12 апреля, в День космонавтики, я непременно вспоминаю шестерых журналистов, получивших в начале девяностых годов прошлого века специальность «космонавт-исследователь». Полеты в космос сегодня - обыденное дело. Наряду с профессионалами в космос летают уже и туристы. Сегодня мало кто помнит, что российские журналисты первыми 18 лет назад боролись за место в космическом аппарате.
     Все началось в апреле 1989 года, когда официально объявили: подписано неправительственное соглашение между Главкосмосом СССР и японской телекомпанией Ти-би-эс о полете на советском космическом корабле журналиста этой телевизионной фирмы. Таким образом, японскому журналисту предстояло стать первым среди всех коллег мира, кто увидит Землю с высоты орбитального полета. С советской орбитальной станции «Мир».
     Если не ошибаюсь, вопрос: «А как же наши?» - первым задал в телерепортаже о подписании договора комментатор Центрального телевидения Сергей Слипченко. Еще через десять дней гневной статьей разразился ветеран космической журналистики Ярослав Голованов, сославшись на мнение С.П. Королева, который вполне серьезно говорил о полете в космос нашего собрата по перу. И уже через несколько дней была создана космическая комиссия Союза журналистов, цель которой «предложить кандидатуры журналистов для подготовки к космическому полету». В этой связи объявлялся творческий конкурс. Откликнулись около тысячи журналистов. Сито первого тура прошли чуть больше двадцати. Затем меня ждала командировка на Байконур в группе, возглавляемой ведущим летописцем отечественной космонавтики - начальником отдела «Красной звезды» полковником Михаилом Ребровым. Было то, что на всю жизнь осталось в памяти как праздник: присутствие при запуске в космос «Союз ТМ-8», знакомство с «Бураном», разговор с создателями ракеты-носителя «Энергия» и Иваном Григорьевичем Борисенко, вручавшим удостоверение космонавта Юрию Гагарину... Многое, очень многое хранит память.
     После Байконура были знакомство с работой подмосковного Центра управления полетами, различными московскими институтами и первая медицинская проверка в Институте медико-биологических проблем. На медицинской проверке познакомился я со Светой Омельченко из «Воздушного транспорта», Юрием Крикуном из Киева, Сережей Жуковым из «Техники и экономики», Пашей Мухортовым из Риги, двумя полковниками из «Красной звезды» - Валерием Бабердиным и Александром Андрюшковым. Именно они, да еще Валерий Шаров из «Литературной газеты» окажутся в заветной шестерке, зачисленной для подготовки к полету.
     Именно они прошли медико-космическое чистилище, находящееся в Центральном военном научно-исследовательском авиационном госпитале, порог которого переступил и я в январе 1990 года. О том памятном времени, на описание которого не хватит и газетной полосы, осталась запись в медкнижке: «Капитан 2 ранга Громак В.И. находился в 7-м ЦВНИАГе на обследовании по теме № 1». И приговор: «Хронический компенсированный тонзиллит». Хотя, как сказал мне в частной беседе генерал-майор из отборочной комиссии, дело было в другом: «Три журналиста из «Красной звезды» (в штат центральной военной газеты я был зачислен 18 января 1990 года) в отряде космонавтов - это явный перебор».
     Но я искренне радовался за Валерия Бабердина и Сашу Андрюшкова, мечтавших о космосе с детства. Бабердин в свое время окончил Военную инженерную академию, Андрюшков - Высшее военное училище летчиков. Космонавтика была их стихией. В 1991 году краснозвездовцы Бабердин и Андрюшков сдали экзамены и получили квалификацию «космонавт-исследователь».
     «Нас было шестеро, - написала мне Света Омельченко, - а полететь мог в лучшем случае один. Каждый был готов к тому, что останется на земле. Тяжелее других это перенес бы Валера Бабердин. Он учился старательно, экзамены сдал на отлично. Мне говорил: «Прости, Светка, я всегда уступал женщине, но тебе этот полет не уступлю». Мы надеялись, конечно, до последнего. Но не сложилось...»
     Света Омельченко, которая в одном экипаже с Бабердиным и Салижаном Шариповым выживала в пустыне, накануне Дня космонавтики написала мне очень много о рано ушедших из жизни краснозвездовцах космонавтах-исследователях Бабердине и Андрюшкове. «Я вот что вспомнила о них, - пишет космонавт-исследователь Светлана Омельченко. - Одно из первых серьезных испытаний - тренировка на выживание в Арктике под Воркутой в январе 1991 года. До этого три месяца за партами динамику и баллистику изучали. Приехал в Звездный Яцек Полкевич, итальянец польского происхождения, руководитель известнейшей школы выживания. Упакован, экипирован. Определили его в экипаж к нашим краснозвездовцам. Не выжил Яцек. То есть помереть ему спасатели, конечно, не дали. Откачали, отпарили, отпоили. А Валера с Сашей продолжили тренировку. Правда и то, что им самые сложные погодные условия достались. Если у нас суммарная температура была минус 56 градусов, то у них покруче. Помню, что были еще и снежные заносы, буря. Так самое интересное, что Полкевич потом опубликовал большой материал (до нас дошел перевод), где рассказал о своем участии в тренировках космонавтов, ни слова не сказав о том, что сошел с дистанции, и не упомянув даже о Бабердине и Андрюшкове. Валерий обижался. А Александр обижаться не умел».
     И еще приведу один отрывок из письма Светланы: «Валерий, всколыхнул ты воспоминания. Теперь остановить их не могу. Саша как живой перед глазами. Он ни с кем не ссорился. Только Юра Крикун мог заставить его возмущаться. Не любил он Крикуна. Хотя и не ввязывался с ним в перепалку. Один раз на моей памяти не выдержал. Юра тогда оскорбил официантку - тетю Валю. Она даже плакала. Кстати, она кормила еще Юрия Гагарина, рассказывала нам о нем. Меня удивляло, как она запоминала все наши вкусы и пристрастия и, если запаздывали с тренировок, каждому оставляла то, что он любит.
     Андрюшков тогда рассвирепел и стал требовать, чтобы Юра извинился перед официанткой. Впрочем, требовал он тоже интеллигентно...»
     На снимке: Юрий Гагарин гостил в «Красной звезде», когда А. Андрюшков, В. Бабердин, В. Громак еще учились в школе.