на главную страницу

17 Июля 2007 года

Армия и общество

Вторник

Раненое детство:льготы не положены

Юрий МАКУНИН, капитан 2 ранга в отставке.



     - Все Герои и кавалеры ордена Славы нашего района уже умерли. фронтовиков остались единицы. Главными свидетелями 1941–1945 годов становятся «дети войны», но вот только законодательством они не предусмотрены, - такую фразу услышал я на юге Тульской области от фронтовика и директора музея боевой и трудовой славы г. Волово Павла Григорьевича Васильева. Он знал, о чем говорил. И все же, покидая гостеприимный музей, я не удержался от уточнения:
     - Павел Григорьевич, не расскажете ли подробнее о «детях войны» и как могло получиться, что эта категория не предусмотрена нашим законодательством? Ведь я и есть такое дитя.
     - В какие бы местности ни забрасывала меня фронтовая судьбина, кроме солдатской амуниции видел я лохмотья детишек, их сиротство у сгоревших хат, голодные глаза. А нередко и трупики девочек и мальчиков. Ума не приложу, почему наши гуманисты-законодатели не наделяют «детей войны» фронтовыми льготами...
     Общение с Павлом Васильевым ускорило мои вялые экскурсы в статус-кво «детей войны». И тут вдруг передо мной раскрылась любопытная картина: с кем бы я ни заговаривал о собственном военном детстве (юристами, журналистами, офицерами, чиновниками, учеными, депутатами), вскоре выяснялось, что собеседники зачастую меня не понимают. Почему? Ответ прост. Они родились уже после войны. И к моей боли попросту глухи.
     У нас разная память о детстве. В моем детстве другие цветы, другие запахи, другие забавы и игрушки.
     Родился в 1935 г. в Москве. В 1941-м при первых завываниях воздушной тревоги моя мама, Ефросинья Павловна, чернорабочая авиазавода, в Филях влекла меня, шестилетнего, не в бомбоубежище, а на крыши завода «Москва-толь», где гасила зажигалки. Оставить ребенка было не с кем.
     К августу 41-го мама переправила-таки меня в деревню Бараново Тульской области, где крестьянствовали мои дедушка и бабушка. Они подверглись раскулачиванию, а потому ютились под чужими крышами. Но внука приняли.
     Могла ли знать не очень-то образованная моя мама, что война докатится до Тульщины? Да и в деревне Бараново о том не помышляли. Осень 41-го подарила хороший урожай. В амбары укладывали зерно, иные припасы. Детишек угощали сочной морковкой, сладкой вареной свеклой, кочерыжками при закваске капусты. Да и яблочки, вишня, смородина с крыжовником украшали столы.
     В том же сентябре я пошел в 1-й класс.
     Западной околицей наша деревня упиралась в железную дорогу Москва — Тула, а потому на картах имела еще и другое название «Разъезд 170-й километр». Именно железная дорога и вызвала повышенный интерес гитлеровцев к Бараново. Передовая часть 4-й танковой дивизии армии Гудериана ворвалась в деревню 30 ноября 1941 года. Пурга ужесточала мороз. Скорее всего, по чьей-то наводке немецкий танк с близкого расстояния разворотил снарядом избу сельсовета. Промерзшие фрицы вламывались в избы, забивали для еды любую живность.
     Бои начались через день, когда со стороны райцентра Лаптево (ныне Ясногорск) подошли наши войска. Ожесточенные бои длились 4 дня. Крестьяне, а с ними и мы, пацаны, забивались в амбары. Но когда одно из таких убежищ подожгли, переместились в подвалы, в картофельные ямы.
     Захватчики (а это были не только немцы, но и финны, венгры, хорваты и др.) отступили из Бараново, оставив на поле боя 2 чадящих танка, 4 бронемашины, несколько мотоциклов, шпалеры снарядов, россыпи патронов...
     Советские подразделения передохнули в деревне не более полудня, устремившись в погоню за противником.
     Школа-четырехлетка замерла на два года: ни электричества, ни чернил, ни бумаги. Всего самого необходимого деревня не имела. Начинал поджимать и голод.
     Ближе к лету 42-го нашу семью колхозное начальство направило на подсохшее поле боя – на телеге свозить павших солдат в братскую могилу. Сколько наша чахлая лошадка доставила тел в братскую могилу, – не помню. Но врезались в память следы страшных ранений и характерный трупный запах, к которому нельзя привыкнуть.
