Все под Богом ходим
     Майор Михаил Колмаков, офицер инженерного отдела Приволжского регионального командования Внутренних войск, в кабинетах рассиживаться не любит. Потому и предложил, пользуясь случаем, вместе выехать в поселок Смолино.
     - Кое-какие служебные вопросы на артиллерийском полигоне порешать нужно. И к родителю заодно заглянем: батя мой там кузнецом трудится и по совместительству исполняет обязанности местного церковного старосты. Зайдем в храм, свечи поставим. А по дороге и поговорим обо всем, - подытожил наш разговор Михаил.
     Небольшой уютный поселок спрятался от любопытных глаз в густом подлеске чуть в стороне от шумной трассы. Возле полосатого шлагбаума нас встретил крепкий мужчина с копной кудрявых непослушных волос на голове и печально-задумчивым выражением лица.
     «Александр Валентинович», - представился он, после того как крепко обнял сына. Я назвал себя, объяснил зачем приехал.
     - Ну, что же, - начал рассказ отец офицера, - у Михаила судьба такая, что есть о чем написать. Много пришлось ему пережить. О службе он сам расскажет. А что касается детства... Вырос он здесь, в этом военном городке, под грохот пушечных выстрелов. Тут же полигон, испытания и плановые стрельбы чуть ли не каждый день проходят. Надо ли удивляться, что Мишка решил стать кадровым офицером? Да и не только он один. Местные мальчишки растут в окружении людей, посвятивших себя служению Родине, так что профессии банкира, офисного клерка или бизнесмена здесь не особо популярны.
     Что же касается веры, то тут у каждого свой путь. Я, к примеру, долгое время не был особо верующим человеком. Но как-то собрался съездить на могилу к отцу, Мишкиному деду значит. И в ночь перед самым отъездом снится мне сон: икона, старинная наша семейная реликвия, обращается ко мне, что негоже ей среди прочего хлама на чердаке пылиться, а надо бы ее из тьмы извлечь и на видное место поставить, чтоб пользу людям она приносила. Рассказал о том сне матери, она велела немедленно в дорогу собираться и наказ исполнить. Теперь та икона у нас в доме хранится.
     А я после возвращения решил, что на территории местной воинской части непременно надо храм поставить. Обратился к командованию с этой идеей, там навстречу пошли. Людей на это дело организовал, с епархией вопрос решили о закреплении священника за нашим храмом. Пока строим всем миром, занятия с детишками в воскресной школе веду, на экскурсии их по родному краю вожу, чтоб историю земли своей знали и помнили, учились любить и защищать ее...
     Александр Валентинович замолчал, и шедший рядом Михаил подхватил разговор:
     - Меня к вере привела бабушка Евдокия Николаевна, мамина мама. Когда гостил у нее, Библию читала, в церковь с собой брала. По-детски наивно тогда все это воспринималось. Но как-то раз гостил у нее в Тамбовской области, лет двенадцать мне тогда было. Пошли мы с друзьями купаться. А там гидроэлектростанция на реке. И заплыли мы очень близко к водозабору. Когда хватился, было уже поздно: течением подхватило, понесло и затянуло под воду, прямо к лопастям турбин. Одно только помню: успел с сожалением подумать, что больше с бабушкой в церковь, наверное, ходить не придется... Как уцелел тогда, не знаю. Вынырнул по другую сторону плотины, течение само прибило к берегу. И не единой царапины! Тогда, кажется, впервые до конца осознал смысл выражения: «Все под Богом ходим»...
     В последующем жизнь еще не раз предоставит Михаилу случай убедиться в этом.
     66 километров риска
     В школе он серьезно занимался легкой атлетикой, неоднократно становился чемпионом Нижегородской области в беге на средние дистанции. В курсантские годы увлекся пятиборьем. Дружба со спортом помогала в учебе. А рассказы преподавателей, обладавших боевым опытом, лишний раз убеждали: офицеру-саперу кроме светлой головы требуются еще выносливые ноги и твердые руки, способные выполнять опасную работу с ювелирной точностью.
     Незадолго до выпуска у будущих лейтенантов состоялась встреча с представителем инженерного управления Главного командования Внутренних войск: требовались добровольцы на замещение должностей командиров инженерно-саперных взводов в 46-й отдельной бригаде оперативного назначения. Подумав, курсант Колмаков дал согласие на службу в воюющем соединении.
     О своем решении Михаил известил только отца. Александр Валентинович выбору сына не удивился, хотя и не особо обрадовался. Ему уже не единожды доводилось слышать доводы наследника, что офицер может стать настоящим профессионалом, лишь пройдя испытание войной. «Батя, ну как я буду учить воевать своих солдат, если сам не понюхаю пороху, не испытаю себя в бою?!» - парировал новоиспеченный лейтенант возражения Колмакова-старшего. И отец дал ему свое благословение. Вот только мать и сестру Михаила мужчины решили до поры до времени оставить в неведении...
     Саперам в Чечне работы всегда хватало. Но на лето 2001 года, когда лейтенант Колмаков прибыл в Червленную, пришелся один из пиков активности в минно-диверсионной войне. Инженерно-разведывательные дозоры снимали и обезвреживали по нескольку десятков мин и самодельных фугасов в день. Но даже в условиях такого интенсивного противостояния молодому взводному, прежде чем самостоятельно выпустить его на маршрут, дали возможность дополнительно подготовиться к встрече со смертельной опасностью, ознакомиться с последними уловками и ухищрениями боевиков. Михаил до сих пор добрым словом вспоминает своих первых наставников подполковника Андрея Терентьева и капитана Марата Яминова, их бесценные советы и практические уроки, что не раз помогали ему выжить на полных опасностей дорогах Чечни.
     В зону ответственности батальона входил участок трассы от Червленной до Калиновской, по которому ежедневно проходило несколько войсковых колонн, доставлявших в воинские части группировки различные грузы с моздокских складов. Распорядок дня у саперов жесткий: подъем в половине пятого, плотный завтрак, недолгие сборы, инструктаж – и на маршрут. Тридцать три километра в один конец. И на каждом метре может поджидать радиоуправляемый фугас, в любой глубокой луже - мина нажимного действия, у каждого невзрачного куста может встретиться растяжка. Восемь часов предельного напряжения и концентрации внимания. Да еще тяжеленный бронежилет давит на плечи, едкий соленый пот заливает глаза. Затем, после короткого перекура, обратный путь. Обед, чистка оружия, отдых. И с утра - все заново... Вскоре Колмаков знал свой маршрут, как «Отче наш». Иногда он даже в тревожных снах продолжал идти по нему!
     Как каждый сапер, Михаил в мельчайших деталях и подробностях помнит свой первый обезвреженный фугас. Правда, случилось это не на маршруте инженерной разведки, а непосредственно в самой Червленной.
     К командиру части тогда обратился глава местной администрации с просьбой выделить экскаватор для рытья котлована под строительство школы. На ночь его оставили на месте работы. А на следующее утро с рассветом у КПП батальона уже стоял чеченец, сообщивший, что ночью боевики заминировали машину. Искать закладку Колмакову не пришлось - самодельный фугас из 152-мм снаряда виднелся под тракторной гусеницей. А вот с разминированием хитроумного взрывателя он повозился тогда изрядно: лишь через несколько часов увесистая чушка была отвезена на безопасное расстояние и уничтожена накладным зарядом тротила... А экскаватор до сих пор исправно землю роет. И школа в Червленной уже давно построена.
     Черный день сапера
     Два года ходил Михаил по чеченским дорогам. Два года, практически ежедневно вступая в противоборство с костлявой, не давал ей себя обмануть, не позволял опередить. Он уже командовал инженерно-саперной ротой, получил третью звездочку на погоны. Женился. Заканчивался срок его контракта в воюющей бригаде. И офицер собирался перевестись в Приволжье, чтобы продолжить службу поближе к родителям. В конце концов ездить в командировки можно и из родных мест.
     Июль 2003 года обещал быть жарким во всех отношениях. Колмакову, даже во «фронтовых» условиях не забросившему серьезные занятия спортом и выигравшему личное первенство бригады по легкой атлетике, поручили подготовку сборной команды соединения для участия в окружных соревнованиях. От ежедневных выходов на маршрут, естественно, временно освободили.
     Но после одной из тренировок Михаила разыскал знакомый офицер и, сославшись на плохое самочувствие, попросил подменить его в завтрашнем выходе на разведку. Ну разве мог он отказать заболевшему сослуживцу?
     За сборами и подготовкой к выходу Колмакова застал давнишний закадычный приятель прапорщик Борис Лут. Они были знакомы практически с первых дней службы Михаила в Червленной, сильно сдружились, на «боевые» всегда старались выходить вместе, безгранично доверяя друг другу. Борис щеголял в форме последние деньки: приказ о его увольнении из Внутренних войск уже состоялся, осталось дождаться распоряжения об исключении из списков части и, пройдя с «бегунком» по всем службам, попрощаться с товарищами. Но, узнав, что ротный собирается на завтрашнюю инженерную разведку, Лут решил составить ему компанию.
     13 июля (вот и не верь после этого в приметы!) они вышли на маршрут. Все было как обычно: осмотр дороги и прилегающей местности, выставление заслонов. Прошли Терскую. Вот и место, где должен расположиться последний, самый дальний пост. Прапорщик Лут со своей собакой приступил к проверке места выставления наряда. Внезапно четвероногая помощница Бориса насторожилась, покрутила головой и уверенно уселась на примятую траву. Есть закладка! Лут предостерегающе поднял руку вверх, успев крикнуть: «Стой!» И в это время прогремел взрыв: где-то затаившийся и наблюдавший за саперами боевик понял, что фугас обнаружен, и привел в действие взрыватель...
     Колмаков, еще не осознавая, что происходит, почувствовал тупой удар в плечо. А затем дикую боль во всем теле. Но сознание не потерял. Оно фиксировало все, что происходило вокруг. Когда Борис закричал, стоявший неподалеку Михаил развернулся к нему боком. И поток осколков приняло его левое плечо, по которому вскоре густым потоком потекла кровь. Подбежали солдаты. Услышал крик: «Командира ранило!» Почувствовал укол промедола. Все равно было больно. Еще укол, потом жгут. Перевязали и потащили в машину.
     Остальное вспоминается с трудом. Примчались в расположение батальона. После первичной санитарной обработки его и прапорщика Лута забрал вертолет. Казалось, от боли не будет спасенья, но сразу после взлета Колмаков провалился в темноту, забылся.
     Очнулся он уже после операции в моздокском госпитале. Вместе с сознанием вернулась и адская боль. Во рту еле шевелился сухой распухший язык, на зубах скрипел песок. Глаза не открывались. Собравшись с силами, поднялся с кровати и, расковыряв корку из спекшейся на глазах крови, с трудом подошел к зеркалу. На него смотрел незнакомец в окровавленных бинтах, у которого странно, неестественно свисал пустой рукав пижамы... Еще не веря, что это он, Михаил спросил у подошедших врачей:
     - Что с Лутом? Где Борис, как он?
     Те в ответ лишь опустили глаза. Они сделали все, что могли. Но ранения прапорщика и огромная кровопотеря не оставили ему ни малейшего шанса на жизнь.
     В Моздоке Михаилу сделали еще одну операцию. Затем перевезли в Москву для продолжения лечения. А через неделю после его отъезда террористы взорвали моздокский военный госпиталь...
     Возвращение в строй
     Даже после тяжелейших ранений и ампутации руки у Михаила ни на секунду не появлялась мысль об оставлении службы. Наоборот, он изначально поставил себе цель не просто снова занять свое место в строю, а вернуться в Чечню, в свою воюющую бригаду!
     Сразу после операции он начал борьбу с привыканием к обезболивающим лекарствам, справедливо решив, что организм должен восстановиться сам. Поначалу страшная боль не позволяла заснуть по ночам. Он лежал на кровати с закрытыми глазами и вспоминал каждую секунду того трагического дня. Прокручивая заново весь маршрут шаг за шагом, пытался найти ошибку. Во всем случившемся винил только себя, мучался от потери друга.
     Постепенно дела пошли на поправку. После девяти месяцев лечения старший лейтенант Колмаков записался на прием к начальнику инженерного управления Главного командования Внутренних войск генерал-лейтенанту Рябинову. Просил об одном: оставить на службе и направить в родной батальон. Владимир Лукич, сам боевой генерал, не единожды смотревший смерти в лицо, с пониманием отнесся к просьбе офицера, обещал всяческое содействие. И слово сдержал: эту просьбу он довел до главнокомандующего Внутренними войсками генерала Николая Рогожкина, который тоже не остался безучастным к судьбе боевого офицера. Вскоре Михаил принял должность начальника инженерной службы в той самой части, в которую когда-то пришел молодым лейтенантом.
     Во время нашего разговора мне все хотелось понять: ну почему же именно туда? Ведь можно было найти себе место поспокойнее, менее хлопотное и опасное. Ведь в уклонении от войны его вряд ли кто уже мог упрекнуть.
     - Понимаете, я должен был вернуться назад, - твердо, безо всякой рисовки ответил мой собеседник. - Доказать в первую очередь самому себе, что не сломался, выстоял. Как выстояли наши предки под Бородино и после московского пожара все же дошли до Парижа. Как не сломались в сорок первом и смогли поднять красное знамя над рейхстагом в сорок пятом. Если бы я не вернулся, то, наверное, стал бы другим человеком...
     Еще целых полтора года кавалер орден Мужества капитан Колмаков служил в Чечне. Учил подчиненных и вместе с ними ходил на боевые задания. Самым сложным для него оказалось вновь пройти по тому самому маршруту, где погиб его боевой товарищ прапорщик Лут, где сам он потерял руку.
     Всю дорогу в голове у Михаила билась одна мысль: «А что если опять!..» Дошли... Бойцы инженерного дозора заняли круговую оборону. А он встал на то самое место, где год назад, оглушенный и окровавленный, корчился в пыли. Потом приблизился к оплывшей от времени воронке. Снял каску, молча постоял несколько минут. Помолился, глядя в бескрайнее синее небо.
     То была молитва во славу человеческой воли ...
     В феврале 2005 года майора Колмакова перевели в Нижний Новгород. Служба идет своим чередом: Михаил грамотно решает повседневные вопросы, наравне с остальными офицерами управления выезжает на стрельбы и практические занятия по командирской подготовке. Часто бывает в частях, обучая солдат и сержантов инженерных подразделений. И в конце каждого рабочего дня с легкой душой возвращается к уютному домашнему очагу, где его ждут жена и дочь.
     У очага
     Первым, кому он сообщил о своей страшной беде, был конечно же отец. А потом, собираясь с духом еще неделю, Михаил набрал номер телефона жены. После слов: «Теперь я без руки...» - в трубке повисла гнетущая тишина, разорвавшаяся рыданиями. Потом опять стало тихо. И вот сквозь всхлипы сапер услышал голос своей Елены:
     - Ничего, ничего, родной. Главное, что живой. Маресьев вон без обеих ног и на самолете летал, и жил. И мы проживем как-нибудь. Возвращайся, будешь дома сидеть, а я работать пойду.
     Молодая женщина, нянчившая дома годовалую дочурку, уже готовила себя к жертвенному подвигу. Но жить «как-нибудь», сидя обузой на шее любимой, Михаил не собирался.
     Они познакомились, когда Лена была еще студенткой Нижегородского политехнического университета. Узнав, кем и где служит с первого взгляда понравившийся ей молодой человек, девушка не только согласилась стать его женой, но и отправилась вместе с избранником на Северный Кавказ. Вот только диплом получит – и готова собирать чемоданы. И непременно приехала бы к мужу. Но в апреле 2002 года у Колмаковых родилась Аннушка, и Елена полностью отдалась материнским заботам. А Михаил продолжал служить в Чечне...
     Пока муж восстанавливался после ранения, Лена старалась оградить его от всяких забот и дел. А потом поняла, что загрузить домашней работой часто замолкавшего и надолго уходящего в себя супруга будет лучшим выходом из положения. «Нечего тебе без дела сидеть, все-таки мужик. А мужику всегда есть чем заняться», - после такой «директивной установки» жены Михаил, что называется, встрепенулся. Сейчас он не только прекрасно справляется со всеми мужскими хозяйственными хлопотами, но и замечательно готовит, водит машину, когда выпадает свободное время - с увлечением учит дочь рисовать.
     Серьезная барышня шести лет от роду в довершение ко всем своим достоинствам летом прошлого года с папиной помощью научилась плавать. И вообще считает, что жизнь у нее складывается замечательно. Правда, под большим секретом призналась, что для полного счастья ей не хватает трех вещей: белого котенка, черного щенка и... волшебной палочки.
     Сначала подумалось, что сказочный атрибут нужен юной волшебнице, чтобы «вылечить» папу. Но Аня, чутким детским сердцем уловив в моих глазах немой вопрос, иначе закончила мысль:
     - Тогда я смогу летать по всему свету, делать добрые дела и помогать всем хорошим людям.
     Вот так вот. А папу и маму она и без волшебной палочки любит всей душой...