- В 2001 – 2002 годах вы написали первые две книги «Моя война» и «Чеченский рецидив». Они пользовались большим успехом. Что побудило вас тогда взяться за перо?
     - Уже в 90-х годах вышло в свет немало книг, где прямо или косвенно рассказывалось о событиях на Северном Кавказе. Удивительно, но большинство авторов были страшно далеки от той проблематики, которую затрагивали в своих писаниях. Причем многие из них попросту разглагольствовали о войне, не выходя из своих кабинетов. Они «творили», используя сводки открытой печати, разбавляя их собственными домыслами. У меня же были дневники, которые я старался по возможности вести регулярно – во время первой и второй чеченских кампаний. Знакомые и друзья уговорили меня взяться за перо и рассказать о войне, так сказать, «из первых уст». На мое решение повлияло и письмо матери одного погибшего солдата, которая призывала написать честную книгу «ради сыновей, погибших в этой войне». На обложке одной из книг я написал такие строки: «Мне есть что сказать читателям, особенно тем, кто потерял в Чечне родных и близких». Не могу не сказать слов благодарности военным журналистам Геннадию Алехину и Сергею Тютюннику, которые фактически стали соавторами моих книг.
     - Новая книга является продолжением первых двух?
     - «Чеченский излом» не является третьим томом моих мемуаров. Это обновленный, доработанный вариант двух предыдущих книг. Просто теперь они под одной обложкой и с единым названием. С течением времени многие моменты моих ранее опубликованных воспоминаний утратили свою актуальность, а некоторые фрагменты, напротив, нуждались в дополнениях. Впрочем, что уж говорить о текстах книг, если изменился и я сам.
     Я писал прежде всего о тех, с кем лично встречался, кого видел в деле. Среди действующих лиц немало и таких, кто воевал по другую сторону баррикад. В биографических вставках «штрихи к портрету» я даю характеристики не только военачальникам, которые командовали российскими солдатами, но и чеченским главарям бандформирований.
     - Тем не менее, Геннадий Николаевич, громких разоблачений и сенсаций в книгах нет. Но меня, как читателя, заинтересовал ваш взгляд на подноготную чеченских войн. Ведь вы рассказываете не только о последних кампаниях, но и о войне между российской империей и народами Северного Кавказа 1817-1864 годов.
     - Да, первую главу новой книги я назвал «Рецидивы вражды». В ней я высказал свою точку зрения на Кавказскую войну в XIX веке, на иерархический расклад по тейпам, на депортацию, в целом на менталитет чеченского народа. Впрочем, сам я родом из этих мест. Поэтому писать об истории этого края мне было, с одной стороны, легче, потому что я всегда интересовался своей малой родиной, а, с другой стороны, труднее, так как больнее воспринимаю те испытания, которые довелось пережить простому народу.
     - В книге вы говорите с большой теплотой о бывшем министре обороны Павле Грачеве. Не секрет, что к нему до сих пор сохранилось неоднозначное отношение...
     - Я встречался с Грачевым несколько раз. Мне импонировали его простота в отношениях, открытость с подчиненными. Я продолжаю утверждать, что во многом благодаря Грачеву армия не рассыпалась в прах в начале 90-х, как многое в тот период. Военные знают и помнят, что именно Павел Сергеевич придумал массу хитростей, чтобы увеличить денежное довольствие офицерам. А разве не его заслуга в том, что он в те годы не дал крушить армию под видом реформы. Я уверен, уступи он тогда в главном, не было бы сегодня у России армии. Впрочем, в книге я рассказываю и о том, как Грачев, хоть и неумышленно, «подставил» меня, и это могло стоить мне жизни.
     - Вы подробно рассказываете о событиях июня 1995 года, когда федеральные войска вплотную подошли к Аргунскому и Веденскому ущельям. Тогда был вновь введен мораторий на ведение боевых действий. До сих пор много различных точек зрения на тот период войны и на роль личностей, причастных к нему. Обязанности командующего Объединенной группировкой федеральных войск в Чечне исполнял генерал-полковник Анатолий Куликов. В книге вы немало рассказываете об этом генерале, в том числе и о его роли в тот драматический момент.
     - Действительно, тогда в очередной раз наступление наших войск было остановлено Центром. С Анатолием Сергеевичем Куликовым я познакомился в феврале 1995-го. Насколько я информирован, после получения приказа из Москвы он попытался уговорить начальника Генштаба генерала Колесникова отменить приказ. Получив отказ, разыскал главу правительства Виктора Черномырдина, который отдыхал на юге. Сославшись на решение Главнокомандующего, Виктор Степанович приказал выполнять команду, а не обсуждать ее. И тогда Куликов взял ответственность на себя, дав «добро» продолжать выполнять боевую задачу по уничтожению бандитов. Я был на тот момент командующим группировкой войск Министерства обороны в Чеченской республике. Наш десант обрушился с гор на головы боевиков, как снежная лавина. В радиоэфир полетели вопли главарей бандформирований, жаловавшихся своим благодетелям в Москве на «своенравие» генералов. Те несколько часов, которые Куликов отвоевал у политиков, фактически решили исход дела в нашу пользу. В Москве не забыли его упрямства... Об этом я тоже пишу в книге.
