В своих воспоминаниях артиллерист вовсе не стремится «слепить» из себя живую легенду. Цель его книги – попытаться осветить боевой путь родного полка сквозь призму судеб сослуживцев, солдат и командиров…
     - Нас, ныне живущих офицеров 56-го гвардейского реактивно-минометного полка, можно пересчитать по пальцам…- нахмурившись, произносит командир батареи «катюш». – Поэтому в книге хотелось рассказать о знаменитом на весь мир чудо-оружии, а также о тех, кто наводил его на врага, кто совершал протяженные марш-броски, чтобы накрыть гитлеровцев там, где они менее всего ожидали залпа…
     Николай Ананьевич в первую очередь заботится об исторической правде, которую нередко, по мнению ветерана, затмевает художественный вымысел современного кинематографического ширпотреба о Великой Отечественной:
     - Например, Зеловские высоты под Берлином… - комментирует фронтовик. - три дня не могли мы их взять, два раза откатывались, сильно нам там досталось. А в кино все происходит быстро и сразу…
     До недавнего времени подполковник Грачев возглавлял совет ветеранов района Нагатино-Садовники города Москвы, но годы берут свое, к тому же раны, полученные фронтовиком под Сталинградом и Варшавой, стали сказываться. Ходит он хуже, чем раньше, опираясь на клюку, но не теряя при этом чувства юмора, называя свою опору «дополнительной ногой». Да и характер у него все тот же – несгибаемый, гвардейский… И говорить, что он полностью отошел от дел, нельзя, потому что по-прежнему принимает участие в заседаниях совета, выступает в школах и военных училищах.
     Николай Ананьевич на сегодняшний день единственный в Южном административном округе города Москвы кавалер ордена Александра Невского. На его подполковничьем кителе имеются и другие награды: ордена Отечественной войны двух степеней, много медалей, среди которых - «За оборону Сталинграда» и «За взятие Берлина».
     - Мы действовали на том участке фронта, где были особенно нужны, - вспоминает бывший командир батареи «катюш». - случалось, что за сутки умудрялись перемещаться на 150, а то и на 200 километров. А установки наши первоначально были не на автомобилях, как это нередко нам преподносят фильмы, – их лошади тащили на санях.
     У фронтовика Грачева всегда было свое восприятие войны. Чуткий ко всему происходящему, паренек после ликвидации окруженной группировки Паулюса написал стихотворение «Год Сталинграда». В его по-военному простых, незамысловатых строчках, порой сбивающихся с ритма, прослеживается попытка передать увиденное:
     Об этом трудно говорить,
     Но говорить об этом надо…
     - Не только об этом, - добавляет Николай Ананьевич, цитируя известных военных поэтов. - вот уж недаром Семен Гудзенко написал, что «самый страшный час в бою - час ожидания атаки…» Но для меня страшней всего было наступать по родным местам…
     Свою малую родину артиллерист штурмовал летом 1943 года. Освободив Кромы, Мураевку, Кирово, Дерюгино, оставалось взять последний на Орловщине оборонительный рубеж врага. Сплошные траншеи, опорные пункты, минные поля... Фашисты тщательно укрепились у деревни Городище: заминированное предполье, доты, дзоты, минометные и противотанковые батареи, вкопанные танки.
     Когда старшего лейтенанта Грачева вызвали к командиру полка, интуиция подсказывала, что задача будет не из легких. Приказ был краток: накрыть Городище огнем «катюш», обеспечив нашим частям свободный проход. Николай Грачев стоял как вкопанный. Ему казалось, что он проглотил язык… Сердце дрогнуло и замерло на мгновение:
     - Не могу, т-то-варищ под-пол-ковник, - запинаясь, произнес командир батареи,- в деревне родные мои. Мама там.
     - Жителей в деревне нет - немцы выгнали их на передний рубеж обороны, чтобы использовать как живой щит. Знают, что мы по своим стрелять не будем,- обнадежил командир полка.
     Впервые за время войны старший лейтенант Грачев, прежде чем дать команду на открытие огня, сам проводил разведку. Он несколько раз на трофейном мотоцикле выезжал в расположение врага.
     - За два года, командуя «катюшами», я научился точно вести расчет атаки и безошибочно, без разброса снарядов накрывать цели. Деревня была как на ладони, - признается фронтовик. - Произвожу, казалось бы, простые арифметические действия и сомневаюсь: а вдруг где-то ошибся?
     Эмоции сильнее математических расчетов, и когда Николай Грачев скомандовал: «Залп!», ему показалось, что челюсти закостенели. Он даже не узнал свой голос.
     Гитлеровцы рванули наутек, хаотично, бросая оружие. Пылали вражеские танки, ракеты рвались в самой гуще фашистских войск. Городище отвоевали без потерь...
     В военной биографии Николая Ананьевича немало и других интересных эпизодов, достойных стать сюжетом новой повести или рассказа. Например, военные сыновья Грачева, два осиротевших мальчика: Миша Демченко и Коля Шахов. Война отняла у них родителей, но подарила большее – веру в бескорыстие и человеческую доброту. Фронтовик и сейчас нередко вспоминает их молящие грустные глаза. На свой страх и риск Николай Ананьевич взял Мишу и Колю с собой в часть. Пришлось даже получить нагоняй от командира, но полк для ребят стал семьей, именно семьей, а не интернатом. И в благодарность парни называли Николая Грачева «батей», а иногда, с какой-то трепетной сыновней любовью, – «папой Колей»…
     Впрочем, обо всем не расскажешь в одном материале. Да и возможно ли вместить в него около ста пятидесяти страниц книги?!