Держу в руках объемистый том научно-методического журнала «Современное есениноведение». Он учрежден и выходит под эгидой Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. Нынешний выпуск, седьмой по счету, посвящен Году русского языка и 70-летию Рязанской области. Внимание этот номер привлек не случайно: вижу в нем портрет человека, в одном строю с которым, плечом к плечу проработал не один год, – Алексея Петровича Хорева. С одинаково родной для нас «Красной звездой» в руках.
     Старшее поколение читателей «Звездочки» конечно же помнит Алексея Хорева. Зритель порой спешит на спектакль только из-за участия в нем любимого артиста, смотрит не самый удачный фильм по той же причине. И в редакциях есть журналисты, выступлений которых ждут с особым интересом, читают от первого до последнего слова, порой – как заметил один из молодых газетчиков – с лупой и карандашом в руках. Алексей Петрович – из числа таких мастеров. Темы для публикаций находил неординарные, при письме решительно избегал общих мест, банальностей, назиданий. И слово к слову подгонял плотно, без щелей, чтобы мысль они несли живой и объемной. Давно уже на слуху, скажем, выражение «последний военный призыв». Можно подумать, что оно всплыло на поверхность из глубин минувшего века само собой. Но это не так. Первым его употребил, наполнив общественным звучанием, Алексей Хорев. Ряды фронтовиков редели. Кому надлежало подставить руки, чтобы принять от них святую чашу памяти, традиций, правды о пережитом и нести ее, не расплескав, дальше? Последнему военному призыву, считал Алексей Петрович. Хотя бы на несколько лет: истории важно даже мгновение.
     А была еще у Хорева безмерно волнующая его сердце страсть: любовь и интерес к Сергею Есенину. Алексей Петрович при случае мог прочитать наизусть многое и от других поэтов. Но Есенин! Он ведь, как и Хорев, – из самых наших, рязанских!..
     Знаю, что в очень дружной семье Хоревых, в стенах их уютной квартиры всегда царила атмосфера преклонения перед русским словом, его культ. И вот теперь, когда Алексея Петровича нет уже среди живых, в этом доме бережно, с соблюдением всех литературоведческих канонов подготовили к публикации его переписку, связанную с С.А. Есениным, черновые записи с мыслями о поэте, малоизвестными сведениями о нем.
     Видишь, что сразу после войны Алексей Хорев при трех маленьких звездочках на погонах с юношеским напором бомбардирует письмами тех, от кого это зависело, требуя переиздания Есенина. Пытается по-своему убедить всех, что для искалеченного войной поколения фронтовиков есенинское слово – бальзам, что разоренной стране оно нужно не меньше, чем хлеб, цемент и кирпич.
     Из журнала узнаю, что один из известных критиков тех лет, благословляя к печати толковую работу о Сергее Есенине, подкрепляет в рецензии свое мнение выдержками из письма молодого офицера Хорева, несущего службу где-то на Урале.
     Удивляюсь, сколь настойчиво капитан Хорев выясняет: действительно ли знаменитые «Персидские мотивы» его земляка родились, как утверждала довоенная энциклопедия, на земле Персии? Письмо долго гуляет по инстанциям. В конце концов Алексей (отчество тогда из-за молодости можно было опустить) получает ответ, не вызывающий сомнений. Нет, не был Сергей Александрович Есенин в Иране, персидские мотивы ему навеял Азербайджан. И отвечал безвестному офицеру Советской Армии человек, в бакинской квартире которого Есенин жил, который лично присутствовал там, где принималось решение удержать поэта на своей земле: в Персии присмотр и уход за ним обеспечивать было некому...
     Хорев не только переписывался с теми, кто знал Есенина, исследовал его творчество, не только собирал в домашнюю библиотеку раритетные издания его поэзии, книги и статьи о нем, но и не раз встречался с Корнелием Люциановичем Зелинским – критиком, человеком, любившим, понимавшим и ценившим Есенина столь же искренне, как и Хорев. О чем были их дружеские беседы, теперь можно узнать из журнала.
     ...Меняется читательская аудитория «Красной звезды»: 25 тысяч номеров – не шутка! Обновляется творческий состав редакции. Бывает, что подпись под публикацией для читателя мало что значит. Об этом можно сожалеть: приобщение к духовному миру того, кто пишет, к его интересам, мировосприятию придало бы, думаю, самому обычному и привычному для газеты слову какие-то новые краски, какое-то дополнительное содержание и звучание.
     На снимках: У рязанских легко найти сходство.