, что это была иллюзия... В условиях, которые сложились тогда – и у нас, и в Советском Союзе, и в других странах, которые называли себя социалистическими, – это объединение было уже неизбежным. Рассматривать судьбу ГДР в отрыве от того, что произошло во всем «социалистическом содружестве», совершенно невозможно. Хотя, конечно, тут многое могло произойти по-другому.
     - Ну да, скажем так, менее болезненно и более честно. Но почему был допущен худший вариант развития событий?
     - Сейчас, задним умом, обо всем можно судить очень разумно. Я написал книгу о событиях 1989 года – она вышла и на русском языке – «По собственному заданию». Если нынешними глазами смотреть по датам, как все это происходило, то просто удивляешься, насколько неизбежной кажется эта динамика развития событий... Хотя смещение Хонеккера, независимо от всего другого происходящего, действительно было неизбежно.
     - Почему?
     - Потому что в ГДР были очень велики противоречия, нарастал кризис, но Эрих Хонеккер настолько сопротивлялся действительно нужным реформам, что не только в самой Социалистической единой партии Германии, СЕПГ, тогда нашей руководящей партии, но даже и внутри Центрального Комитета, и, наконец, в Политбюро нарастал вопрос о необходимости замены...
     

     У нас, восточногерманских разведчиков, не было чувства, что мы имеем дело с представителями «великой державы», которые относятся к нам как к «младшим братьям».
     

     - По опыту нашей страны - по тому, как в свое время «ближнее окружение» удерживало полностью исчерпавшего все свои ресурсы Брежнева, - можно понять, что если Политбюро желало отставки Хонеккера, то действительно положение было критическим.
     - Да, ведь даже последовавшая замена всего руководства ГДР и чрезвычайный съезд партии уже не смогли изменить последующий ход событий. Уже действительно такая инерция была, что остановить это оказалось невозможно. Хотя были готовы проекты реформ, их разрабатывали наши молодые ученые, но в той обстановке, которая сложилась в ГДР, реализовать эти идеи уже было невозможно.
     - Насколько неожиданно все это было для ФРГ? Или, как считают многие, все происходило по западным сценариям?
     - Хотя некоторые сейчас так и утверждают, но на самом деле все это было неожиданно и для руководства ФРГ. До осени, лучше сказать, до лета 1989 года, вряд ли кто в Западной Германии предполагал подобное развитие событий. Но когда уже все назрело и когда кризис действительно был на виду…
     - В чем это выражалось?
     – В стремлении все большего количества граждан ГДР покинуть страну... Известно, например, что открытие венгерской границы с Австрией, куда устремились многие беглецы, произошло с прямым участием западнонемецких лидеров. Тогда, конечно, это все отвергалось и опровергалось, но сейчас и Гельмут Коль, и тогдашний венгерский министр иностранных дел приписывают это себе в заслугу.
     - Американцы и англичане тоже поспешили включиться в этот процесс не то разрушения, не то объединения?
     - Учтите, в то время я уже несколько лет был вне службы, но знаю, что американцы, естественно, тоже активно в это включились. В Бонне появился посол, бывший генерал Уокер, который проявил довольно большую активность… Зато ни у англичан, в частности у Маргарет Тэтчер, ни у французских лидеров перспектива объединения Германии большого восторга не вызвала. Это тогда было очевидно! Так что подход у всех оказался различный…
     - Ну да, все принимали решения и действовали в зависимости от собственных национальных интересов… За исключением, разумеется, советского руководства.
     - Зато западнонемецкий канцлер Коль прекрасно понял возможности, заключенные в этой ситуации, и энергично воспользовался абсолютно всеми, в том числе знанием позиции Горбачева, Шеварднадзе и других представителей советского руководства. Это сказалось на последних встречах, результаты которых многие в ГДР восприняли болезненно. В частности, в Архызе, когда ГДР фактически была отдана на откуп…
     - Говоря прямо, предана?
     - Да.
