Конечно, в московском районе Хамовники, председателем совета ветеранов которого является Борис Копылов, сегодня проживают 12 Героев Советского Союза и России. И, уверен, о каждом можно написать большой и впечатляющий материал. Вот только не обедним ли на их фоне вклад в Великую Победу миллионов рядовых войны, которые, возможно, в нужный момент прикрыли Героя огнем, сдержали стремительный атакующий бег, чтобы Герой на полшага оказался впереди?
     - Да и к минометам, - не сдавался я, - с 2000 года испытываю, скажу так, некоторую слабость.
     - Почему? - здесь уже заинтересовался Борис Васильевич.
     - А давайте так: сначала вы расскажете о себе, а потом уже - моя очередь. Договорились?
     - Да что особо рассказывать?..
     ...О начале войны вчерашний десятиклассник Борис Копылов узнал
     22 июня 1941 года. Стоял вместе с одноклассниками на центральной площади рабочего поселка Редкино, что в Завидовском районе Калининской области, и слушал по радио речь Молотова. А на следующее утро он вместе со сверстниками пошел в военкомат. Юнцы! Разве могли они представить, что их ждало впереди? Бориса вместе с такими же, как и он сам, мальчишками направили в эвакуированное из Белоруссии Калинковичское пехотное училище. Там они начали обучение военному делу. Однако фронт-то приближался. А их еще было рано бросать в бой. Погрузили курсантов на корабли, и по Волге они добрались до Рыбинска, где и расположилось в знаменитых сталинских лагерях для политзаключенных. По несколько раз стрельнули: кто из карабина, кто из пулемета. И в декабре 1941-го их направили под Москву. Выгрузили из эшелонов в Красногорске. Обстрелянные бойцы, встретив курсантов, советовали им срезать курсантские петлицы. Они - такие красивые, бросающиеся в глаза, а издалека вообще схожие с маршальскими - легко могли привлечь внимание вражеского снайпера...
     - После этого нас, восемнадцатилетних мальчишек, 6 декабря 1941-го бросили в наступление на Истру и Волоколамск, - рассказывал Копылов. - Дороги заминированы. Дома на хуторах немцы превратили в огневые точки. И было страшно, что мы, еще необученные и необстрелянные, из боя уже не вернемся...
     Борис Васильевич замолчал, чтобы перевести дыхание. И мне показалось, что он так явно представил в эту минуту тот далекий подмосковный лес и роковую для многих его друзей заснеженную поляну, будто случилось все это вчера. И их не разделяли уже почти шестьдесят семь лет...
     ...Комиссар батальона, приняв перед боем вместе с комсоставом «наркомовские» сто граммов, с криком: «За Родину! За Сталина! Ура!» - бросился вперед, увлекая за собою курсантов. Через мгновение вражеская пуля прошила ему грудь. Но парни уже поднялись в атаку и пошли на штурм обороняющихся фашистов, превративших лесной хутор в прочный опорный пункт. Боже всемогущий! Автоматно-пулеметным огнем гитлеровцы в упор расстреливали мальчишек, наступавших к центру поляны не цепью или перебежками, а кто как мог по глубокому снегу. Больше - толпой.
     Копылов чувствовал себя в эти минуты как-то отрешенно. Практически не соображал, что творится вокруг. Только что-то кричал, куда-то стрелял из винтовки, затвор которой постоянно заедало. Когда курсанты с большими потерями все же прорвались к хутору, немцы сели в грузовик и укатили. Они отступили?! Перед ними, восемнадцатилетними?! Оглянулся Борис тогда, и к горлу подкатил горький ком: вся поляна была устлана телами его друзей...
     Поредевший батальон наступал днем и ночью. С боями курсанты дошли до Волоколамска. После него - до Михайловского, из которого только-только выбили немцев. В село зашли ночью. Голодные, замерзшие, смертельно уставшие, разместились в избах – кто где и как смог. Моментально уснули, оставив немногочисленное охранение.
     А на рассвете немцы избу, где был штаб батальона, расстреляли прямой наводкой из полевой пушки. Курсанты прятались от артиллерийского огня за кирпичной стеной сельской школы, затем в беспорядке отступили. Добрались до окраины Волоколамска. Комиссар бригады - его Копылов на всю жизнь запомнил - вокруг себя отходящих курсантов собирал и сразу же формировал подразделения. И вдруг все они попали под бомбардировку фашистских «Дорнье». Копылова ранило в голову. Лицо было залито кровью. Как только живым остался?..
