Мама, я хочу на БАМ!
     - Что-что ты сказала? А ну-ка, повтори! – У Таисии Николаевны, матери шестнадцатилетней астраханской школьницы Марины Бахаревой, от удивления глаза едва не выкатились из орбит.
     - Мама, я на БАМ поеду.
     - Ты в своем уме?! – воскликнула мать. – Какой БАМ?
     - Тот самый – Байкало-Амурская магистраль! – бойко ответила дочь.
     - Ты не заболела случайно? – прищурилась мама. – Что ты несешь?
     - Ма, вся страна туда едет! Весь комсомол там! И Тоня хочет на БАМ.
     - Какая Тоня?
     - Подруга моя.
     На кухне многодетной семьи Бахаревых становилось жарко не только в духовке, где покрывался золотистой корочкой плечистый фабричный петушок. Воздух здесь становился плотнее.
     - Присядь-ка, Марина, поговорим, – уже спокойно сказала мать.
     Девятиклассница тихо опустилась на табурет и сомкнула пальцы в замок. Чувствовалось, она напряжена, но по-прежнему готова держать удар.
     - Маринка, солнышко, времена Павки Корчагина прошли, и Днепрогэса, и Магнитки, – качала головой Таисия Николаевна. – По радио и телевизору говорят одно, а как там на самом деле, ты не знаешь. А там холодрыга, бараки со щелями, зимой голодные волки шастают, летом огромные комары…
     - Мама, там тайга, сосны – в небо! – прозвенела дочь. – Мне скучно, мама, я хочу романтики. Ты только представь себе: над тобой звездный шатер, у костра звуки гитары, песни о синих туманах и багряных закатах, о тревожной молодости… Ма, все, как в твои тридцатые! Парни, мама, там настоящие, мужественные, а не те хлюпики, что слоняются по улицам. Туда едут лучшие пацаны! И лучшие девчонки! Так всегда было, когда страна звала! А я здесь кисну!
     - Все сказала? – сурово спросила мать и поднялась с табурета.
     - Все!
     - А теперь марш делать уроки! И чтобы больше я от тебя не слышала эти глупости! Ты хоть соображаешь, что люди едут туда работать, а не греться у костра? Пахать! Специалисты едут! А ты посмотри на себя – тоненькая, как тростиночка. Специальности у тебя никакой. И в голове, я смотрю, ветер гуляет.
     Почти то же самое, что и мать, Марине сказали ее классный руководитель и некоторые одноклассники. Мол, заработать на БАМе можно, но для этого нужно быть специалистом высокого разряда. А еще нужно немножко подрасти. Ну кто в шестнадцать едет на такую гигантскую стройку? К тому же там дико и холодно.
     «Тебя выкинут за борт теплохода…»
     Прошло около года. Марина окончила среднюю школу № 15 г. Астрахани. В этот город несколько лет тому назад она переехала вместе с семьей из Петропавловска-Камчатского. Таисию Николаевну неудержимо тянуло на малую родину своих предков. Ее отец был казаком и служил при Астраханском кремле.
     Та же кухня – рвущийся в форточку теплый ветер, треплющий белоснежные тюлевые занавески, и мать, колдующая у плиты. Все то же, разве что в духовке не жарился петух, а вместо него на сковородке постреливала яичница.
     - Мама, я хочу поступить в радиотехнический техникум! – заявила Марина.
     - Зачем тебе это надо? – не без удивления спросила Таисия Николаевна, раньше не замечавшая, чтобы дочь увлекалась радиотелеаппаратурой.
     - Ма, хочу стать радисткой.
     - Маринка, у меня знакомая одна радисткой лет пять. Кажется, сейчас где-то пропадает с геологической экспедицией.
     - И что?
     - У нее в ушах постоянно трещит и пиликает, даже когда она не работает. Тебе это надо?
     - А я, мама, хочу быть радисткой на корабле.
     - На каком еще корабле?