     - Пожалуй, на эту тему больше вопросов нет… Михаил Федорович, давайте лучше обратимся к тем, кого изначально именуют «людьми без страха и упрека». Как складывались отношения вашей службы с советской внешней разведкой?
     - Говорю без преувеличений, что у нас были дружеские, партнерские отношения. По-моему, это было и на разных уровнях – от руководителей до рядовых работников. Конечно, в личном плане это было по-разному, но, главное, у нас не было чувства, что мы имеем дело с представителями «великой державы», которые относятся к нам как к «младшим братьям». Прежде всего между нами было взаимное уважение.
     - Между вашими службами осуществлялся обмен оперативной информацией. Понятно, что происходить по принципу «вы нам – столько, мы вам – столько же» он не мог, однако можно ли называть его адекватным?
     - Я скажу, что этот процесс был не то что взаимовыгодным – скорее взаимополезным. Очень полезным! Конечно, мы давали больше разведывательной информации, чем получали сами, но мы полностью сознавали, что даем эту информацию нашему главному союзнику, который несет большую ношу всех обязанностей, всех расходов на наше общее дело – защиту нашего союза.
     - Какая информация от советских коллег представляла для вас наибольший интерес?
     - Информация по тем странам, где мы были представлены слабо.
     - Можно ли сравнить взаимоотношения между партийно-государственным руководством СССР и ГДР и разведками?
     - Только если говорить общо и глобально. Анализируя сейчас, задним умом, отношение лидеров Советского Союза к ГДР, к нашему руководству, я понимаю, что мы были для них маленьким государством, полностью от них зависящим. Об этом я пишу в книге «Игра на чужом поле» - о тех примерах, когда руководители СССР оказывали прямой нажим на наше руководство. Так, Хонеккеру было указано, что ему не надо выезжать для официальных встреч в Западную Германию… В наших отношениях с советскими коллегами ничего подобного не было!
     

     Нам стал известен так называемый «монастырский путь», когда целый ряд бывших эсэсовцев, воспользовавшись связями с церковью, через Италию и Испанию прошли в Южную Америку.
     

     - Как развивались ваши контакты с советской разведкой?
     - На первых порах наше сотрудничество в основном происходило в Берлине – на уровне представителей КГБ СССР при Министерстве государственной безопасности ГДР, которых тогда еще называли «советниками». Затем, когда Первое главное управление КГБ возглавил Александр Михайлович Сахаровский, к которому я относился с большим уважением младшего к старшему – и по возрасту, и по опыту разведки, проводились коллегиальные встречи по обмену опытом уже и в Берлине, и в Москве... Если же говорить про Владимира Александровича Крючкова, то тут мы уже на равных действовали, и он, по-моему, по крайней мере на первых порах, был заинтересован воспользоваться моим большим опытом... А с Леонидом Владимировичем Шебаршиным я встречался в то время, когда был в Москве - фактически в изгнании.
     - Как тогда относились к вам ваши коллеги?
     - Это был очень тяжелый период, когда уже нельзя было восторгаться шагами руководства Советского Союза... Но это никак не сказалось на наших взаимоотношениях, на отношении ко мне и к моим бывшим немецким коллегам, в том числе к нашей агентуре, которая пострадала. Надо отдать должное советским коллегам, которые оказывали нам всю возможную помощь! В этом плане у меня остались очень приятные воспоминания.
     - Михаил Федорович, вам приходилось работать и с руководством КГБ СССР…
     - Здесь прежде всего надо сказать про Юрия Владимировича Андропова, к которому я всегда относился с большим уважением. Я имел определенное впечатление о его предшественниках: с Серовым несколько раз встречался, с Шелепиным, с Семичастным, но это несравнимые величины! Андропов – личность совершенно иного масштаба. Особенно это чувствовалось по его отношению к разведке, к внешней политике – это был совсем другой подход… Кстати, это немножко сказалось и на моей работе, потому что первоначально наш министр государственной безопасности Эрих Мильке к разведке относился не с таким большим уважением. Он считал, что главное – ловить шпионов. Но так как он тоже относился к Юрию Владимировичу с большим уважением, то его отношение к разведке положительно сказалось и на нашей работе…
     - Вам приходилось работать с руководством Главного разведывательного управления?
     - Мы встречались с генералом Петром Ивановичем Ивашутиным, знали друг друга, но это были официальные встречи, сотрудничества между нашими структурами не было.
     - В каком направлении развивались отношения вашей службы с разведками социалистических стран?
     - Отношения с нашими коллегами, исключая румын, потому что с ними отношений у нас вообще не было, только по линии контрразведки, были партнерскими. Конечно, в разные периоды бывало по-разному, но с нашими польскими, чешскими, венгерскими, болгарскими коллегами мы встречались не только на формальных многосторонних встречах, которые не очень много давали, но и по конкретным делам. У нас было сотрудничество. В большей степени, естественно, по линии научно-технической разведки, где возникало больше вопросов общих и были возможности обмена. Отношения были партнерские, неплохие.
     - Известно, что советская разведка не работала на территории соцстран. А разведка ГДР?
     - В принципе не работала, но в некоторых ситуациях, как, например, в Чехословакии в 1968 году или в Польше в 1980–1981 годах, проводились отдельные мероприятия, чтобы узнать, какая там обстановка. В основном это было согласовано с нашими партнерами, иногда даже по их просьбе и с их помощью мы пользовались возможностями, которые были с территории ГДР или с помощью наших агентов на Западе.
     - Вы сказали про своих агентов… Сейчас, когда налицо тенденция искажения истории СССР и союзных с ним государств, неизбежно возникает вопрос: на какой основе люди соглашались работать с вашей службой? Известно, что у разведки ГДР были очень серьезные помощники.
     - В отличие от распространенных стереотипов, что у нас работали за деньги или были шантажированы, например злоупотреблением сексуальной связью и т.д. я могу с полной уверенностью сказать, что в основном ценную информацию мы получали от агентов, которые работали из политических убеждений. Не коммунистов, не марксистов по мировоззрению, но людей различных политических убеждений, с которыми мы находили общность взглядов. На первых порах это была большая неприязнь к американской политике, когда они были оккупационной властью; потом – к атомной политике американцев, угрожавших новой войной. Потом это больше стало переходить на вопросы разрядки в международных отношениях, объединения Германии - это было одним из пунктов, который нас сближал: ГДР долгие годы выступала за единую Германию.
     

     У меня было несколько интересных агентов - ведущих масонов, поэтому я лично узнал немножко больше об этой структуре и о роли масонства в практической политике.
     

     - Германия воссоединилась. можно ли говорить, что все проблемы решены и все немцы счастливы?
     - Нельзя сказать, что обе части Германии уже совсем объединились. Объективно существует огромная разница: если взять только экономический фактор, то безработица в Восточной Германии почти в два раза больше, чем в бывших землях Западной. Промышленность на территории бывшей ГДР еще далеко не встала на ноги, а то, что существует, в основном находится в руках западнонемецких собственников. Еще большая разница ментальная – мышление у старшего поколения, у многих людей среднего возраста значительно отличается. Об этом говорят и результаты выборов, которые очень отличаются в Западной Германии от Восточной. Даже районы Западного Берлина и районы Восточного Берлина голосуют совершенно по-разному…
     - Причины этому нужно искать в прошлом или в настоящем?
     - Это связано со многими факторами... Естественно, 40 лет существования государства ГДР невозможно просто вычеркнуть, хотя стремления к этому были и до сих пор существуют. У значительной части населения Восточной Германии сохраняется обида, что их биографии, которые связаны с честным трудом на благо своей страны, просто уже выкидываются из памяти, подвергаются искажениям. Думаю, эти расхождения в менталитете удастся преодолеть только через целый ряд поколений.
     - Между тем буквально на наших глазах успешно объединяется почти что вся Европа…
     - Я могу высказать только свое личное суждение, что, несмотря на эффективно происходящий процесс объединения, на усиление Европейского Союза, национальные структуры, по-моему, еще долго будут играть решающую роль.
     - Идея «единой Европы» не нова: ее практически пытался воплотить Наполеон, а теоретически отрабатывали разного рода «наднациональные» структуры. Например, «Бильдербергский клуб», созданный в Голландии в 1950-х годах... Ваша служба занималась этими вопросами?
     - Естественно, когда разведка ГДР существовала, эти вопросы нас очень интересовали - у нас было специальное направление по Европейскому Союзу и Общему рынку. У меня было несколько интересных агентов – ведущих масонов, поэтому я лично узнал немножко больше об этой структуре и о роли масонства в практической политике. Поэтому могу сказать, что в публикациях роль масонства преувеличивается… Что касается Бильдерберга, мы, конечно, следили за этим, у нас была пара агентов, которые давали информацию по этому направлению.
     - Михаил Федорович, а «вольные каменщики»-то с вами на какой основе работали?
     - Как и большинство наших ценных агентов, на основе политического убеждения. Не масонского убеждения, конечно, нет! В моей книге «Друзья не умирают» есть глава «Сэр Вильям». Я не раскрываю его фамилии, хотя в Германии знают, что речь идет о Вильяме Борме, одном из лидеров Либеральной партии, которая потом стала Свободной демократической партией. По возрасту он был старейшим в бундестаге, поэтому даже открывал очередную сессию, был близок к Вилли Брандту…
     - Простите, а… к вам? Пока что никаких предпосылок к этому я не вижу…
     - Во время войны он руководил предприятием, у него работали советские военнопленные, которые потом за него заступились, и он не был подвергнут репрессиям… Но он чувствовал свою вину по отношению к Советскому Союзу и стремился делать все, чтобы войны больше не было. Потом так получилось - видимо, это было не совсем доказано, но он был осужден в ГДР за связь с английской разведкой и «подрывную работу». Борм был осужден на 10 лет, 9 отсидел. В тюрьме с ним установил контакт ответственный за политическую работу среди заключенных, снабжал его литературой. Он очень интересовался историей России, СССР, и когда был освобожден, мы с ним установили отношения, не оказывая никакого нажима! Он знал, кто я, и у нас был политический контакт. Более того, мы с ним стали друзьями. Борм был абсолютный противник политики Аденауэра, политики американцев и потому оказался в оппозиции к политике Геншера, который покинул коалицию с Брандтом.
     - Но мы говорили о масонстве…
     - То, что Вильям Борм был масоном, я узнал значительно позже, когда он мне объяснил, почему он сумел пережить длительное заключение не в самых лучших условиях. Он использовал это время для собственного познания. Борм подарил мне томик стихов, которые написал в тюрьме, где он благодарит своих «братьев»-масонов, которые дали ему силу, чтобы преодолеть такое трудное испытание… Это – один масон, еще был другой, социал-демократ… Но для меня масонство, как таковое, большой роли не играло.
     - Тогда вопрос о другой «тайной секте», как именуется СС в очень интересной книге Хайнца Хёне «Черный орден СС». Биографии многих руководителей и сотрудников гитлеровских спецслужб, приведенные в этой книге, заключены знаком вопроса: куда исчезли эти люди в 1945 году, неизвестно…
     - Естественно, вопрос, куда пропали бывшие лидеры СС и гестапо, был одной из тех задач, которые мы решали. Конечно, тут у наших советских коллег была фора – наша разведка была создана только в 1951 году, мы начали с нуля, больших познаний у нас не было... Но кое-каких успехов в этом направлении мы достигли: нам, например, стал известен так называемый «монастырский путь», когда целый ряд бывших эсэсовцев, воспользовавшись связями с церковью, через Италию и Испанию прошли в Южную Америку. Этот факт нам известен и абсолютно доказан... Поэтому, кстати, израильский «Моссад» нашел в Аргентине этого Эйхмана, потом врача-убийцу Менгеле и других...
     - А ваша служба?..
     - Прямо скажу, что у нас таких успехов не было… Мы знали, например, что в Чили существует такая точка, где укрылись многие, но возможностей серьезно заняться их розыском у нас не было.
     - Разве вы не работали в странах Латинской Америки?
     - Работа там у нас началась очень поздно, потому что в результате так называемой доктрины Хальштайна у ГДР не было в этих странах посольств. Когда случился путч в Чили и Сальвадор Альенде был убит, у нас там не оказалось ни одного работника, ни одного агента! В нашем представительстве укрылись несколько лидеров Народного единства, и тогда мы вынуждены были импровизировать... Переворот, который, с моей точки зрения, представлял собой явный акт терроризма, произошел 11 сентября 1973 года, поэтому, когда речь идет о терроризме, не нужно связывать эту дату только с событиями 2001 года в Нью-Йорке!
     - Не совсем понятно, каким образом вы получали информацию, не имея в стране ни своих сотрудников, ни агентов?
     - По многим странам мы получали очень важную и достоверную информацию от наших источников в Западной Германии. В частности, у нас был целый ряд очень важных агентов в Федеральной разведке – о них сейчас публично известно; были очень хорошо работавшие агенты в МИДе ФРГ. Фактически глазами Западной Германии, их дипломатов и агентов-разведчиков мы могли восполнить нашу слабость во многих странах.
     Есть версия, что во времена третьего рейха в Антарктиде была создана база подводных лодок и что уже в послевоенное время американская эскадра была атакована кораблями и самолетами с опознавательными знаками гитлеровской Германии…
     - Тут я не в состоянии вам ничего сказать, хотя тоже кое-что читал об этом, но никакой достоверной информации не имею.
     - Зато вопросами научно-технических разработок третьего рейха вы занимались?
     - Естественно. Вопросом номер один для нас были проблемы ракетно-ядерного вооружения, и мы предпринимали попытки установить контакты с окружением фон Брауна и других ученых, которые тогда уже находились в Америке. Но в то время у нас до США руки не доходили, так что, чтобы узнать, что там происходит, мы в основном пользовались контактами в Западной Германии. Этой информации у нас со временем становилось все больше, и мы были довольно хорошо осведомлены о том, что происходило и в самой Западной Германии, и в Америке. В частности, когда в конце 1970-х - начале 1980-х годов началось размещение ракет «Першинг-2» и крылатых ракет в Германии и других странах Западной Европы, мы были довольно подробно информированы и в отношении самой техники, и относительно ее дислокации. Вся эта информация, естественно, была направлена в Москву, потому что для ГДР это особого значения не имело.
     - Но ведь в те времена ФРГ имела и свои планы по созданию ядерной бомбы – даже были установлены соответствующие связи с ЮАР в целях получения сырья… Вы были в курсе этих контактов?
     - Когда я возглавлял разведку, этот вопрос долгое время был одним из центральных. В особенности в то время при Аденауэре, когда военным министром был Штраус… Информация о связях с Южной Африкой у нас также, разумеется, была.
     - Сохранились ли «ядерные амбиции» у сегодняшней Федеративной Республики Германии?
     - Нет, я не вижу таких планов или устремлений, чтобы Германия хотела стать ядерным государством.
     - Говоря о разведке, нельзя забыть ее извечного противника – контрразведку. Как вы оцениваете этого вашего западногерманского антагониста?
     – Западнонемецкая контрразведка была для нас очень неудобна. На территории Западной Германии она имела хорошую агентуру. К тому же, естественно, она очень тесно сотрудничала с американскими и с другими спецслужбами. Хотя она и не была всесильна, но сумела аналитически раскрыть многие наши методы, особенно по внедрению нелегалов с ложной документацией, что иногда наносило нам сильный ущерб. В то время, когда центральный аппарат НАТО еще находился во Франции, мы нередко имели дело с французской контрразведкой, и у нас были провалы… Так что эту контрразведку нельзя было недооценивать. А лично для меня оказалось неприятным сотрудничество контрразведки ФРГ со шведской контрразведкой, потому что меня один раз засекли в Стокгольме и потом эта фотография была опубликована в Германии… Но это так, между делом.