     - На окраине Волоколамска меня подобрали санитары, вначале - в медсанбат, затем эвакуировали в Саратов, - Борис Васильевич печально улыбнулся. - Временно с войной разлучили. После госпиталя, в феврале
     1942-го, для доучивания направили во 2-е Бердичевское военное пехотное училище, которое было эвакуировано вначале в Оренбург, а затем - в Актюбинск...
     После окончания училища лейтенант Борис Копылов вернулся на фронт, в 307-ю стрелковую дивизию, которая стояла тогда в городе Ливны. Участвовал в наступательной операции под Касторным. Затем от Касторного пошли на Поныри. Между ними километров 130. И все вперед, все вперед. Подвоза продовольствия нет. Шли пешком. Падали от изнеможения прямо в снежные сугробы. «Вставай, - поднимали товарищи упавшего. - Вперед...» Копылов вспоминал, как сам падал на снег: полежишь немного, ожесточением воли поднимешься и снова - только вперед! Так, измученные и голодные, дошли до Понырей. Первая радость - походная кухня: бойцы мигом опорожняли котелки, а затем валились спать, кто где мог пристроиться.
     Неожиданно Бориса свалил сыпной тиф. Его отвезли в школу, переоборудованную под госпиталь, во Вторые Поныри. В тыл из-за отсутствия транспорта отправить не смогли. Вообще, «сыпняк» - жуткая вещь, если в течение двух недель кризис с температурой под сорок не наступил, считай, что ты уже не жилец. В классе на полу была настелена солома, на ней - брезент. И вот на нем «тифозники» лежали. Соседи Копылова справа и слева - грузные мужчины - в одночасье умерли: их сердца не справились с высокой температурой. А вот он выжил!
     Летом 1943 года минометная рота Копылова занимала оборону в районе курской станции Поныри. Здесь на участке фронта шириной в девять километров стояла 307-я стрелковая дивизия из второго эшелона 29-го стрелкового корпуса. К началу немецкого наступления на Курско-Орловском выступе обе стороны добротно оборудовали в инженерном отношении местность: усеяли ржаные поля минами, заложили фугасы, обложили дерном и обшили деревом километры траншей, ходов сообщения и блиндажи. Затянули паутиной маскировочных сетей огневые средства. Через болота проложили гати, через реки навели переправы. Словом, две исполинские рати изготовились к решающей смертной схватке. Все словно замерли. Знали: вот-вот - бойня...
     На рассвете 7 июля Копылов услышал в воздухе какой-то густой, тяжелый гул. Будто пчелиный рой летит. Черные точки самолетов противника превращали алеющее небо в крапчатое полотно предтечи ада. Команда «Воздух!!!» взлетела над позициями, заметалась по траншеям и ходам сообщения. А армада бомбардировщиков «Юнкерс-87», «Юнкерс-88» и «Хейнкель-111» в сопровождении «мессершмиттов» все ближе и ближе. Вот первый из бомбардировщиков свалился в пике, затем - второй, третий... Десятый... Двадцатый... Из распахнувшихся бомболюков понеслись навстречу курской земле бомбы...
     Зенитные батареи открыли огонь, несколько расстроив боевой строй «стервятников». Неожиданно в поднебесье, будто юркие серебристые стрелы, появились наши истребители. Они смело врезались во вражескую «стаю»: загорелся один «юнкерс», затем - второй... Фашистские пилоты начали беспорядочно сбрасывать смертоносный груз. Некоторые их них спешно закладывали самолеты на обратный курс. А высоко в небе разгорались схватки между истребителями. Вот за нашим «ведущим» потянулся шлейф дыма. А его «ведомый» длинной очередью прошил хвостовое оперение «мессера».
     Бои в поднебесье продолжались, а к земле на глазах у Копылова, плавно раскачиваясь, устремились два парашютных купола. Ветер относил их к нашим позициям. Советский летчик еще в воздухе - это Борис слышал - кричал: «Ребята, он мой! Я его сам в плен возьму!»
     В течение двух часов утром первого дня сражения на этом участке Центрального фронта вражеская авиация бомбила все лощины вокруг Понырей, однако огневые позиции 307-й стрелковой дивизии генерал-майора Еньшина особо не пострадали. Но следом на ее части обрушилась танковая лавина. За надвигающимися на наши позиции фашистскими танками маячила пехота.
     «К бою!..» - разнеслось над полем...