     Сегодня за братской могилой ухаживают. В ней лежат 105 солдат и командиров, но только 20 из них опознаны.
     Когда школа закрылась, то наша юная энергия перекинулась на подрывы снарядов, мин, извлечение пороха из патронов, ракет. Каждый мальчишка имел, как сказали бы сейчас, схрон с оружием. Курочили мы и бронетехнику, добывая полезные детали. Как-то извлек я из сиденья механика-водителя танка плитки толстого войлока, за что дед и бабка меня зацеловали: сделали себе и мне теплые тапки-подошвы.
     Но все эти занятия были очень опасны. Двое моих однолеток погибли от взрыва снаряда, когда бросили его в костер. Кто-то остался и без пальцев, ковыряясь в разноцветных запалах.
     Из мужиков в деревне остались ветхие деды да председатель колхоза с протезом вместо ноги, который вдруг обратился к неразлучной троице мальцов (Коля Скобляков, Миша Пырсин и автор данных строк):
     – Вы, сорванцы, рвете боезапасы, губите рыбу гранатами, срезаете колоски. Если не хотите в тюрьму, то помогите минное поле уничтожить у Курапок (пахота возле леса. – Прим автора). А то сеять нельзя.
     Вдохновленные вниманием председателя, мы поехали с ним к Курапкам. Сюда, бегая в лес за грибами и ягодами, мы проложили надежную тропу именно среди так называемых «крылатых мин». Лежит себе цилиндрик с крылышками, надави на них и – ба-бах! Лети то ли в рай, то ли в ад. Их поставили немцы зимой, ожидая с данного направления русских. Не знаю, сколько подорвалось на них наших, но к лету оставшиеся мины валялись в разных ракурсах, а меж ними тянулись проводки. Да, мы пробовали подорвать некоторые из «крылаток», обкладывали хворостом, разжигали костерки. Но спичек деревня не имела, а высекать искру кремнями на ветошь, мох, бересту – потеря сил и времени. Понятное дело, у председателя спички имелись. Но он лишь принял наши целеуказания, воткнул у «крылаток» вешки, обругал саперов, которых не дозваться, и объявил, что выписывает нам по полтрудодня. А через несколько дней взрослые большими кострами подорвали-таки минное поле.
     Из Бараново мать забрала меня накануне Дня Победы. Десятилетним я пошел в 3-й класс, и москвичи издевались над моим тульским говорком.
     При очередной командировке на Тульщину посетил я управу
     г. Ясногорска. Принимала меня чиновница, излучавшая искреннюю доброжелательность: почему и не помочь земляку, ныне москвичу? Порылась в подшивке документов: нет, «дети войны» законами не предусмотрены, а колхозные гроссбухи военных лет пылились в разных хранилищах. Да и саму деревню Бараново почти полностью накрыло дачно-коттеджное строительство.
     То же «увы» произнесла менее дружелюбная и более импозантная чиновница в районной управе по месту моего московского жительства: она командует механизмом наград. Дюжий охранник несколько минут уточнял: впускать ли меня? С какой целью беспокою управу? Цель не цель, а читал как-то, что московское правительство награждает многих иностранцев юбилейными медалями. Ну и вспомнилось детство на московских крышах с вражескими зажигалками. Чем же я хуже, слабее? Но управская дама приподняла макияжные брови:
     – Что же вы могли в 5-6-7 лет? Только с 14 лет подросток становился трудоспособным. Вот мои внуки...
     На этом месте я вежливо попрощался, а по дороге подумал: когда же законодатели станут если не опережать реалии, то хотя бы придерживаться их? Маниловщина? Но почему же иная маниловщина выдается верхами за конструктивизм в политике?
     Любопытно, что фашистский третий рейх обрек ФРГ (а затем и объединенную Германию) на перманентные компенсации жертвам нацизма. Странно, почему также донором не стала дюжина европейских государств, вливавших свои войска в вермахт? Германия подкармливает десятки категорий людей, пострадавших от гитлеризма. Но не ищите среди них советских «детей войны».
     Я бы мог здесь озвучить много фамилий моих добрых знакомых, чьи военные судьбы трагичнее моей. Впрочем, они и сами готовы сказать свое слово. Да вот только каким будет ответ на него наших государственных мужей?


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex