«Дни нашей жизни», «Рассказ о семи повешенных», «Бездна», «Призраки», «Красный смех»... Прав критик, строго оценивавший андреевское творческое наследие: «Как красна у него красная краска, как черна у него черная краска». Казалось, писатель ощущал окружающую реальность обнаженным нервом и стремился, особенно в зрелые годы, использовать предел отпущенных свыше ему лет, что называется, взахлеб. Не оглядываясь и ни о чем не жалея…
     СОВРЕМЕННИК Льва Толстого, Ивана Бунина, близкий друг Максима Горького он не уставал от щедрот удачи. Каждая книга шла нарасхват, вызывая бурю страстей среди широкой публики. Именно в этот «лучезарный» период Андреев случайно обнаружил затерянный дневник времен туманной юности. Удивительное было не в самом факте найденных заметок юноши, обдумывающего житье. Выведенные неустоявшимся почерком строки «летописи» будто шли под диктовку прорицателя. И это произвело сильное впечатление не только на писателя, но и на многих его товарищей по литературному цеху. Почти все совпадало. И выбор будущей профессии, и масштабы дарования, и покорение крутых вершин славы. Андреев, остро и едко высмеивавший «факт прозрения» у других, нежданно сам оказался в положении человека, читающего с «доски собственной Судьбы»...
     Родился будущий писатель на Орловщине, в провинциальной семье. С некоторым вызовом любил представляться наследником обитателей медвежьих углов, страдающих «бескорыстной любовью». Надо было обладать достаточной отвагой, дабы вырваться, пусть даже имея серьезные познания в области литературы, из захолустья, окунуться «в лоно цивилизации». Андреев решился и был вознагражден, поступив на юридический факультет Петербургского университета. Казалось, горизонты светлы и манящи. Но обстоятельства будто испытывали на излом. Из-за «денежного худосочия» его исключают из студенческих списков. Впору блудному сыну возвращаться в отчий край?
     Но, возможно, снова «сработало» предзнаменование. Невероятно, но экс-студент Андреев каким-то чудом добивается перевода в Московский университет. А там и первая ступень к восхождению - становится кандидатом права. Интересная деталь. В стареньком пальто-тулупчике он многим в ту пору напоминал актера бродячей украинской труппы, коих в Москве было в избытке. Но важнее другое: открывалась «сытая, хлебная» перспектива…
     А неуемный рок будто резвится, подводя запутанные жизненные сюжеты к исконному финалу. Солидный помощник присяжного поверенного Московского судебного округа вдруг попадает «под гипноз типографской краски» и начинает сотрудничать с газетой «Московский вестник». Вначале воспринимает занятие скорее как забаву. Затем публикует отчеты из зала суда и в «Курьере». Его талант отметили. И наступил момент истины: тридцатилетний служитель Фемиды оставляет прежнюю должность и становится во главе литературно-художественного отдела. Появляются на свет и первые рассказы. Андреев посещает популярные в кругу московской интеллигенции литературные «Среды», знакомится с Буниным, Вересаевым, Телешовым, Куприным. О головокружительном вихре событий он вспомнит так: «И похвалы крайние, и почет, и заря славы...»
     ЕСТЬ художники, чье творчество будто озарено лучом надежд. Однако своеобразие почерка Леонида Андреева в ином. Всплеск сокровенных желаний, душевных потрясений отражены в его книгах с такой проникновенностью, что можно ощущать силовые токи мировоззренческого воздействия Достоевского, Ницше. Его учителей и кумиров. В рассказах «Стена», «В тумане», «Набат» он так истолковывает свое художественное кредо: несовершенство человеческой природы с дикими инстинктами, злобою, жадностью. Драма и нетерпимость одиночества. Это споры о цели и смысле бытия, о Боге, о жизни и смерти, извечные «проклятые вопросы».
     Писатель не уставал повторять, что всегда любил солнце, свет, но его творческое озарение, как блуждание случайного луча над пропастью. Кажется, чуждый, непонятный и злой мир безмолвно ломится в тонкие двери. И здесь, наверное, следует отметить примечательную деталь. Андреев первым из русских беллетристов, ориентируясь на Достоевского, торил путь, по которому позднее пойдут знаменитые художники-экзистенциалисты. Прежде всего Альбер Камю и Жан Поль Сартр. Но если они упивались «гордыней одиночества», то Леонид Андреев, по собственному признанию, огорчался, скорбел и оплакивал горемычную участь Человека «на дне».
     Неординарный взгляд у Леонида Андреева был и на природу театра, перспективы драматического искусства. Любопытна его переписка со Станиславским и Немировичем-Данченко. «Если в Чехове и даже в Метерлинке сцена должна дать ЖИЗНЬ, то здесь в этом представлении, сцена должна дать ОТРАЖЕНИЕ жизни», - утверждал Андреев. И здесь видел основной ключ к постановкам своих пьес: «Екатерина Ивановна», «Профессор Сторицын», «Поэма одиночества»… Символично и другое. Новаторские тезисы русского писателя и драматурга о том, что должно «из картин на сцене» вызывать у зрителя не сопереживание, а соразмышление, - явились поводом для творческих исканий Бертольда Брехта.