     - Зачем руководителю разведки нужно было выезжать за рубеж с нелегальных позиций?
     - Может быть, я и не должен был этого делать, потому что, как правило, были возможности послать других людей или провести встречу на территории ГДР. Просто у меня лично было стремление к этому. Требовать от сотрудников или от агентов – это одно, а самому прочувствовать, что это такое, – другое. Я считал это очень важным и для себя, и для агентов, с которыми встречался… Было не так легко добиться у своего министра разрешения на командировку, но от случая к случаю это получалось. Не так часто...
     - Вы выезжали только в страны Европы?
     - Поездки в страны других регионов – Африки и Латинской Америки – происходили в ходе нашего сотрудничества с их органами разведки и контрразведки, и это уже была другая статья. Такие выезды были довольно часты.
     - Как вы оцениваете работу Федеральной разведслужбы?
     - Западнонемецкая разведка была сильна в техническом отношении. Что касается агентурных возможностей, у нее они были слабее… Федеральная разведка на территории ГДР опасалась, скажу так, работать такими методами, какими мы работали на территории ФРГ. Они посылали «проездную» агентуру, которая что-то пыталась устанавливать наблюдением, но эти агенты вылавливались контрразведкой ГДР почти поголовно… Кстати, это давало нам возможность в случае провалов наших агентов обменивать их на этих с соответствующим эквивалентом.
     - Координировало ли ЦРУ или другие американские спецслужбы разведки государств – членов НАТО? Можно ли говорить о какой-то «специализации» разведок этих стран?
     - Между американцами и западногерманской разведкой и контрразведкой было весьма тесное сотрудничество. Причем американцы раскрывали своим союзникам далеко не все им известное. А сами они имели на территории Западной Германии все возможности для организации шпионажа. Там были представлены многие американские службы, не только ЦРУ. Так, в центре Берлина была вышка, с которой активно велась электронная разведка – на счастье, мы там имели хорошего агента. Были и другие башни на территории Западной Германии, которые таким образом, можно сказать, покрывали всю территорию Европы. Так что между ними было очень тесное сотрудничество и происходила координация в рамках НАТО…
     - Сегодня можно сказать, что былое жесткое противостояние спецслужб в Европе завершилось… Известно, что в немецком объединении нет ни победителей, ни побежденных. Отмена приговоров по отношению к вам и другим руководителям, сотрудникам и агентам спецслужб свидетельствует о том, что здравый смысл постепенно торжествует… А как сегодня в ФРГ живут бывшие сотрудники разведки ГДР? Например, существуют ли у вас какие-то общественные ветеранские организации?
     - Германия – это пока такое существо, где любое собрание сразу поднимается на уровень большой политической угрозы: мол, «Штази» опять поднимает голову. Но существуют различные организации, которые отстаивают права, например на пенсии, которых лишили значительную часть бывших работников органов госбезопасности. Есть такие организации и у военнослужащих, и у служащих полиции… Происходят встречи, общение – в последнее время где-то раз в год происходят встречи с бывшими разведчиками, которые подвергались сильным преследованиям, были осуждены, а сейчас поставлены в очень трудное положение в социальном плане. Недавно опубликовано несколько книг с воспоминаниями бывших разведчиков-нелегалов и бывших работников разведки – это оказывает на общество определенное воздействие...
     - Неужели в такой зажиточной стране, как Западная Германия, существуют проблемы с выплатой пенсий?