     - На теплоходе, который ходит за границу.
     - Чего? – взвилась мать. – Ты хоть знаешь, что за женский персонал там?
     - Расскажи.
     - На теплоход берут только распутных женщин, а если ты будешь порядочная, то тебя выкинут за борт, – пояснила Таисия Николаевна. – Ты же уже немного подросла и должна понимать, что мужчинам нужно. Вот они и подбирают себе туда безотказных.
     - А если этот теплоход будет проплывать у какого-то острова в Атлантике, то меня могут украсть с борта туземцы? – насмешливо спросила дочь.
     - Ты мне здесь не лыбся! – возмутилась мать. – Ничего себе! Тоже мне морячка!
     - Ладно, ма. А если я поеду поступать в Харьков в ювелирный техникум… Знаешь, я об этом тоже думала.
     - Маринка, ты сама у меня бриллиант, – погладила ее по головке мама. – Мало что ли техникумов в Астрахани? Иди в техникум легкой промышленности… Как ты не понимаешь, что я не хочу отпускать тебя от себя. Когда ты здесь – мне спокойнее… Ты же непоседливая, можешь что-нибудь выкинуть сгоряча.
     - Что выкинуть, мама?
     - Возьми хотя бы прошлогодний случай с твоими волосами. Зачем ты обрезала такую шикарную косу? Твоя бабка, моя мать – казачка с такой косой. Узнай это, чтоб она тебе сказала?
     - Я с Надей поспорила, что обрежу волосы.
     - Не поняла. – Таисия Николаевна замерла, прикипев взглядом к дочери. – На что поспорила?.. Ты мне не говорила…
     - На шоколадку, мама.
     - Что-о-о-о?
     - Да не в шоколадке дело, – вскочила дочка.
     - А в чем?
     - В принципе, ма!
     А в снах – заграница
     Скрипя зубами, Марина послушала маму и поступила на вечернее отделение астраханского техникума легкой промышленности по специальности «технолог по покрою верхней и легкой одежды». Днем работала на местном электронном заводе. Кем? Скажу – не поверите. Вместе с другими специалистами Марина участвовала в многооперационном процессе по производству матриц для космических кораблей. Представьте электронный блок размером с дверцу старого отечественного холодильника «ЗИЛ». На этом блоке множество крохотных «бусинок». Задача девушки состояла в том, чтобы сквозь отверстия этих «бусинок» пропустить стальную нить толщиной с человеческий волосок и таким образом прошить блок. Работа ювелирная, очень тонкая. Заденешь неаккуратно «бусинку» – она легко скалывается.
     Полгода Марина сшивала матрицы для космических кораблей, и начальник цеха, да и другие заслуженные мастера на электронном, давно заприметившие шуструю работящую девчонку, стали уговаривать ее поступать в радиотехнический техникум. На заводе стали требовать, чтобы все рабочие, участвующие в любом из технологических процессов, имели диплом с родственной их работе специальностью. Марина стала объяснять, что она уже учится в техникуме. Ей, конечно, возразили, что это не то учебное заведение. Она подала заявление об уходе, но ее не увольняли. По-прежнему все уговаривали. В конце концов девушка перешла на швейную фабрику. Месяц трудилась ученицей, осваивала новую для себя специальность. А когда освоила, то вместе с другими девчонками шила для дождливой Кубы болоньевые плащи и куртки. Днем работала, вечером училась в техникуме, а ночью… ей снились сны – сверкающие неоновыми рекламами сказочные города далеких стран... Она идет по улице в ливне электрического света, гордо вскинув подбородок. Взгляд смелый и даже чуточку надменный. Губы накрашены яркой помадой… Тонкие шпильки лакированных туфель стучат по асфальту… Весь мир у ее ног...