     …В доме Андреева на видном месте висела картина Николая Рериха «Зловещее». Камертон отношений двух именитых людей России - тема особого разговора. А на холсте - пир красок, рождающий предчувствие беды. Примечательно, что писатель сам мастерски владел кистью, несколько «живописных этюдов» получили лестную оценку Николая Рериха и Ильи Репина. Однако не изменил своему литературному дарованию. С пристрастием штудировал философские постулаты Артура Шопенгауэра. Их зеркальное отражение - во многих повестях, пьесах. И потому, видимо, риторически звучит вопрос, что питало сюжеты-грезы.
     ОСОБАЯ грань творчества Андреева – человек между жизнью и смертью. В начале XX века появился «Красный смех». Фабула навеяна жестокостью русско-японской войны 1904 - 1905 годов. Стремление постичь и передать психологию событий истощило его творческую энергию на долгие месяцы. Но резонанс от произведения в России был ошеломляющий. В записной книжке Александра Блока появились такие строки: «Читая «Красный смех», я близился к сумасшествию». Повесть, что называется, написана кровью сердца. Ее перевели на многие языки. Даже на эсперанто.
     Но вот новое произведение - и очередной взрыв эмоций. После выхода в свет «Бездны» с письмом-протестом выступила Софья Андреевна Толстая. Разразился скандал, который помог приглушить Максим Горький. Финал персонажей, проклятых и несчастных, как у обитателей ночлежек - героев произведений самого Алексея Максимовича. Жуткий, «перевернутый мир». Можно думать, Андреев, как истинный художник, на десятилетие вперед предвосхищал устремленность будущих поколений, допустим, в наше время, усмирять комплексы фильмами «ужасов», щекотать нервы страшилками из «парка юрского периода»... Но в отличие от «мастеров патологических рассказов» Андреев главные свои произведения посвящал нравственным проблемам бытия. Всегда ли алчность превалирует над добродетелью, а зло неистребимо? По силам ли человеку устоять, духовно не надломившись, на войне? Как вырваться из греховного круга, очиститься от пороков? Он стремился убеждать читателя, как страшно оказаться одному там, где царит насилие, власть тьмы. И что очищение страданием в религиозном толковании всегда оправданно, если позволяет народу, нации, личности заявить об исконных правах в истории. Пожалуй, это определяющая доминанта противоречивого мира крупного художника, чьи работы маститыми культурологами возведены в ранг «изумительных по глубине отражения и красоте».
     УНИКАЛЬНОСТЬ стиля - в творчестве и в жизни. У Андреева был роскошный дом из 15 комнат и автомобиль, как у известного героя. А еще моторная лодка со свирепым мотором. На ней, эпатируя публику, в костюме бравого моряка он закладывал лихие виражи на «Маркизовой луже». Причуды крупного таланта легко сходили с рук. Впрочем, и попытки предугадать в книгах собственную судьбу частью критиков тоже вначале воспринимались с долей скепсиса. Но, как по фатальному сценарию, обрушивались тяжелые удары. В их числе невосполнимая утрата - смерть любимой жены, его «художественной совести», после родов… Когда появилась драма «Жизнь человека», в которой Андреев доверил бумаге роковые письмена, уже никто не осмеливался отказать в предвидении. Он торопил жизнь. Разрушал представления об идиллии писательских будней, задумывал дерзкие проекты. «Иду сквозь толпу, как по гвоздям ступаю», – исповедовался в письмах.
     ЗАПРЕДЕЛЬНОЕ напряжение, с которым он работал, надломило душевное состояние. Если долго смотреть в бездну, то и бездна посмотрит на тебя. Андреев трижды пытается покончить жизнь самоубийством. Сын писателя, вспоминая о домашних «маскарадах», отмечал, что иногда отец внешне вроде оставался неудержимо веселым, но странной судорогой кривились его губы, мертво и холодно блестели глаза. Возникало ощущение, что в изболевшейся, покореженной душе все пришло в расстройство. Страх глушил алкоголем. Параллельные миры в творчестве и в жизни Андреева, похоже, окончательно пересеклись.
     Известная фотография - Шаляпин, Горький, Бунин, Андреев. Перед съемкой подначивали друг друга. Мол, оставить надо бы память для потомков. Андреев мрачно заметил: «Не хнычьте, это я околею в первую голову». Восприняли как неудачную шутку. Оказалось, словно в воду глядел: вскоре в Финляндии, близ Мустамяки, в возрасте 48 лет Леонид Николаевич умер от кровоизлияния в мозг. Смерть черным облаком витала над Андреевым, и ее зловещий код он потаенно расшифровывал в своих произведениях всю жизнь. Максим Горький произнесет тогда странную фразу: «Какой художник погиб в этом человеке! Однако не принимаются на нашем черноземе экзотические цветы». Слава Богу, судя по количеству изданных томов, «экзотические цветы» Леонида Андреева, и не только в России, дождались своей весны.
     Прах знаменитого писателя, пусть с опозданием, перезахоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища, в Петербурге. Земля русская, как справедливо отметил классик, должна поклониться в сторону его могилы. И может быть, наше время именно такое, что поклон будет особенно выразителен, да и голова скорбно опустится ниже.