- Виктор Владимирович, хотя ДН существует уже более полувека и объединяет почти две трети членов ООН, в постсоветской России о нем вспоминали лишь от случая к случаю – по крайней мере до недавней поры…
     - Дело в том, что рождение Движения неприсоединения в 60-е годы ХХ века было напрямую обусловлено, с одной стороны, соревнованием двух мировых систем, а с другой – процессами деколонизации, набиравшими силу тогда же. Перед новыми государствами, десятками возникавшими в Азии и Африке (как, впрочем, и перед формально независимыми, но на деле отнюдь не самостоятельными странами Латинской Америки), вставала проблема достойного выживания в двухполюсном мире. Отказ от участия в военно-политических блоках, ведомых США и СССР, представлялся необходимым условием ослабления международной напряженности и угрозы ракетно-ядерной войны. Поиски третьего, промежуточного между капитализмом и социализмом, пути развития воспринимались как возможность сократить отставание от лидеров мировой экономики. Страны, так или иначе разделявшие эти цели, заявляли о себе как о неприсоединившихся. Протестуя против любых проявлений диктата и дискриминации в международных делах, они понимали, что бороться со всем этим в одиночку бесполезно. Отсюда – стремление объединять усилия, согласовывать свои позиции и оценки, нашедшее выражение в феномене ДН.
     С окончанием «холодной войны» обрушилась и система координат, вне которой ДН и его участники себя не мыслили, и многих эта перемена застала врасплох. Слишком трудно было не поддаться ощущению, что альтернатив капитализму отныне нет и не будет – как нет и не будет противовесов «единственной сверхдержаве». Кому-то вполне могло померещиться (да, пожалуй, и мерещилось), что Движение неприсоединения – анахронизм и в ближайшем будущем оно угаснет окончательно.
     - Сейчас, однако, появляются признаки того, что Движение неприсоединения преодолевает полосу дезориентации…
     - Да, это так. Наконец-то найдена новая формула неприсоединения. Если раньше его смысл заключался в том, чтобы, не вступая в союз ни с одним из главных участников биполярной конфронтации, препятствовать их столкновению, то теперь важнейшим приоритетом становится неучастие в мероприятиях по строительству однополярного мира. И понятно, почему: слишком уж незавидная участь уготована в рамках этого проекта развивающимся странам. По сути дела, их толкают «назад в будущее» – к чему-то, живо напоминающему очередное переиздание колониализма. В результате на повестке дня ДН оказываются вещи, отнюдь не противоречащие его исконным целям. Тут и совместное противодействие сверхдержавному прессингу, и разработка альтернативных моделей развития, и сопротивление этно-конфессиональной нетерпимости.
     - Способно ли Движение неприсоединения преобразиться в центр политической силы глобального значения?
     - Совокупные ресурсы стран, представленных на этом саммите, не следовало бы недооценивать, как не стоит недооценивать и проявления их воли к совместному действию. В то же время скорому превращению ДН во внутренне консолидированную политическую величину препятствуют те различия в уровнях социально-экономического развития, в характере и интенсивности взаимодействий с развитыми странами Запада, которые типичны для его членов и не могут быть сглажены в обозримой перспективе. И уж тем более трудно вообразить перерождение ДН в какое-то подобие военного альянса (хотя боеспособность армий некоторых неприсоединившихся стран – таких, например, как индийская, – общеизвестна). Впрочем, чем провокационней ведут себя поборники однополярности, тем менее предсказуемы долгосрочные реакции остального мира на такое поведение.
     Во всяком случае гаванский форум – еще один признак того, что на смену старой биполярности приходит новая, связанная с противостоянием по линии «развитый Север – развивающийся Юг». Где место России в этой формирующейся конфигурации? С Севером против Юга или с Югом против Севера (при том, что в любом из двух гипотетических блоков Россию будут всеми силами выдвигать на передний край борьбы, с неприемлемыми для нее перенапряжениями и потерями)? Или вне потенциального противоборства Севера и Юга, но на такой позиции, которая позволяла бы балансировать и посредничать между ними, удерживать их в критические моменты от перехода за грань войны, формируя тем самым внешние условия, необходимые для продуктивного развития самой РФ? С моей точки зрения, ответ столь же очевиден, сколь и парадоксален. Если конфронтация Севера и Юга станет непреложным фактом, то и наши собственные национальные интересы, и интересы всего человечества могут потребовать, чтобы Россия сыграла роль, принципиально схожую с той, которую в эпоху «холодной войны» пыталось взять на себя ДН.
     Говоря, что России не следует полностью отождествлять себя с Югом и присоединяться к нему, я вовсе не имею в виду, что не надо сотрудничать с ним и с ДН как одним из выразителей его общих устремлений. Как раз, наоборот, сотрудничать надо. Ведь сегодня нас объединяет и неприятие идеи однополярного мира, и критическое отношение к методам ее осуществления, и глубинная потребность в развитии. Среди прочего отсюда вытекает необходимость активного и постоянного диалога с такими деятелями, как, скажем, Уго Чавес или Махмуд Ахмадинежад. Кто бы и как бы ни относился к лидерам этого типа, необходимо признать: их синхронное появление на мировой арене, направленность их практических шагов, тональность их заявлений, вплоть до демонстративных отказов выбирать дипломатические выражения, отражают растущее недовольство положением дел на планете, массовое нежелание мириться с негативными, подчас трагическими последствиями глобализации. Отказ от контактов с этими людьми по соображениям политкорректности был бы тревожным симптомом – признаком того, что российскому руководству не хватает элементарного реализма. Хорошо, что в данном случае оно не дает нам повода усомниться в его состоятельности.
     - На гаванском саммите говорилось и об экономическом сотрудничестве стран—участниц ДН как о предпосылке их политического сплочения…
     - Потенциал для такого сотрудничества есть, и потенциал немалый. Но как раскрыть его помимо тех транснациональных корпораций Севера, которые, в сущности, и контролируют сейчас глобальную экономику? Внятного ответа на этот вопрос пока нет. От того, в какой степени российские дипломаты и бизнесмены подключатся к его поискам, во многом зависят и перспективы отношений нашей страны с Движением неприсоединения.
     В любом случае не вижу оснований прогнозировать скорое умирание Движения неприсоединения. Думаю, все будет как раз наоборот – в том смысле, что мы увидим не затухание, а оживление усилий, призванных повысить его реальный политический вес.