     Как Катюшка чуть не замерзла
     У Маринки зуб на зуб не попадал. В военно-транспортном самолете Ил-76 действительно было жутко холодно. Странно, почему в Ташкенте ей никто не сказал, что нужно тепло одеться, так как «семьдесят шестой» – это не пассажирский лайнер, в котором тепло, комфортно, и чай с лимоном?
     Чтобы спастись от холода, Бахарева растирала ладошками обнаженные до локтей руки, усердно массировала голени и коленки. «Катюшка, а ты не замерзла?» – шептала Маринка своей кукле, которую ей подарили в семь лет на день рождения. Эту милую куколку она взяла с собой в поездку. Марина вспомнила своих пятерых родных братьев – Славу, Сашу, Бориса, Валеру и Игоря. Окажись сейчас хоть один из них рядом, он не позволил бы замерзнуть самой младшенькой в их семье. Как тогда, когда они жили в Петропавловске-Камчатском. В зимние месяцы первоклашка Маринка гуляла столько, что когда возвращалась домой, то с ее серой шубки на искусственном меху свисали маленькие прозрачные сосульки. Снимала белую заячью шапку – шел пар. Часто в сугробах или на ледяных горках она теряла варежки. Кто-то из братьев брал ее крохотные ладошки в свои большие ладони и, раз за разом набирая полные легкие воздуха, дышал теплом на ручки сестренки. Малышка быстро оттаивала и уже через минуту-другую носилась по квартире. Братья так сильно любили ее, баловали, что, можно сказать, держали у сердца. Конечно, любили Маринку и ее старшие две сестры – Таня и Оля.
     Да, это была большая дружная и работящая семья – восемь человек. Отец, Николай Парамонович, в свое время в звании лейтенанта воевал против Квантунской армии, имел государственные награды. Мать тоже военнослужащая, работала в одной из воинских частей связисткой… Они обживали с детьми не один военный гарнизон страны. Марина Николаевна вспоминает, как в Петропавловске-Камчатском они обитали в бараке. Братья катали свою самую младшенькую, трехлетнюю Маринку, верхом на большом лохматом псе Пирате. А когда она чуть подросла – купили ей велосипед «Ракета».
     …Детство улетело, как стая белых голубей. Уплыло, как бумажный кораблик по звенящему весеннему ручейку, перепятнанному солнечным светом. Сестры вышли замуж, у братьев свои семьи. «Никто из них, кроха, не согреет сейчас твои ручонки… А ты, вообще, куда собралась?»
     Бедная девочка в ситцевом платьице с голубенькими цветочками летела на войну.
     Самолет приземлился в Кабуле. Марина ступила на трап в растерянности, потому что открывшаяся ей панорама совсем не увязывалась с ее представлениями об Афганистане. Местность пустынная, вдали горы…
     Выйдя из самолета-«холодильника», она попала в «печку». Слепящее солнце, ветер... или это работающие турбины соседнего борта подняли облако пыли? Воздух сухой… Загорелые люди с оружием... Лай немецких овчарок…
     Хулиганка влюбилась
     - Марина Николаевна, – обращаюсь я сейчас к этой милой женщине, – зачем в то время вам, молоденькой девчонке, понадобился Афганистан?
     - Хотелось романтики, – улыбается она. – А еще немножко денег заработать. Когда пришла в Кировский военкомат Астрахани и сказала, что хочу поехать за границу, мне предложили на выбор Польшу, ГДР, Монголию и Афганистан. Пока доучивалась в техникуме, места в Германию «разобрали». В Монголию ехать меня отговорили подруги. Они пугали – будешь жить в степи в юрте и, кроме лошадок, ничего там не увидишь. Моя лучшая подруга Тоня Булатчик сказала мне: «Маринка, ты в Монголии ничего не заработаешь, а только наглотаешься песка…» Я выбрала Афганистан и ни разу в жизни об этом не пожалела. Конечно, в Афгане тоже песка хватает. Но я знала, что туда едут не простые люди, лучшие. Чем я хуже?