     - Сейчас эти проблемы решаются: после многих лет лишений и значительного ограничения уровня пенсий для сотрудников вооруженных сил – армии, полиции и таможенной службы – их пенсии подняты примерно на средний общий уровень. Для работников органов безопасности это еще не происходит, и по-прежнему предпринимаются усилия, чтобы эта дискриминация была устранена. Но пока эти пенсии еще значительно занижены.
     - Занижены по сравнению с пенсиями сотрудников соответствующих спецслужб Западной Германии?
     - Нет, сравнивать с работниками этих структур никто даже и не берется! Речь идет о среднем общем уровне… Лидеры ведущих страховых служб говорят, что такого еще в истории не было, чтобы пенсии использовались для политического наказания. А это происходит на самом деле: пенсии бывших военнослужащих ГДР, сотрудников госбезопасности существенно занижены по сравнению со средними пенсиями...
     - Скажите, в таких условиях у восточных немцев сохраняется чувство обиды на СССР, руководство которого откровенно предало своих союзников?
     - Об этом я писал в своих книгах: чувство обиды было, в особенности у бывших работников органов госбезопасности ГДР, военнослужащих. Естественно, у бывших партийных, идеологических работников, у большой группы интеллигенции ГДР, которая была связана с Советским Союзом. Да, такая обида была, она по-прежнему остается, но постепенно отходит в прошлое – вы же понимаете, что жить одними старыми счетами нельзя.
     - А как вообще в современной Германии относятся к России?
     - На такой общий вопрос отвечать трудно: Германия состоит из многих людей с совершенно различными биографиями, и информация о России у них тоже весьма различная. На мой взгляд, большинство средств массовой информации дает весьма одностороннюю картину происходящего в России и политики ее правительства.
     - Этой информации достаточно для большинства?
     - Нет, по-моему, у многих немцев интерес к России достаточно велик, причем у некоторой части это весьма положительный интерес. Мои соотечественники хотят получше познакомиться с Россией, в том числе в поездках по России, а из этих поездок они привозят впечатления весьма противоречивые и разные. Вы понимаете… То же самое, я думаю, можно сказать и про то впечатление, которое производит на немцев политика России… Но главное, что, по-моему, большинство немцев, включая политических лидеров, понимают значение России для Германии и для нашего будущего. Ну и, конечно, значение экономических связей. Сейчас большое внимание немецкой общественности вызвало строительство газопровода – в особенности потому, что бывший канцлер Шрёдер лично включился в этот проект. На этот счет были совершенно различные суждения, нападки, но это пример того, какие конкретные факты вызывают сейчас особый интерес.
     - Михаил Федорович, а каким лично вам видится будущее Германии?
     - Я не пророк и никогда не был пророком…
     - Но ведь вы по роду своей службы – аналитик.
     - Сейчас я, как писатель, больше занимаюсь прошлым и его осмыслением. Хотя, естественно, меня занимают вопросы настоящего времени – жизни в Германии. ФРГ действительно стала одной из сильных, ведущих капиталистических стран. В основном Германия стоит на стороне американской политики, хотя появляются и противоречия: мыслящая общественность понимает, что эта политика, которая приводит к войнам уже во многих частях мира, чревата опасностями для ФРГ. Насколько эти сомнения в ближайшем будущем скажутся на политике немецкого политического руководства, предсказывать не берусь. Естественно, что особые европейские интересы – в экономическом отношении - будут сказываться все больше и больше, но предугадать, к каким выводам это приведет Германию, пока весьма трудно.
     - Завершающий вопрос - опять-таки к писателю, каковым вы сегодня являетесь. Что вы можете рассказать о своих творческих планах?
     - Скажу так, что сейчас у меня перерыв в работе над бумагой или у компьютера - я еще думаю, чем мне заняться в первую очередь. В этом году мне исполнилось 83, и в моем возрасте надо думать о времени, что остается, и немножко точнее распределять силы. Так что сейчас я не могу конкретно говорить о новом проекте, но моя писательская деятельность будет продолжаться в той или иной форме.
     - Больших вам творческих удач, Михаил Федорович! И огромное спасибо за все!


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex