Уроки истории мы извлекаем не только из изучения фактов, тенденций и закономерностей мирового развития. Зачастую биография участников тех или иных знаковых событий, их оценки и воспоминания могут сказать намного больше, чем факты, нам, казалось бы, хорошо известные. В этом убеждаешься, беседуя с академиком РАН Георгием Аркадьевичем Арбатовым.
     

     

     Наша справка. Георгий Аркадьевич Арбатов родился 19 мая 1923 года в Херсоне. Отец - член РКП(б) с 1918 года, участник гражданской войны. С 1930 по 1935 г. Георгий Арбатов жил с родителями в Германии, видел приход фашистов к власти. 21 июня 1941 г. зачислен в курсанты Московского артиллерийского училища имени Красина. 7 Ноября 1941 года принимал участие в параде на Красной площади. В качестве офицера гвардейских минометных частей 1-го и 2-го Украинских фронтов участвовал в сражениях Великой Отечественной войны. После Победы и окончания института работал журналистом-международником. В 1964 году назначен консультантом, затем руководителем группы консультантов отдела ЦК КПСС. В 1967 году создает и возглавляет Институт США и Канады АН СССР. Академик РАН, доктор исторических наук, профессор, автор многих научных трудов.
     

     

     - Георгий Аркадьевич, вы были участником парада 7 Ноября 1941 года на Красной площади…
     - Да, осенью 1941-го я учился в Московском артиллерийском училище имени Красина, расположенном на Хорошевском шоссе.
     В октябре-ноябре сорок первого все более-менее подготовленные части давно ушли на фронт и воевали под Москвой. В Москве оставалось два военных училища – Верховного Совета СССР и наше, артиллерийское, и на нас, молодых курсантов, выпало несение караульной службы в городе и выполнение ряда других задач.
     К началу ноября мы уже почти окончили обучение по ускоренному курсу. Однако неожиданно во второй половине октября мы занялись рутинной строевой подготовкой, причем никто из курсантов не мог понять, зачем это нужно. Утром 7 ноября нас во время завтрака по тревоге построили и направили прямо на Красную площадь: наше училище открывало парад. Я был правофланговым в середине батальона, волновался сильно, даже немного сбился с шага, но быстро исправил ошибку. Запомнилась очень низкая облачность и снег. Из участников парада ноября 1941-го потом мало кому посчастливилось дожить до Победы, ведь многие части прямо с Васильевского спуска отправлялись на передовую.
     Ну а нас, курсантов, на следующее утро после парада эвакуировали вместе с училищем в Миасс, на Урал. Там мы пробыли около месяца, сдали выпускные экзамены, и уже оттуда нас перебросили в формирующиеся части на фронт.
     - В каких боевых операциях вы приняли участие?
     - В 1942 году я был на Калининском фронте и принимал участие в основном в оборонительных боях или операциях местного значения. Мы тогда удивлялись, почему, когда идут такие жаркие бои под Сталинградом, нас здесь держат. Ответ на этот вопрос мы получили на год позже. Замысел военного командования, по всей видимости, состоял в том, чтобы сохранить боеспособные, хорошо обученные «свежие» части для 1943 года.
     Из ключевых операций, в которых довелось участвовать, могу назвать переправу через Днепр. Днепр я форсировал три раза – севернее и южнее Канева и в Черкассах. Когда мы взяли Черкассы, я заболел туберкулезом легких, после чего меня отправили в тыл и демобилизовали. Начинал я войну в лейтенантском звании начальником разведки дивизиона, а закончил ее помощником начальника штаба полка по разведке - ПНШ-2.
     - Вы являетесь одним из представителей так называемого поколения «шестидесятников». Что главным образом характеризует это поколение?
     - «Шестидесятники» в первую очередь это люди, которые всерьез приняли доклад Хрущева на XX съезде КПСС, и думали, что за ним последует широкая программа «десталинизации» страны. На поверку оказалось, что надежды не оправдались. Некоторая часть «шестидесятников», я бы сказал, экстремистская, стала диссидентами, а основная часть – старалась в сложившихся условиях сделать все, что было возможно, для улучшения положения в стране, как и ваш покорный слуга.
     Вообще ученые и общественные деятели из поколения «шестидесятников» были востребованы еще Леонидом Брежневым. Хочу напомнить, что после снятия Хрущева в окружении Брежнева развернулась острая борьба вокруг дальнейшего политического курса, были даже замыслы и планы на XXIII съезде отменить решения XX и XXII съездов КПСС. Но верх взяли более либеральные, так сказать, настроения. В результате в свою команду в качестве советников Брежнев пригласил Иноземцева, Бовина, Загладина, Бурлацкого и других - именно ученых. И я тоже «по должности», будучи директором сформированного в тот момент Института США и Канады РАН, попал в их число.
     Уже при Брежневе, кстати, началась известная демократизация партийного аппарата. Инициирован был этот процесс в отделе Юрия Андропова, который занимался соцстранами.
     - Вы были основателем Института США и Канады АН СССР, который дал нашей стране немало выдающихся ученых-«американистов». Какую роль сыграл этот институт в развитии советско-американских отношений?
     - Институт США и Канады действительно сыграл свою роль в формировании внешнеполитического курса СССР. В первую очередь в создании необходимой информационной и нормативной базы для переговоров с американцами. Часто, например, приходилось убеждать наших руководителей, чтобы они, выдвигая собственные инициативы, в то же время рассматривали американские предложения без предубеждения и идеологической зашоренности.
     Мы также перенести на нашу «почву» многое полезного из опыта Америки. В частности, что касается использования технических достижений из военной области в гражданской промышленности, а также анализа проблем научно-технической революции. Наши аналитические записки носили закрытый характер и распространялись членам ЦК КПСС.
     Атаковали мы начальство «с двух сторон» - я от Института США и Канады, а Иноземцев – от Института мировой экономики и международных отношений. Помню, удалось даже инициировать решение провести специальный пленум по вопросам научно-технической революции. Даже документы все уже подготовили, однако пленум в итоге не состоялся. Руководство страны было все же не готово к реформированию экономики. Как раз в тот момент, в 1970-е годы, были открыты большие запасы нефти в Западной Сибири, и в Кремле решили, что непредсказуемые реформы проводить ни к чему, можно покупать пшеницу на Западе и формировать бюджет за счет нефтяных доходов.
     - Сейчас открываются многие факты из истории «холодной войны». Выясняется, что США в годы президентства Рейгана провоцировали Советский Союз на непосильную для его экономики гонку вооружений.
     - Действительно, политику США того периода можно назвать «провокационной». Как американцы провоцировали СССР на гонку вооружений? Так же, в общем-то, как делал это и Советский Союз. Они создавали какой-то новый вид оружия, причем не держали это в секрете, наша сторона о нем собирала сведения, в том числе по линии разведки, затем принималось решение, что и нам тоже нужно такое оружие создавать.
     В планах «звездных войн» администрации Рейгана был очень большой элемент провокации, рассчитанной на то, чтобы Советский Союз втянуть в непомерные расходы – при довольно слабой экономике страны. Однако этого сделать, к счастью, им не удалось, и тут большую роль сыграли тогдашние директор Института космических исследований Роальд Сагдеев и глава Курчатовского института Евгений Велихов. Ими широко озвучивалась идея так называемого «асимметричного ответа» - не делать то же, что и американцы. Фактически успокоение относительно планов «звездных войн» пришло после того, как было подсчитано, что можно «набросать гаек и металлолома» в космос, и тем самым не дать заработать американским космическим станциям и ракетам.
     - В 1989-1990 годах вы полемизировали с военным ведомством касательно объема военных расходов?
     - У меня действительно, дело прошлое, была размолвка с военными в 1989 году. Тогда появился у нас авианосец, правда назвали его «тяжелым авианесущим крейсером», чтобы не нарушать решения конвенции Монтрё, которая запрещала проход авианосцев по Черноморским проливам. Я по этому поводу написал записку в ЦК КПСС, а потом выступил на съезде. Тогда как раз возникло предложение осуществить повышение цен, а я, выступая, заявил, что нужно не цены повышать, а от дорогостоящих проектов отказываться, сокращать расходы по вооружениям. И привел в пример этот авианесущий крейсер. После чего на меня обрушилась критика, в особенности со стороны маршала Ахромеева, который был тогда советником Горбачева по военным вопросам.
     Но на этом история не закончилась. Вскоре после моего выступления на съезде я сижу у себя в кабинете, и раздается звонок по «вертушке» - телефону правительственной связи. Я снимаю трубку, и раздается: «Георгий Аркадьевич? Я знаю, что у вас завтра день рождения, и я хотел бы вас поздравить». Когда я уточнил, с кем я говорю, оказалось, что это министр обороны Дмитрий Тимофеевич Язов. Он отметил, что в Минобороны мне подарок подготовили – книгу с ксерокопиями документов, относящихся к моей фронтовой биографии и истории нашего полка, которую сам лично и привез на следующий день в Институт США и Канады. Так что Язовым мои заявления по крейсеру, видимо, не были восприняты как демарш. Возможно, он и сам к моей позиции склонялся по этим вопросам.
     - Как общественный и политический деятель в свое время вы во многом способствовали прекращению «холодной войны». Нет ли у вас опасений, что в нынешней международной обстановке «холодная война» между Россией и Западом может возродиться в новом формате? Особенно если на это смотреть через призму планов США разместить элементы ПРО в Восточной Европе, проблем с ратификацией адаптированного ДОВСЕ…
     - К сожалению, это действительно не исключено. Опасность в том, что переговоры по американской ПРО, а также в области контроля над вооружениями, полностью прекратятся. Этого нельзя делать, поскольку в ближайшее время сроки действия договоров по стратегическим наступательным вооружениям закончатся, и по ним нужно будет принимать совместные решения.
     Мы должны понимать, что если «холодная война» в нынешних условиях снова разразится, она будет гораздо опаснее той, прежней. Потому что она будет вестись при разрушенной структуре переговоров в области разоружения, при большем количестве ядерных или «околоядерных» держав, включая Иран и Северную Корею, что сделает соглашение сторон очень маловероятным, если не невозможным.
     - Сейчас в нашей стране много говорится о необходимости патриотического воспитания. Может ли тема Победы в Великой Отечественной войне стать его основой ?
     - Конечно, тема Великой Отечественной войны для нашей страны священна, об этой войне и ее уроках необходимо помнить всем последующим поколениям, о ней нужно рассказывать нашей молодежи. Но не только это важно. По-моему, в основе патриотического воспитания в нашей стране сегодня должно лечь повышение уважения населения к главным политическим институтам – к судам, парламенту, президенту, армии. У нас люди никого сейчас не уважают, даже церковь перестали уважать, за которой, казалось бы, никаких «провинностей» не числится. Только на этом условии в стране возродится патриотизм.
     Каждый гражданин должен относиться с уважением к руководству страны, верить в правильность проводимой политики и в то, что эта политика соответствует интересам народа. И, с другой стороны, сама власть должна быть патриотичной, учитывать многообразные интересы населения, развивать и модернизировать страну. Тогда и с патриотизмом у нас все будет в порядке.