Июль 1994 года. Прошло два часа обсуждения записи интервью. Обговорили каждое слово, пришли к общему знаменателю.
     - Михаил Моисеевич, - обращаюсь к шестому чемпиону мира, - к нашей беседе нужна фотография.
     - Мы с Игорем Юльевичем готовим к выходу книгу. Пойдем к нему, выберем.
     Племянник Ботвинника дал целую пачку снимков.
     - Михаил Моисеевич, а какой снимок ваш самый любимый?
     - С Фишером, но его-то я вам не дам.
     - Как? Но я планировал именно эту иллюстрацию. Поэтому и не задал вам ни одного вопроса о Фишере. Снимок говорит сам за себя.
     - Нет. Уж сколько моих дорогих снимков «заиграли» известнейшие журналисты.
     - Но я не известный журналист. Мой принцип - дорожи честью офицера.
     - Нет.
     - Но за меня вам поручился Анатолий Евгеньевич Карпов. Дайте фото на два часа на пересъемку.
     - Нет.
     Даю «шах последней надежды»:
     - Игорь Юльевич, заступитесь!
     - Михаил Моисеевич, - сказал он. - Я думаю, что Станиславу Петровичу можно верить.
     - Вы так считаете? (пауза). Ну, Станислав Петрович, у вас два часа, - вдруг сдался великий шахматист. - Каждую просроченную вами минуту буду переживать: не утратил ли я снимок?
     Бегу к метро, мчусь по подземным переходам, взмыленный вбегаю в редакцию.
     - Мужики, кто-нибудь переснимите фото, и через 15 минут я должен бежать обратно, - запыхавшись, пробормотал я в фотолаборатории.
     - Девочки, отложите все. Срочно переберите мне текст с учетом всех правок, - это машинисткам в наборном цехе.
     Через один час и пятьдесят пять минут Ботвинник получил обратно свою дорогую фотографию и, не читая, подписал чистовик рукописи.
     Редактора я просил дать снимок так, чтобы была видна позиция на доске и настроение соперников: «Устоял!» - у Ботвинника и «Неужели ничья?» - у Фишера. Интервью появилось в газете «Красная звезда» 17 августа 1994 года - в день рождения Михаила Ботвинника...
     Прошел год. Михаил Моисеевич уже ушел из жизни. В сентябре 1995-го я взял интервью у гроссмейстера А. Лилиенталя. Готовую газету Андрэ Арнольдович попросил привезти на квартиру его тещи на улице академика Бочвара. В кругу его домочадцев за чаем с вкусными домашними пирожками я прочитал хозяевам статью «Остался должен Алехину». Восторги, одобрения, комплименты.
     - Станислав, вы так здорово написали, что я сделаю вам необычный подарок. Давайте я вас познакомлю с Фишером, - предложил растроганный гроссмейстер.
     - Ни в коем случае! - восклик
     нул я и, увидев растерянность на лице Андрэ Арнольдовича, пояснил. - Роберт терпеть не может журналистов, и если вы предложите ему наше знакомство, он поссорится с вами. А я не хочу, чтобы из-за меня порвалась его тонкая связь с шахматным миром.
     - Пожалуй, вы правы, - огорченно согласился старейшина шахмат, - но я действительно хотел достойно отблагодарить вас.
     - Андрэ Арнольдович, я надеялся, что наша публикация вам понравится, и заготовил вариант. Вот прошлогодняя газета, - тут пошел красочный рассказ о том, как я «отнял» у Михаила Моисеевича его любимый снимок, - передайте ее Роберту Фишеру с рассказом о моих трудностях.
     - О-бя-за-тель-но, - твердо пообещал Лилиенталь.
     - Станислав, не волнуйся. Я прослежу и помогу, - заверила Ольга Александровна, супруга гроссмейстера.
     Вскоре Лилиентали уехали в Будапешт. Через несколько месяцев, узнав об их возвращении в Москву, звоню им. Трубку подняла супруга.
     - Оленька, здравствуйте! С приездом! Ну как? Не забыли мою просьбу?
     - Что ты, Станислав! В этой поездке твое поручение мы считали самым важным делом. Как только в Будапеште обустроились, сразу позвонили Роберту и пригласили его к нам на обед. Он, видно, соскучился по нам и тут же откликнулся на приглашение. За обедом мы с Андреем вручили Роберту газету и вдвоем самым обстоятельным образом передали твое повествование. И о том, как Михаил Моисеевич ругал журналистов, и как он дорожил самой памятной фотографией, и с каким трудом ты ее выпросил и бегал потом по Москве и редакции. Видел бы ты Роберта во время нашего рассказа! Он был потрясен. Внимательно рассмотрев снимок, Роберт вспомнил момент съемки. Потом, когда они с Андреем анализировали какие-то партии, Роберт много шутил, смеялся. Уходя от нас с твоей газетой, он был просто счастлив.
     От рассказа Ольги Александровны испытываю журналистское удовлетворение: через Андрэ Арнольдовича я как бы передал Роберту Джеймсу привет от Михаила Моисеевича. И грусть. Почему так поздно? Как много потеряли шахматы от их разобщенности! Что мешало двум глубоко уважающим друг друга чемпионам сблизиться? Сдержанность Ботвинника? Затворничество Фишера? Усердие прессы в угоду «холодной войне»? Ответит ли на эти вопросы время? Вряд ли.