Давно перезревшая проблема. Принято говорить, что она универсальная, то есть стоит перед многими большими и малыми странами. Легче от этого, конечно, не становится. Стихийная миграция – это всегда криминал в самых разных проявлениях. Даже в тех многочисленных случаях, когда люди из других стран прибывают, чтобы продать рабочие руки, контроль за ними должен быть соответствующий. Условия пребывания – тоже. Иначе пришлому каменщику, штукатуру, бульдозеристу захочется попробовать себя за пределами правового поля.
     Иностранная рабочая сила требуется, как известно, там, где не хотят трудиться местные жители. Одна из таких сфер – уборка улиц и дворов.
     «Шуршит метлой, и мне покойно – своим идет все чередом»… Хозяин двора. Всех знает, его все знают. Случись что, к нему первому с вопросами. Классический дядя Вася (тетя Клава) всегда что-то подскажет, окажет мелкую услугу, остановит хулиганистых мальчишек.
     Увы, сия идиллия уходит в прошлое. Фигура человека с метлой и лопатой уже обрела иные очертания. Да и сам этот человек отгородился от жильцов невидимой стеной. С ним особо не поговоришь. Угрюмый и осторожный гастарбайтер – приметный штрих московских улиц. Да и не только московских.
     Минувший век добавил к нашим национальным устоям немало полезного. Но, к сожалению, кое-что незаметно отнял. В частности, мы лишились добротного, неприхотливого и в то же время многофункционального дворника. Дворник в прежнем нашем понимании, можно сказать, в старой российской традиции, исчез (или почти исчез) из социального быта.
     А ведь когда-то, еще в старой России, он был не просто уборщиком, не просто «солдатом, что до подъема вступает в бой за чистоту». Он был опорой власти, надежным помощником полицейского сыщика, городового, беспрекословным исполнителем указаний вообще всякого представителя правящего класса. Такой матерый мужик со своим бессменным инструментом способен был прижать к стене или к земле злоумышленника и держать его до прихода «кого положено». Глаз у него был наметан, всякую подозрительную личность он быстро замечал среди законопослушных прохожих. Система оперативной связи «дворник – полицейский участок» работала практически безукоризненно. Во всяком случае об этом немало написано наблюдательными беллетристами прошлого – в лаконичных, но емких деталях.
     Сейчас, когда все мы соскучились по порядку, когда нас удручает грязь в подъездах и дворах, когда внутри поселилась настороженность, граничащая с перманентным страхом за собственное здоровье и саму жизнь, идея возвращения в наш быт хорошего дворника, класса дворников, – такая идея представляется весьма здоровой.
     Современный московский дворник в своем большинстве представляет одну из стран ближнего зарубежья. Чаще всего на этих должностях утверждаются киргизы и таджики. Реже узбеки, эти специализируются в поварском и кулинарном деле. В далекую российскую столицу кандидатов в дворники манит, естественно, зарплата.
     Знакомый дворник из-под города Ош (Киргизия), которого я частенько встречаю по дороге на работу, зарабатывает десять тысяч рублей. Половину отсылает семье. У него, выпускника юридического факультета, есть заветная мечта устроиться по специальности. Все попытки пока были тщетными, хотя в Москве давно, имеет российский паспорт. На родине у него жена и двое детей. Здесь – койка в двухкомнатной квартире общей площадью 30 квадратных метров. Это жилище он делит с 13 другими земляками. Тесновато.
     Москвичей среди дворников все меньше. Наводить чистоту, не без снобизма полагают они, дело зазорное. Странное поветрие. Расклеивать фальшивки, написанные для достоверности старушечьим почерком и повествующие о том, что «порядочным людям сдается комната в двухкомнатной квартире, хозяйка не живет, все удобства, чисто, светло», – этим заниматься незазорно. Кстати, таких «продавцов информации» развелось непропорционально много даже для 10-миллионного города. Врут вдохновенно, на клиента глядят чистыми, как у младенца, глазами. Вот где нужна хорошая метла со стальными прутьями.
     Разумеется, не только здесь. Твердой рукой выметать из Москвы, из губернских центров, вообще из провинции надо все, что пристроилось, прилепилось, пролезло в обход законов. Это общенациональная проблема, затрагивающая в том числе и нашу безопасность.
     Дворницкую тему (преимущественно в ее кадровом аспекте) мне не однажды приходилось обсуждать с чиновниками разных районных управ. Картина при этом вырисовывалась вполне определенная. В том смысле, что проблемы с набором людей на должности дворников вроде бы и нет, поскольку предложений со стороны, с азиатского юга, достаточно. Проблема состоит в другом. В том, что большинство приезжих так и не вписывается в московский ландшафт в качестве той самой опоры местных органов власти, о которой сказано выше. Работает такой «легионер» многотысячной армии ЖКХ хотя и усердно, но хозяином на порученном участке себя не ощущает. Спросишь у него: «Откуда взялась куча щебня?» Ответит: «Не знаю». «Кто твой начальник?» Опять: «Не знаю». «Как твоя фамилия?» Молчит, слова не добьешься.
     При советской власти московский дворник получал служебное жилье в доме, который он обслуживает. За многолетнюю и безупречную службу выделенную жилплощадь ему оставляли. Стимул огромный. В начале девяностых годов с этой «щедростью» было покончено. В результате процент дворников-москвичей упал до минимума.
     Хотя, конечно, они встречаются в каждом районе. На 2-й Владимирской улице, в районе дома 46, бесперебойно метет и чистит территорию дворничиха по имени Валентина. Многие жильцы ее знают и здороваются как со старой знакомой. В Москве эта женщина живет 36 лет, последние 20 лет – в дворниках. Имеет комнату в коммунальной квартире на проспекте Буденного, размещаясь в ней вместе с 26-летним сыном. «Работала за квартиру», - говорит она. Был момент, когда «дело уже пахло ордером». Но потом все наткнулось на какую-то подводную корягу, – и никаких объяснений.
     Готовя этот материал, я пытался спровоцировать каждого из дворников, с которыми разговаривал, на откровенность в плане оценки нравственного поведения москвичей. Как они относятся к тому, что жители Москвы (либо их большинство) не отягощены мыслями о собственной нечистоплотности? Парадоксальная реакция была. То есть вообще никакой сколько-нибудь острой реакции. Ну, дескать, бросают в разные стороны банки-бутылки, ну плюют в лифтах, ну делают нечто более варварское. Это, мол, их порок. А наше дело – убирать.
     Были и такие среди «собеседников», которые вообще не поняли, о чем я их спрашиваю. Такие вот времена, как говорит Познер.