ПОЖАР В ТОРФЯНИКАХ

     Я помню, как болот огонь
     Ходил на нас, бывало.
     Ну только мы его в полон,
     А он опять - навалом!
     Сказал нам мудрый старикан,
     Над «i» расставив точки:
     - Торфяник тушится не так.
     Совсем не так, браточки.
     Его туши, не где горит,
     А где пока дымится.
     Дедок не ересь говорит.
     Где дым - огонь таится.
     А дед меж тем приплюнул: «Тьфу!», -
     Доставши сигарету.
     - Огня коварней, чем в торфу,
     В аду, скажу вам, нету.
     Любой пожар потушишь - рад.
     И сердце улыбнется.
     А тут не знаешь: вдругорядь
     Когда и где займется...
     * * *
     И ты, любовь моя и боль,
     Что преподнес Всевышний.
     Ты - как в торфяниках огонь,
     Не ведаю: где вспыхнешь.
     НА ТРАКТЕ
     Падал снег... Видать, всерьез пошел.
     Труп в крови... Народ вокруг
      толпится.
     - Ты, - спросил сержант, - его за что?
     Зенки опустил свои убийца.
     - Значит, - начал нелюдь
      свой рассказ, -
     Едем мы с приятелем на «форде».
     Перед нами мельтешит КамАЗ,
     Вот его... Которому... По морде.
     Я - сигнал: приглохни, мол, мужик,
     Уступи, скорей тебя обскочим.
     Он же, знай, все едет и дымит.
     Нет бы принять в сторону обочин.
     Тут вскипел не я уже - дружок:
     «Тормознем давай-ка шоферюгу».
     И «форда» КамАЗу - поперек:
     Выходи, чумазый, без испугу!
     Хрясь ему дружок. А он - ответ.
     Друг - с копыт. И кувыркнулся даже.
     Тут и вспомнил я про... пистолет.
     А в упор я, вам скажу, не мажу...
     Падал снег. Видать, всерьез пошел.
     Подступал народ, хрипя: «Паскуда!»
     Подступал народ, хрипя: «За что?!»
     Громыхнул сержант: «Без самосуда!»
     ...Наша жизнь, ты тоже,
      словно тракт,
     Где теснит нас всякий понемногу,
     Прижимая к борту работяг,
     Открывая сволочи дорогу.
     О РАЗНИЦЕ ВОСПРИЯТИЯ
     Дочка санки таскала
     В пике
     зимней поры.
     - Знаешь, в горку, - сказала, -
     Тяжелей, чем с горы.
     Ах, мой маленький гений,
     Ровно от роду пять.
     Сколько мне откровений
     Суждено услыхать!
     С горки, да, веселее.
     Золотые слова.
     Да, заметить я смею,
     Не совсем ты права.
     Если б деда спросила,
     То с вершины бы лет
     Ты бы, дочь, получила
     Интересный ответ:
     «Жить на свете милее
     До известной поры.
     В гору жизнь веселее.
     Веселей, чем с горы».
     ТЕЛЕФОН С ОПРЕДЕЛИТЕЛЕМ
     Высветился номер на табло,
     Нынче мне опять не повезло.
     Слышу, что звонит, да не она.
     Заглянула в комнату луна.
     Тихо прошептала: «Обожди,
     Отшумят метели и дожди.
     Снегопад пойдет и отлетит,
     И она, быть может, позвонит».
     Может быть, да знаю, что она
     Позвонить мне, в общем, не должна.
     Сколько лет и сколько зим уже
     Для меня она - как в блиндаже.
     В семь блиндаж накатов – строгих
      цифр –
     Некогда разгаданный мной шифр.
     Неужели это позабыть?
     Неужель, что было - позади!
     Забубнил, залил осенний дождь.
     Не моих звонков, подумал, ждешь.
     Но - звоню, хоть разум не велит.
     Но - звоню. Мой выбор невелик.
     Не друзьям (совсем не до друзей)
     Набираю номер - только к ней!
     Только что, скажите, за резон?
     У нее ведь тоже телефон –
     Самый современнейший подвид –
     Тот, что в миг меня определит.
     Высветится номер на табло,
     И она вздохнет: «Не повезло...»
     ПРЕДАТЕЛЬСТВО
     Меня предал снег. Предал. Предал.
     Шел всю ночь. А к полудню растаял.
     Меня предал дождь. Предал. Предал.
     Шел всю ночь. А к полудню подмерзло.
     Меня предал друг. Гадко. Гадко.
     Рядом шел. А в трудный час растаял.
     Предала и ты. Мерзко. Мерзко.
     Чувства и слова твои подмерзли.
     Предал сам себя. Предал. Предал.
     Тем, что друга выбрал не по сердцу.
     Предал сам себя. Предал. Предал.
     Тем, что целовал тебя чужую.
     Оттого снега к полудню тают.
     Оттого дожди к полудню мерзнут.
     Предал этот стих я. Предал. Предал,
     Не нашедши мало-мальской рифмы.
     Правда, стих, ты знаешь, есть и белый.
     С белым виршем - все ж не с белым
     флагом.
     Белый стих я вмиг могу исправить.
     Хочешь - с выше писаной строки?
     Может, в жизни этот случай -
     крайний?
     Ну, тогда лишь белые стихи.
     Так хочу назвать тебя я милой,
     Несмотря на явный перетяг.
     Это ты меня ведь с рифмы сбила,
     А не сбила - я писал бы так:
     Снег меня не предал. Нет, не предал.
     Каруселил ночь он напролет.
     Думал, что растает вдруг к обеду,
     Глядь в окно, а снег опять идет.
     Дождь меня не предал. Нет, не предал,
     Бил в окно до самого утра.
     Думал я, а вдруг мороз «наедет»?
     Да, видать, пока что не пора.
     Друг меня не предал. Нет, не предал.
     Солнечен о друге мой рассказ.
     Пораженья были и потери –
     Друг не таял в самый трудный час.
     Ты меня, любовь, не предавала.
     Не замерзла сердцем и душой.
     Горячо и страстно целовала,
     Не бывая никогда чужой.
     Сам себя не предал я ни с другом,
     Ни с тобой, конечно, тоже - нет.
     Снег ли, дождь ли. Может, даже вьюга.
     Будем рядом много-много лет.
     Никогда б в унынии я не был,
     Не сошел с ритмичной бы строки.
     Но, увы, тобой и другом - предан.
     И упал я в белые стихи.
     Меня предал снег.
     Меня предал дождь.
     Меня предал друг.
     Предала и ты.
     Предал сам себя...
     РАЗДВОЕНИЕ
     Говорю тебе: «Уходи!»,
     А хотел сказать: «Погоди!»
     Половодьем весенним Нила
     Мчит обида меня, крутя.
     Лишь один только раз изменила...
     Не чрезмерно ль я строгий судья?
     Лишь один только раз, а после
     Обнимала, да так горячо.
     Остолоп я, хоть думал — апостол.
     Ну, уймись. Ведь она ни при чем.
     Не она, а ее соблазнили.
     Слезь с заоблачных ты небес.
     Ты же где? В «жигуленке»-машине,
     А ее укатил «мерседес».
     Ведь не с бухты же, с барахты
     Для нее помутился свет.
     У тебя ж даже скромной яхты,
     Даже плохонькой виллы нет.
     А любовь потихоньку стихает,
     Начиная с корней увядать,
     Если только одними стихами
     Каждодневно ее поливать.
     Не чрезмерно ль я строг в судействе?
     Изменила ведь только раз.
     И гашу я обиду, надеясь,
     Утонуть в половодье глаз.
     Ах, глаза! Ведь не раз слагал я
     Вам стихи. И готов опять.
     Ах, глаза! Только раз солгали.
     Что ж, глаза, мне в глаза сказать?
     Сердце, боль мою укроти.
     Помоги мне сказать: «Погоди!»
     ОДИНОЧЕСТВО В ТОЛПЕ
     Толпа бежала - человек лежал.
     Толпа роняла: «Пьянь». И мимо,
      мимо...
     А человек от астмы умирал,
     И смерть глаза, усердствуя, стеклила.
     А человек прожил - ни капли в рот
     Ни коньяку, ни водки, ни портвейна.
     Беда взяла, однако, в оборот,
     В полвека путь земной ему отмерив.
     О, равнодушья, черствости напалм!
     На нас ты рухнул огненною тучей.
     Лежащий - трезв. Пьяна была толпа
     Своим, пока еще, благополучьем.
     * * *
     Один из нас лежал. В немой мольбе.
     Для всех чужой. Без имени.
      Без отчества.
     Страшнее одиночества в толпе.
     Нет на земле, пожалуй, одиночества.
     В НАЧАЛЕ МАРТА
     Константину Райкину
     Пока
     еще весна стучится робко
     В подернутое инеем окно.
     Пока еще не прочертилась тропка,
     Знакомая мне с юности. Давно.
     Пока еще не грянул птичий гомон,
     Не прогремел вечерний
      первый гром,
     И лес стоит, весь ожиданьем полон,
     Лишь отложивший песню на потом.
     Но вот и тучка первая примчала.
     И первый дождь со снегом пополам.
     Зима весне, считай, дает начало,
     Проворно с ней шагая по полям.
     Пусть та весна пока стучится робко
     В подернутое инеем окно,
     Но вон, гляди, уж прочертилась
      тропка,
     Знакомая мне с юности. Давно.
     НИКТО НАМ ПАМЯТЬ НЕ ОТРУБИТ
     Судьба поступит, как угодно,
     Но все равно мы воспоем,
     Народ великий и свободный,
     Многотерпение твое.
     Да, нас закручивает бытом,
     Но память нация хранит.
     Ничто былое не забыто,
     Никто в былом том не забыт.
     Нет, где-то там, конечно, кто-то
     Живет в беспамятстве Фомой,
     Но по большому если счету,
     Мы люди - с помнящим умом.
     Никто нам память не отрубит,
     Пусть наша доля нелегка,
     Но слышь? - играют все же трубы,
     Россию славя на века!