Думается, именно к Константину Батюшкову с полным основанием можно отнести емкую фразу: «Человек гениальных возможностей». Он возник на поэтическом небосклоне во времена, когда мыслящая Россия откровенно заждалась дарования, выходящего за пределы банальной обыкновенности. А удивительные по свежести, исполненные пронзительно живыми впечатлениями «Опыты в стихах и прозе» буквально с первых страниц покорили читающую публику. И уже ни у кого не было сомнений в том, что явление Поэта состоялось. Столь пленительным чувством гармонии обладал он, улавливал тончайшие нюансы душевных переживаний.
     Скажем больше, по общему признанию, Батюшков вошел в число созидающих талантов, которые своими произведениями оказали влияние на будущность «солнца русской поэзии». Даже скупой на реверансы Белинский был вынужден отметить: «Батюшков много способствовал тому, что Пушкин стал таким, каким явился действительно. Уже одной этой заслуги вполне достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением».
     Спору нет, герой Отечественной войны 1812 года Константин Батюшков по масштабам поэтических воззрений мог претендовать на «золотой пьедестал» в первой половине XIX века. Но этого не случилось. Какие же потрясения лишили сил и вдохновения «звонкий голос России»? Что предопределило нежданный творческий срыв? Полная замысловатых подробностей биография неординарного художника, воина и гражданина - повод выстраивать невероятные версии. Весьма опрометчиво следовать надуманным схемам, однако мистический окрас событий в жизни Константина Батюшкова очевиден.
     …Пятого ребенка в семье и первого своего сына родители нарекли Константином. Имя, если верить древним авгурам, сулит сложную судьбу. Думаю, уместно здесь вспомнить проницательного Алексея Лосева: «Сила имени и в нынешней жизни, несмотря на ее удаление от живой религии, нисколько не убавилась. И это ничуть не меньшая магия, чем та, о которой читают исключительно в старых учебниках». Чувство беды впервые обожгло будущего поэта в восемь лет, когда внезапно скончалась душевно больная мать. Отец отличался неуравновешенным, тяжелым нравом. Причина общеизвестна: участие ближайшего родственника в попытках заговора против Екатерины II обернулось для него тисками долгой гнетущей опалы.
     И неудивительно, что взросление Батюшкова в основном прошло в закрытых пансионатах Жакино и Триполи в Петербурге. Там же началось увлеченное постижение различных наук, что, безусловно, отразилось на интересах и эстетических предпочтениях. Затем Константина приютил в своем доме родной дядя - Михаил Никитич Муравьев. Один из самых образованных людей Северной Пальмиры того времени, он первый оценил природный дар племянника. И всячески поощрял развитие. Стихи молодого Батюшкова быстро обретают популярность в столице российской империи. Василий Жуковский, будущий декабрист Сергей Трубецкой, литератор и государственный деятель Александр Тургенев... Круг друзей, влиятельных знакомых расширялся, что казалось, сулит известность и безоблачное будущее.
     Но в этот период происходят события, которые станут знаковыми для всей его последующей жизни. Некоторые исследователи творчества поэта в дискуссионном запале даже сегодня затрудняются внятно объяснить, почему, «вкусив прелесть славы», Константин Батюшков вдруг оставляет литературное поприще и вступает в ополчение. Конечно, можно сколь угодно долго выискивать побудительные мотивы, фантазировать на заданную тему. Однако, как представляется, ключ к постижению столь нетривиального поступка молодого таланта заключен в отличительных особенностях творчества. Батюшков не только был человеком сильного дарования, но и обладал предельно ясной нравственной позицией. Изначально не воспринимал, как любил выражаться, «непристойные вопли самолюбования посредственности».
     А его патриотические устремления оказались весьма созвучны духу времени, если угодно, облику новой предгрозовой эпохи начала XIX века. В этом убеждают стихи, в которых он рисовал с неподражаемой виртуозностью резца психологические этюды и, образно говоря, звал читателя туда, где «гром и молния, слезы восторга и победы». Неудивительно, что вскоре Батюшков окажется в составе действующей армии, примет участие в походе в Пруссию...
     Надо признать, не все удачно складывается для него в этот период. В битве с французами под Гейльсбергом был тяжело ранен. Как потом вспоминал Майков: «Поэта вынесли полумертвого из груды убитых». Для кого-то наверняка подобных испытаний оказалось бы в избытке для усмирения крутого характера. Как принято в таких ситуациях говорить, пора и остановиться, и оглянуться. Но Батюшков не из их числа. Возможно, на дальнейшие поступки подтолкнуло одно нетривиальное обстоятельство. Поправляя в Риге подорванное в боях здоровье, Батюшков, как способен на это только поэт, безмятежно влюбился в дочь купца Мюгеля. Все шло к заключению счастливого брака.
     Но таковой не состоялся из-за крупных неурядиц в семействе поэта. Отец Батюшкова уже в почтенном возрасте нежданно пустился во все тяжкие. До копейки промотал состояние, лишив сына последних надежд на материальное благополучие. Свадьба стала невозможной: родители невесты не дали своего благословения по причине «жуткой нищеты жениха». Это не прошло бесследно для Батюшкова. И вполне объяснимо, что из-под его пера выходят стихи, будто написанные под диктовку ускользающей любви, скорее напоминают крик израненной души. Многое пришлось тогда как бы заново разгадывать, постигая смысл не только унылых сердечных потерь. Постепенно поэт отошел от потрясений, обрел прежнюю духовную высоту. Нет, он не собирался сдаваться. Как бы убеждая тем самым, что еще не сказал веского слова и своего не отыграл. Гонка с судьбой набирала обороты…
     Батюшков продолжал сочинять. И в стихах, кому-то это может представиться парадоксальным, в избытке звучало обещание радостей дружбы и любви. Словно по мановению волшебной палочки он возвращал в ярких, утонченных образах мгновения молодости, надежды, светлых устремлений. Читатели почувствовали его чарующее, неистребимое желание быть счастливым. И благодарно наслаждались прекрасным слогом в пронзительной исповеди поэта.
     Но снова крутой поворот судьбы. Константин Батюшков обрывает творчество и, залечив старые раны, оказывается в гвардейском егерском полку. В боевых порядках следует в Швецию, Финляндию... Может показаться, что какие-то высшие силы влекут поэта на поле брани. Где визг и грохот разрывающихся ядер, предельно обнажается человеческая сущность. Перед лицом смерти воистину храбрец пожинает лавры, а трус занимает презренное место отступника. Батюшков будто жаждет убедиться, насколько удача сопутствует ему среди «вихрей смерти».
     Поэт всегда остается поэтом. А классические строки «есть упоение в бою и бездны мрачной на краю» можно адресовать и Константину Батюшкову. На войне он бесстрашно бросается в бушующий вихрь огня и свинца, где, кажется, никому нет пощады, надежды на спасение. Но каким-то чудом каждый раз остается в живых...
     И все же прежние боевые ранения давали о себе знать. Поэт вынужден подать в отставку. Поселяется в Москве. В этот период талант Батюшкова достиг, пожалуй, высшего расцвета. В свет выходят «Источник», «Видение на берегах Леты», «Ложный страх», «Привидение» и другие сочинения, расширившие его поэтический диапазон, умножившие общероссийскую славу. Заметной вехой на поэтическом пути - историко-героические баллады, утонченная лирика. Примечательно, что на стихи Батюшкова вскоре по всей России зазвучит гусарская песня «Разлука»…
     «О память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной!» – нередко повторял Батюшков. К сожалению, не только светлые слова поэта имеют свойство материализоваться. Хотя в то время ничто не предвещало беды. На волне триумфа он возвращается в Северную Пальмиру. Однако вскоре грянула Отечественная война. В то время поэт работал в императорской Публичной библиотеке в Петербурге. Сигнал боевой трубы вновь залихорадил отважного воина пуще крепкого вина на привале. Лишь тяжесть старых ранений спутала планы сиюминутно оказаться на передовой. Но в 1813 году он снова в действующей армии. Становится адъютантом известного генерала Бахметева. А потом – не менее знаменитого генерала Раевского, который, кстати, почтительно называл Батюшкова «господин Поэт». Вместе они прошли через сражения до самого Парижа.
     Пережитое в боях конечно же не могло пройти бесследно для человека, имеющего столь чувствительную душевную структуру. «Я видел то, - сообщал Батюшков в письме к Гнедичу, - чего ни в Пруссии, ни в Швеции видеть не мог. Видел отчаяние, пожары, все трагедии войны и с трепетом взирал на землю, на небо и на себя. Ужасные картины вовсе расстроили мою маленькую философию и поссорили меня с человечеством». Однако никто из друзей, поклонников таланта Батюшкова не мог предположить, что «ссора с человечеством» обернется тягостной развязкой. Видимо, ее ускорила череда горестных семейных невзгод. Скоропостижно умирает отец. Неудачей оканчиваются попытки Батюшкова перевестись в гвардию, которые сулили повышение в чинах, материальный достаток. Затем произошел окончательный разрыв с воспитанницей президента Академии художеств Оленина - Анной Федоровной Фурман, к которой поэт питал нежные чувства.
     Иногда казалось, что и после жестких ударов на его сумрачном небосводе вновь засверкали лучи просветления. Появился новый цикл стихов. Крепли надежды, что поэт, чьи вдохновенные образы трогают и волнуют, как ласка, обретает силы для творчества. В эту пору создаются «маленькие поэтические шедевры», которые будут на устах у многих почитателей таланта. А после выхода в свет «Тавриды», «Пробуждения», «К другу» молодой Александр Пушкин восхищенно произнес: «Звуки италианские! Что за чудотворец этот Батюшков».
     Судьба взвела роковой курок, когда поэт вернулся в Петербург после путешествия по городам и весям России. Он еще стремился выплеснуть хранимые заботливой памятью «истории страстей и сердца заблужденья». Однако все чаще его донимает глубокая депрессия. Стремление поправить здоровье в Италии, где мечталось обрести «независимость, здоровье, новые стихи», лишь усугубило разочарование. В крайне расстроенных чувствах поэт возвращается в Россию. Однажды ему показалось, что в рабочем кабинете появился незнакомец в черных одеждах…
     Как потом педантично отметят биографы поэта, это был первый приступ наследственного недуга – мании преследования. Увы, но Батюшков задолго до болезни выразился на этот счет с предельной прозорливостью: «Я похож на человека, который не дошел до цели своей, а нес он на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги. Поди теперь узнай, что в нем было».
     Более двадцати лет в вологодском доме своего племянника Константин Батюшков провел в глухом мирке забытья. Лишь однажды в короткой весточке, еще в той, осязаемой, яви, предчувствуя неотвратимость катастрофы, он умолял почитателей своего таланта: «Прошу вас, сохраните меня в памяти вашей». Последняя просьба знаменитого человека, чья судьба сродни ослепительной вспышке поэтической звезды, сгоревшей от своего огня. К счастью, в России жизнь и творчество поэта-воина не заросли травой забвения.