     - Любопытно, как на это ваше решение отреагировали отец с матерью? – поинтересовался я.
     - Мама не пустила меня на БАМ, в радиотехникум, и в этот раз я решила, что уже достаточно выросла, чтобы самостоятельно принимать решения. Я просто поставила маму перед фактом. А отец, смеясь, сказал: «Маринка, если нападут на тебя душманы и не будет под рукой автомата, бери вилы и отбивайся».
     Отец, понятно, пошутил, хотя неизвестно, что в ту минуту у него творилось на душе. Но над этой шуткой Николая Парамоновича можно и задуматься, если знать, какой росла Марина. Еще когда она училась в школе, то создавала немало проблем многим пацанам, кто каким-то образом вставал на ее пути. Да что я вам все так витиевато-осторожно объясняю? Хулиганкой она была! Очень красивой зеленоглазой хулиганкой! Представьте восьмидесятые: «Модерн токинг»… джинсы «вранглер»… танцплощадка… в тенечке цветущей липы пацаны распивают бутылку вина «слезы Мичурина», то есть «Яблочное». С ними Маринка. Она не пьет, не курит, но своя в доску в этой компашке. Эх, знали б вы, сколько пацанов за ней бегало, сколько передралось! Но и она тоже «имела неосторожность» влюбиться.
     - Как-то в школе девчонки потащили меня на танцы в местное мореходное училище, – вспоминает Марина Николаевна. – Там ко мне прилип мальчишка, назвался Юрой. Светленький такой, интересный. Мы познакомились. Полгода за мной ухаживал, цветы и конфеты дарил, говорил красивые и нежные слова. Записался в танцевальный кружок, так как я там занималась. В общем, прохода мне не давал, а я его игнорировала… Не было у меня к нему симпатии. В конечном итоге он окончил училище и куда-то уехал. А когда уехал, я почему-то в него влюбилась…
     - Марина Николаевна, извините, но я не совсем понимаю вас, – говорю своей собеседнице.
     Она в ответ улыбается и поясняет:
     - Я сама не могла это понять. Когда Юра уехал, я почувствовала, что мне его не хватает. Может, привыкла к нему? К его ухаживаниям. Его лицо постоянно было передо мной… А может, к тому времени я повзрослела…
     - А после вы не переписывались? – вновь поинтересовался я.
     - Как мы могли переписываться, если я его постоянно выгоняла? Я противная была очень! Очень противная… Ужасно! Не пойму, как он вообще терпел меня такой...
     - Получается, он уехал, и любовь проснулась.
     - Я пошла с девчонками в мореходное училище и увидела в учебном корпусе на доске почета фотографию Юры. Оказалось, он был отличником учебы, а я и не знала. Девчонки стали на шухере а я фотографию со стены сорвала… Она у меня до сих пор. Я мечтала, что встречу его в жизни. Встретила через год в Астрахани. Вышла из магазина – вижу он, Юра. Точно – он! Да еще такой красивый! Как же я этого раньше не замечала? Так опешила, что не могла слова сказать. А он мне спокойно: «Привет, Маринка! Как дела?..» Когда он ушел, не сказав мне то, что раньше от него так часто слышала, я стала плакать. И не один день ревела. Девчонки старались найти его мне…
     Сквозь эти пожелтевшие от времени снимки я пытаюсь заглянуть в пропахший порохом и омытый кровью советских солдат Шиндант. Я думаю, что безо всяких лекарств эти зеленые глаза спасли не одну жизнь. Смотришь на такую девчонку – раны рубцуются быстрее, жить хочется, да что там – весь мир перевернуть!
     Девочки, милые! С Урала и из Москвы, из Киева и Вологды, из Астрахани и Ростова… Девочки, скольких же вы спасли в проклятом Афгане своими глазами – зелеными и серыми, голубыми и карими… Своими светлыми улыбками… Где вы сейчас, девочки?.. Разбросало вас время по белу свету…