     - Вы очень хорошо отзываетесь о многих генералах и политических деятелях. Чего не скажешь о вашем отношении к Александру Лебедю...
     - Я дважды встречался с Лебедем. Первый раз это произошло в 1994 году в Приднестровье, куда я был направлен в командировку. Мы вели разговор буквально в течение 30 минут относительно событий на приднестровско-молдавской границе. Второй раз я встретился с ним на военном аэродроме в Тирасполе, когда улетал из Приднестровья. Это, так сказать, один Лебедь, которого я знал. Был и другой – образца 1996-го года, «триумфатор» – секретарь Совета безопасности России. На мой взгляд, Лебедю хотелось сиюминутной славы «миротворца». Ради непомерного честолюбия, создания имиджа некоего «спасителя нации» он фактически предал воюющую армию, не оправдал чаяния миллионов людей, ждавших, что государство решительно прекратит беспредел бандитов.
     - В книге у вас есть главы, посвященные и главарям бандитов – Масхадову и Басаеву.
     - Да, эти фигуры нельзя обойти молчанием. Кстати, некоторые отечественные и зарубежные СМИ сотворили из Масхадова этакого благородного рыцаря сопротивления, будто не он отдавал приказы произвести террористические акты в Ставропольском крае, в Ингушетии и Дагестане, и не он автор кровавых рейдов на Буденновск и Кизляр. Впрочем, поначалу мало кто, в том числе и я, знал, какова его настоящая сущность. В первую чеченскую кампанию Аслан выступил в качестве переговорщика, но одновременно пресекал любые попытки контактов полевых командиров и местной общественности с российскими военными. После подписания хасавюртовских соглашений его авторитет возрос не только среди боевиков, но и среди обычных жителей, видевших в нем победителя. Многие иностранные государства видели в Масхадове правопреемника Дудаева и не скупились на выражение солидарности. Особые симпатии к новому хозяину Чечни выказывала Великобритания, скрывая корыстный интерес – нефть. Причем в Чечне столкнулись нефтяные интересы партнеров по НАТО – Англии и США. Преследуя свои цели, они использовали любые рычаги, включая ваххабизм.
     Масхадов слишком поздно понял эту опасность. На его угрозы разоружить вконец зарвавшихся ваххабитов последовал незамедлительный и очень расчетливый ответ: похищение и ритуальная казнь троих англичан и новозеландца. На Западе после этого заметно охладели к Грозному, проявившему полное бессилие. Обострился и кризис на межтейповой основе. От слов ваххабиты перешли к делу.
     В июле 1998 года они организовали покушение на Масхадова. Он уцелел, но потерял стратегическую инициативу и в конце концов сдался на милость победителей. Когда все ожидали от него решительного осуждения агрессии ваххабитов против Дагестана, он промолчал и фактически оказался заодно с бандитами. Мало того, приговорил к смертной казни муфтия Чечни Ахмата Кадырова за то, что тот так и не смирился с ваххабитами и высказался против их действий в Дагестане. Внешне импозантный, рассудительный, ичкерийский лидер оказался прямым соучастником кровавых преступлений.
     Ну, а относительно Басаева у общественности никогда не было никаких сомнений, что это отъявленный головорез. Хотя его и нарекли в честь воина-богослова имама Шамиля. Но в отличие от своего именитого тезки, он не отличался даже тягой к образованию. После школы трудился разнорабочим в совхозе четыре года. Затем родственники уговорили его поступить в Московский институт инженеров землеустройства, в котором и мне довелось учиться, но двадцатью годами раньше. Кстати, занятия по компьютерной технике в институте вел преподаватель Константин Боровой, сейчас известный как бизнесмен. За неуспеваемость Басаев был отчислен. Служил в советской армии. В августе 1991 года был одним из защитников Белого дома. Вот с той поры демократические игры настолько увлекли впечатлительного чеченца, что больше он не выпускал автомат из рук.
     Пока в феврале 1994 года в Чечне шли разборки за политическое и экономическое влияние, Басаев безо всякого шума застолбил за собой такой доходный бизнес, как грабеж проходящих через республику железнодорожных составов. Весной 1999 года Шамиль отправил гонцов в разные страны. В Турции влиятельные ваххабитские лидеры выделили крупную сумму. Более того, по словам Ахмата Кадырова, еще один миллион долларов прямо накануне дагестанского похода спонсировал Борис Березовский. Однако никто из чеченских полевых командиров, кроме Хункара Исрапилова и брата Ширвани, не откликнулся на призыв Басаева участвовать в этой авантюре. В Дагестане Басаев потерпел свое самое сокрушительное военное поражение. Позже, в феврале 2000 года, во время прорыва из окруженного Грозного, он был тяжело ранен, пришлось даже ампутировать ногу. Его смерть в 2006 году на территории Ингушетии стала закономерным итогом кровавой биографии.
     - В вашей книге немало жестких оценок, которые наверняка вызовут недовольство одних и восхищение других. Но одно бесспорно – книга интересная и заслуживает уважения.
     - Спасибо. Знаете, все было в моей жизни: и радости, и невзгоды, и взлеты, и падения. Но я всегда старался оставаться человеком, которому верят и на которого надеются. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь! Думаю, и моя книга не оставит читателей равнодушными к тем драматическим событиям, в которых волею судьбы я принимал непосредственное участие.