на главную страницу

8 Мая 2007 года

ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА ВЕЛИКОГО НАРОДА

Вторник

«РЕБЯТА! НЕ МОСКВА ЛЬ ЗА НАМИ?»

Владимир ГАЛЛ, майор в отставке.



     В Гимне Москвы есть строки, которые до сих пор волнуют многих россиян, и не только москвичей:
     «Мы запомним суровую осень,
     грохот танков и отблеск штыков…»

     Сейчас, спустя 65 лет после сражения за Москву, мне особенно отчетливо вспоминаются тревожные дни этой действительно суровой осени сорок первого года.

     

     В то время я служил в зенитно-артиллерийском полку в составе Московского фронта ПВО, который защищал небо столицы. В первые месяцы войны, начиная с 22 июля, самолеты люфтваффе осмеливались атаковать Москву лишь с наступлением темноты. В точно определенное время (21 час) раздавался сигнал воздушной тревоги, и в небе появлялись «юнкерсы». Некоторым из них удавалось прорваться сквозь плотный заградительный огонь к центру города. Когда осенью фронт приблизился к Москве, немецкие бомбардировщики в сопровождении истребителей «мессершмитт» и «хейнкель» прилетали уже и днем - так что у всех зенитчиков прибавилось работы (если это можно назвать работой).
     Сменяя друг друга, мы круглосуточно дежурили на огневых позициях. С приближением фронта авианалетов было все больше и больше и открывать огонь приходилось все чаще и чаще.
     Наш полк дислоцировался в Чернышевских казармах, возле Даниловской площади. Те из нас, кто не был на боевом дежурстве, по утрам, сразу же после подъема, собирались в ленинской комнате возле репродуктора и слушали сводки Совинформбюро, а они были неутешительными.
     17 октября 1941 года. Как обычно, сводку читал диктор Юрий Левитан. Сегодня нам его голос показался более взволнованным, чем в другие дни. Он прочитал: «В ночь на 17 октября положение на Западном фронте на Московском направлении ухудшилось». Это печальное известие поразило нас. Впервые за все время с начала войны в сводке было прямо, открытым текстом сказано, что «положение ухудшилось».
     В это утро командир батареи послал меня по служебным делам в город. Из окна трамвая я видел необычно пустые улицы. На всех оконных стеклах были наклеены крест-накрест тонкие полоски бумаги для защиты от взрывной волны. Здание фабрики Гознака, мимо которого шел трамвай, было закамуфлировано, из трубы валил густой черный дым, и сверху падали обожженные, не сгоревшие до конца обрывки денежных знаков и каких-то бумаг. Больше всего меня поразило, что метро – между прочим, единственный раз за всю его историю – в этот день не работало.
     Прошло два дня. Вечером 19 октября нам приказали построиться во дворе казармы. На западе небо озарялось бледным красноватым сиянием, и оттуда доносилось глухое грохотание. Но это была не вечерняя заря, не зарница и не гром запоздалой осенней грозы. Что все это означало, стало ясно из приказа ГКО, который нам зачитали. В нем говорилось, что с 20 октября в Москве вводится осадное положение.
     Наступили самые тяжелые дни. Танковые колонны Гудериана как одержимые рвались к Москве, и казалось, ничто не может их удержать. Но это только так казалось. Оборона Москвы была подобна тугой стальной пружине, которая под нажимом извне все больше сжималась, чтобы потом неудержимо распрямиться.
     6 ноября 1941 года. Канун 24-й годовщины Октябрьской социалистической революции. Боевой тревоги не было, и мы сидели в комнате для занятий. В мирные времена каждый год в этот вечер в Большом театре проходило торжественное заседание, на котором выступал с докладом кто-либо из государственных руководителей. Но теперь, когда шла война и враг стоял у ворот Москвы, об этом, наверное, не могло быть и речи. Внезапно в помещение вбежал политрук батареи Бабенков: «Товарищи, скорее в ленинскую комнату!»
     Уже в следующее мгновение мы были там и услышали из репродуктора очень знакомый голос с легким грузинским акцентом. Товарищ Сталин! Он говорил, как обычно, спокойно, медленно, рассудительно, как будто тщательно выбирал каждое слово. Однако не только содержание его речи, но и сам факт, что Сталин в час великой опасности не покинул Москву, проводил торжественное заседание и сам выступал на нем, чего он раньше никогда не делал, - уже один этот факт вселил в нас огромную уверенность. Мы, естественно, не знали, что заседание проходило в этот раз не в Большом театре, а на станции метро «Маяковская», которая находилась наиболее глубоко под землей и, следовательно, была самым надежным бомбоубежищем. Но это не играло никакой роли…
     Наступление гитлеровских войск развивалось все интенсивнее. Срочно формировались истребительные противотанковые полки. Туда переводили многих зенитчиков. Одним из них был восемнадцатилетний солдат нашей батареи Ефим Дыскин. Летом 1941 года он окончил школу и был призван в армию. Ефим был не только самым молодым, но и самым робким, боязливым из всех солдат нашей батареи. Но 17 ноября в неравном бою в районе Волоколамска, когда все его товарищи погибли, Ефим, тяжело раненный, истекая кровью, подбил 8 танков. За этот подвиг Ефиму Дыскину было присвоено высокое звание Герой Советского Союза.
     6 декабря 1941 года Совинформбюро передало сообщение: «В последний час: наши войска перешли в решительное контрнаступление». Да, сжатая до предела пружина распрямилась и ударила со страшной силой. Каждый день газеты и радио сообщали об отступлении – с большими потерями в живой силе и технике – гитлеровских войск и об освобождении все новых городов и населенных пунктов Московской, Тульской и Калужской областей. Мы у зенитных орудий сразу же заметили, что воздушные налеты стали значительно реже: у фашистской авиации были теперь другие заботы…
     Осенью, когда над столицей нависла смертельная опасность, на улицах города висели плакаты с изображением советского солдата и с призывом: «Ребята! Не Москва ль за нами?» А в самом конце декабря, перед Новым годом, повесили новые плакаты с тем же солдатом в полушубке и шапке-ушанке, с автоматом. Но текст под рисунком был уже другим: «С наступающим!» В этих словах содержался глубокий смысл: отбросив врага от Москвы, наши войска продолжали наступать.


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex