(Окончание. Начало в № 231 за 2007 г.)
     Тысячи заключенных, забыв о смертельном свинцовом дожде, бросились вперед. Их вела лютая ненависть к одному из закоренелых фашистских зверей.
     С главной башни ударили пулеметы. Эсэсовцы буквально косили повстанцев.
     По черепичной крыше канцелярии Андрей, Курт и Сергей подобрались почти к самой вышке. Курт вытащил из-за пояса самодельную гранату с длинной ручкой.
     - Дай-ка сюда! - Сергей, выдернув чеку, забросил гранату на вышку, словно мяч в баскетбольное кольцо. Граната, описав в воздухе дугу, опустилась за перегородкой пулеметной вышки. Раздался взрыв. Полетели щепки, кирпичи, осколки.
     Стрельба прекратилась. А через минуту на вышке показался эсэсовец, махавший носовым платком.
     - Сдаемся!
     К главным воротам устремилась толпа бойцов. Андрей первым вскарабкался на башню, добрался до древка и одним рывком сорвал ненавистное полотнище с паучьей свастикой. Разорвал его и швырнул вниз.
     - Андрей, помоги!
     Бурзенко повернулся и увидел Сергея. В его руках трепетало красное знамя.
     Они быстро прикрепили знамя к древку. Порыв ветра расправил его.
     Красное знамя!
     Над площадью пронесся радостный многоголосый крик:
     - Ура-а-а!
     Люди с восторгом смотрели на багряное знамя - знамя свободы.
     А бой еще шел. Вооруженные повстанцы устремились к дачам и виллам своих палачей. Но там уже было пусто. Захватив ценности, они бежали. Бежал комендант, начальник гестапо, бежал Густ и другие фашисты. Шуберт даже успел захватить своих кошек...
     В эсэсовском городе, на самой вершине горы Эттерсберг, восставшие атаковали казармы. Засевшие там гитлеровцы отчаянно защищались. Они вели губительный огонь. Атака захлебывалась...
     В эти решающие минуты подпольщики во главе с Вениамином Шелоковым проникли в эсэсовский гараж. Их провели знающие путь немецкие коммунисты. Перебив охрану, смельчаки захватили три броневика. Взревели моторы, и боевые машины двинулись к казармам. Это решило исход боя. Эсэсовцы выкинули белый флаг...
     Взятие казарм открыло дорогу к складу оружия. Выломав двери, бухенвальдцы спешно вооружались.
     Батальон сорок четвертого блока, вырвавшись из главных ворот, захватил штаб. Бойцы ворвались в кабинет коменданта. Там было пусто.
     Вдруг зазвонил телефон. Логунов решительно снял трубку.
     Говорили из Берлина:
     - Как у вас идут дела? Закончили?
     Логунов, усмехаясь, ответил:
     - Да! Да! Заканчиваем!
     * * *
     Бухенвальд свободен!
     На первых порах в это трудно поверить. Но репродукторы уже передавали приказ штаба восстания:
     - Самосудов не чинить. Пойманных эсэсовцев не расстреливать. Каждый преступник будет отвечать за свои злодеяния перед судом народов...
     К концу дня взято в плен сто пятьдесят эсэсовцев. Они трусливо жмутся друг к другу, со страхом посматривают на своих недавних пленников. Куда девалась спесивая самоуверенность!
     Но эсэсовцы, оставшиеся за пределами лагеря, стали группироваться в лесу и повели самое настоящее наступление на Бухенвальд. Угроза уничтожения не отпадала.
     В бою, в рукопашной схватке погиб Сергей Кононов. Он первым ворвался в гущу охранников, убил троих и сам упал, насквозь проколотый штыком...
     Бои вспыхнули с прежней силой. Отчаянные броски недобитых эсэсовцев, пытавшихся ворваться в Бухенвальд, были встречены дружным огнем. Отбив атаки, заключенные бросились в контратаку. Взяли в плен еще восемьсот извергов в эсэсовских мундирах.
     На улицах и площадях Бухенвальда, среди неубранных трупов, истощенные люди плакали от радости, смеялись, плясали, обнимали и горячо поздравляли друг друга.
     Свобода! Можешь шагать куда хочешь, делать что хочешь. Нет над тобой ни контроля, ни дубинки, нет надсмотрщика, на тебя не уставлен черный глаз автомата. Перед тобой открыты все дороги. Ты свободен!
     Бухенвальд ликовал.
     * * *
     Радио, включенное на полную мощность, разносило по всему лагерю передачу из Москвы. Несказанно радостно слушать родную Москву из репродукторов, всего несколько часов назад изрыгавших ругательства эсэсовцев. Передают концерт для советских воинов, мягкий женский голос поет незнакомую, но такую родную песню:
     Хороша страна Болгария,
     Но Россия лучше всех!
     Андрей слушал, и душа его заполнялась светлой, солнечной радостью, гордостью и счастьем: здравствуй, Москва! Здравствуй, Родина!
     Вооруженный автоматом, в солдатских ботинках, таких же, какие недавно он разнашивал для фашистов, Андрей неторопливо прохаживался по площадке сторожевой вышки. Рядом Курт. Они в наряде, ведут наблюдение.
     Курт всматривается вдаль.
     Вдруг он приподнимается на носки, глаза его становятся круглыми от удивления:
     - Танки, - кричит он. - Танки!
     - Где?
     - Там, смотри!
     Андрей смотрит на запад. В самом деле, на дороге показалась колонна бронированных машин.
     - Это не фашистские...
     - Американцы! - Курт восторженно машет руками.
     Тысячи бухенвальдцев высыпали к дороге встречать войска союзников. Наконец-то! Ура союзникам!
     Размахивая оружием, восставшие приветствовали танкистов.
     Но что это? Танки, подойдя к развилке дорог, повернули в сторону от Бухенвальда, будто бы союзники не знали о существовании страшного лагеря смерти, будто не замечали ожидавшей их толпы.
     Поднимая пыль, бронированная колонна шла мимо тех, кто многие годы страдал, мечтая об освобождении.
     Радость сменилась всеобщим недоумением. Как же так?
     Грузные машины, не сбавляя скорости, прогрохотали мимо в направлении Веймара.
     - В город спешат, - сказал Курт.
     - Сволочи! - выругался Андрей.
     Положение в Бухенвальде оставалось напряженным. Три дня и три ночи узники держали самооборону. Эсэсовцы с помощью недобитых фашистских войск несколько раз пытались овладеть концлагерем. Их отчаянные атаки следовали одна за другой. И только на четвертый день к Бухенвальду подошли войска союзников. Эсэсовцы отступили в лес. Многие сдались в плен.
     В лагерь прибыли американские грузовики. Солдаты раздавали узникам пакеты с продуктами.
     * * *
     На широкой Бухенвальдской площади, на камнях, видевших страшные трагедии, политых кровью, в послелний раз выстроились вчерашние пленники, антифашисты восемнадцати стран. Выстроились в прежнем порядке, побарачно, так, как стояли ежедневно многие годы. Пятьдесят тысяч человек, прошедших через муки и страдания фашистского ада, вышли на площадь отдать последний долг своим павшим товарищам.
     Скорбно склоненные флаги. Звуки траурного марша.
     Траурный митинг открывает Вальтер Бартель. Один за другим на трибуну поднимаются ораторы. Они говорят об одном: о ненависти к фашизму.
     Выступает подполковник Смирнов. Весенний ветер треплет его волосы, помогает развернуть исписанный лист бумаги. Ветер далеко разносит его слова, слова клятвы, которую мысленно повторяют тысячи людей, заполнившие площадь:
     - Мы, антифашисты, бывшие политические заключенные концентрационного лагеря Бухенвальд, собрались на траурный митинг, чтобы почтить память наших товарищей, умерщвленных фашистской бандой в Бухенвальде.
     Пятьдесят шесть тысяч расстрелянных, повешенных, удушенных в газовой камере, замученных голодом, отравленных, умерщвленных и сожженных в крематории.
     Пятьдесят шесть тысяч отцов, мужей, братьев, сыновей приняли мучительную смерть потому, что они были борцами против фашистского режима убийц!
     Пятьдесят шесть тысяч матерей, жен, детей взывают к мести!
     Мы, бывшие политические заключенные Бухенвальда, представители восемнадцати стран, совместно боролись против эсэсовцев, против нацистской банды. И эта борьба еще не закончена! Гитлеризм еще окончательно не уничтожен на земном шаре! Еще находятся на свободе наши мучители-садисты. Поэтому мы клянемся перед всем миром, на этом аппель-плаце, на этом месте ужасов, творимых фашизмом, что мы прекратим борьбу только тогда, когда последний фашистский преступник предстанет перед судом Правды!
     Уничтожение фашизма со всеми его корнями - наша задача! Это наш долг перед погибшими товарищами, перед их семьями!
     Клянемся отомстить фашистам за смерть пятидесяти шести тысяч наших товарищей!
     Над площадью взлетает лес поднятых и гневно сжатых кулаков, гремит многотысячное, повторяется на разных языках грозное:
     - Клянемся!!!
     * * *
     По распоряжению американского командования в Бухенвальд согнали всех немцев - жителей Веймара и ближайших селений, чтобы они воочию убедились в злодеяниях, которые совершили их соотечественники, палачи в эсэсовских мундирах. Многие немцы, потрясенные ужасами, падали в обморок.
     В бывшем эсэсовском городке, в казармах и офицерских общежитиях размещали истощенных людей, которых собирали по всему концлагерю и осторожно, на руках доставляли в походный госпиталь.
     На второй день после прихода американских войск русские бригады стали готовиться в поход, навстречу родной Советской Армии.
     Американский полковник попытался было задержать советских военнопленных в концлагере «до особого распоряжения».
     - Господин полковник, война еще не окончена, - заявил ему подполковник Смирнов. - И мы не советуем вам препятствовать недавним узникам, самостоятельно завоевавшим свободу. Они оружие не сдадут.
     Полковник молча пожал плечами. По решительным лицам советских командиров он понял: таких людей ничем не остановишь.
     После торжественного обеда, сохраняя боевое построение и выслав вперед сторожевые отряды, две тысячи советских бойцов - основная ударная часть бухенвальдской армии - двинулись на восток.
     Отряд за отрядом, сохраняя равнение, уходили недавние узники через главные ворота лагеря, на которых по-прежнему висели железные буквы: «Эдэм дас зайне» - «Каждому свое».
     Сергей Котов скомандовал.
     - Запевай, ребята!
     И грянула песня, которая столько лет хранилась в душе, которую пели только шепотом, которая была верной спутницей трудной и неравной борьбы:
     Пусть ярость благородная
     Вскипает, как волна.
     Идет война народная,
     Священная война...
     Советских людей провожал весь Бухенвальд.
     Андрей Бурзенко, радостный и счастливый, шел в первых рядах колонны. Курт подбежал и крепко обнял его:
     - Друг Андрэ! Обязательно приезжай. Жду в гости!
     Помни наш уговор...
     - Спасибо, Курт! До встречи!