     

---

     Из поэтического цикла книги Константина Батюшкова
     «Опыты в стихах и прозе»
     К ДРУЗЬЯМ
     Вот список мой стихов,
     Который дружеству быть может
     драгоценен.
     Я добрым гением уверен,
     Что в сем дедале рифм и слов
     Недостает искусства:
     Но дружество найдет мои в замену
     чувства –
     Историю моих страстей,
     Ума и сердца заблужденья,
     Заботы, суеты, печали прежних дней
     И легкокрылы наслажденья;
     Как в жизни падал, как вставал,
     Как снова мой челнок Фортуне
     поверял…
     И, словом, весь журнал
     Здесь дружество найдет беспечного
     поэта,
     Найдет и молвит так:
     «Наш друг был часто легковерен;
     Был ветрен в пафосе; на Пинде был
     чудак;
     Но дружбе он зато вс
     егда остался
     верен;
     Стихами никому из нас не докучал
     (А на Парнасе это чудо!)
     И жил так точно, как писал…
     Ни хорошо, ни худо!»
     1817 г.

     

---

     НАДЕЖДА
     (Элегия)
     Мой дух! Доверенность к творцу!
     Мужайся, будь в терпенье камень.
     Не он ли к лучшему концу
     Меня провел сквозь бранный
     пламень?
     На поле смерти, чья рука
     Меня таинственно спасала
     И жадный крови меч врага,
     И град свинцовый отражала?
     Кто, кто мне силу дал сносить
     Труды, и глад, и непогоду,
     И силу – в бедстве сохранить
     Души возвышенной свободу?
     Кто вел меня от юных дней
     К добру стезею потаенной
     И в буре пламенных страстей
     Мой был вожатый неизменный?
     Он! Он! Его все дар благой!
     Он нам источник чувств высоких,
     Любви к изящному прямой
     И мыслей чистых и глубоких!
     Всё дар его, и краше всех
     Даров – надежда лучшей жизни!
     Когда ж узрю спокойный брег,
     Страну желанную отчизны?
     Когда струей небесных благ
     Я утолю любви желанье,
     Земную ризу брошу в прах
     И обновлю существованье?
     1815 г.
     

---

     ВОСПОМИНАНИЕ
     (Отрывок)
     Мечты! – повсюду вы меня
     сопровождали
     И мрачный жизни путь цветами
     устилали!
     Как сладко я мечтал на
     Гейльсбергских полях,
     Когда весь стан дремал в покое
     И ратник, опершись на копие
     стальное,
     Смотрел в туманну даль! Луна
     на небесах
     Во всем величии блистала
     И низкий мой шалаш сквозь ветви
     освещала;
     Аль светлый чуть струю ленивую
     катил
     И в зеркальных водах являл весь стан
     и рощи;
     Едва дымился огнь в часы туманной
     нощи
     Близ кущи ратника, который сном
     почил.
     О Гейльсбергски поля! О холмы
     возвышенны!
     Где сколько раз в ночи, луною
     освещенный,
     Я в думу погружен, о Родине мечтал;
     О Гейльсбергски поля! В то время
     я не знал,
     Что трупы ратников устелют ваши
     нивы,
     Что медной челюстью гром грянет
     с сих холмов,
     Что я, мечтатель ваш счастливый,
     На смерть летя против врагов,
     Рукой закрыв тяжелу рану,
     Едва ли на заре сей жизни не увяну,-
     И буря дней моих исчезла как мечта!
     …Но небо, вняв моим молениям
     усердным,
     Взглянуло оком милосердным:
     Я, Неман переплыв, узрел желанный
     край
     И землю лобызал с слезами…
     1807–1809 гг.
     

---

     МОЙ ГЕНИЙ
     О, память сердца! Ты сильней
     Рассудка памяти печальной
     И часто сладостью своей
     Меня в стране пленяешь дальной.
     Я помню голос милых слов,
     Я помню очи голубые,
     Я помню локоны златые
     Небрежно вьющихся власов.
     Моей пастушки несравненной
     Я помню весь наряд простой,
     И образ милый, незабвенный
     Повсюду странствует со мной.
     Хранитель гений мой – с любовью
     В утеху дан разлуке он:
     Засну ль? Приникнет к изголовью
     И усладит печальный сон.
     1815 г.
     

---

     В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ N
     О ты, которая была
     Утех и радостей душою!
     Как роза, некогда цвела
     Небесной красотою;
     Теперь оставлена, печальна и одна,
     Сидя смиренно у окна,
     Без песен, без похвал встречаешь день
     рожденья –
     Прими от дружества сердечны
     сожаленья,
     Прими и сердце успокой.
     Что потеряла ты? Льстецов
     бездушных рой,
     Пугалищей ума, достоинства
     и нравов,
     Судей безжалостных, докучливых
     нахалов.
     Один был нежный друг… и он еще
     с тобой!
     1810 г.
     

---

     К ГНЕДИЧУ
     Только дружба обещает
     Мне бессмертия венок;
     Он приметно увядает,
     Как от зноя василек.
     Мне оставить ли для славы
     Скромную стезю забавы?
     Путь к забавам проложен,
     К славе тесен и мудрен!
     Мне ль за призраком гоняться,
     Лавры с скукой собирать?
     Я умею наслаждаться,
     Как ребенок, всем играть,
     И счастлив!.. Досель цветами
     Путь ко счастью устилал,
     Пел, мечтал, подчас стихами
     Горесть сердца услаждал.
     Пел от лени и досуга;
     Муза мне была подруга;
     Не был ей порабощен.
     А теп
     ерь – весна, как сон
     Легкокрылый, исчезает
     И с собою увлекает
     Прелесть песней и мечты!
     Нежны мирты и цветы,
     Чем прелестницы венчали
     Юного певца, завяли!
     Ах! Ужели наградит
     Слава счастия утрату
     И ко дней моих закату
     Как нарочно, прилетит?
     1806 г.