     - К бою! - скомандовал Копылов, стараясь хоть на глаз определить по количеству копошившихся у минометов бойцов, есть ли погибшие при бомбежке, сколько раненых. Потому что уже в следующее мгновение в пропахшем пироксилином и гарью воздухе вереницей команд вновь зазвучал его голос: «Заряд «два», прицел 5-20, угломер 32.0. Наводить... Беглый огонь!..»
     Но противник продолжал рваться вперед, несмотря на потери в живой силе и технике. Подразделения первой линии обороны - 81-й стрелковой дивизии - отступили и залегли уже на рубеже второго эшелона. Минометчики старшего лейтенанта Копылова оказались на острие нашей обороны.
     Нещадно жгло солнце. Хотелось пить, однако фляжки давно опустели. Позиции нашего переднего края противник обстреливал шквалом огня. По траншее пронеслась команда: «Приготовиться к отражению атаки!» Копылов машинально отметил: «Уже вторая за утро...» Командир 3-го батальона капитан Виталий Тищенко дал минометчикам и артиллеристам, поддерживавшим на участке обороны пехотные роты, последние указания.
     Еле различимые в гари и дыме «пантеры» шли напролом. За ними - пехота. Минометчики именно по ней сосредоточили стрельбу: «Выбивать! Крушить гадов!..»
     Копылов, отерев грязной ладонью слезившиеся от копоти глаза, прильнул к стереотрубе: видимость ни к черту! Где фашисты? С левого фланга усилился пулеметный и автоматный огонь. Бойцы в окопах засуетились, спешно готовя гранаты, пулеметы, противотанковые ружья. Артиллерия противника не позволяла ротному наблюдать за выдвижением атакующих. Слева послышался приглушенный шум танков, и несколько их силуэтов появилось за лощиной, но из-за дыма едва просматривались. За танками бежали гитлеровцы, стреляли на ходу и пытались укрыться за танковой броней. Начиналась очередная фашистская попытка пробить оборону
     307-й стрелковой дивизии.
     Наши артиллерия и минометы открыли массированный огонь. Упрятанные под маскировочными сетями орудия разных калибров били по танкам прямой наводкой. Неожиданно в небо с жутким воем ушли огненные «стрелы» «катюш», вдали содрогнулась земля...
     16 июля 1943 года 3-й батальон, в состав которого входила минометная рота старшего лейтенанта Бориса Копылова, оказался в окружении. Немцы обошли батальон с фланга и танковым маневром отсекли от основных сил полка. В подчинении Копылова был уникальный боец - снайпер Алиханов, имевший к тому времени на персональном снайперском счету уже около трехсот уничтоженных фашистов. Когда связь с полком оборвалась, комбат именно Алиханову поставил задачу любой ценой выйти к своим. По горящему ржаному полю снайпер, отстреливаясь на бегу, прорвался-таки к штабу полка и доложил подполковнику Цуканову, что «батальон ведет бой в окружении в районе водокачки у Понырей. Боеприпасы на исходе. Комбат просит огня по району обороны батальона». По приказу командира дивизии учебная стрелковая рота тут же пошла на прорыв к окруженному батальону. Ей навстречу устремились бойцы капитана Тищенко. Немцев смели, кольцо окружения разорвали.
     ...Шли кровопролитные дни, недели. И вот в Курской битве наступил долгожданный перелом. С северного фаса дуги 307-я стрелковая дивизия, а в ее составе и минометная рота старшего лейтенанта Бориса Копылова, освобождая орловскую и брянскую земли, наступала на запад.
     В один из дней два стрелковых полка - соседний 1021-й и родной для Бориса 1019-й - успешно форсировали реку Неруса, южнее города Локоть. Захватили высоты. А минометчики Копылова, не успев сменить огневые позиции, задержались перед переправой на противоположном берегу. Вышло так, что из-за потерь в командном составе под начало старшего лейтенанта Копылова свели все три минометные роты полка. Получился минометный дивизион. А с таким «хозяйством» надо как-то управиться...
     Неожиданно два фашистских пехотных батальона и около двадцати танков «пантера» - прямо перед глазами Копылова - зашли полкам во фланг. Затем, атакуя с тыла, начали отрезать 1019-й стрелковый полк от основных сил дивизии.
     Но местность идеально просматривалась и была заранее пристреляна минометами по ориентирам. А для минометчиков на войне закон один: цель вижу - стреляю!
     По команде старшего лейтенанта Копылова восемнадцать минометов, чья скорострельность – двадцать пять выстрелов в минуту, накрыли минами вражескую пехоту и танки. Минометы на войне - страшная вещь: осколки мин разлетаются далеко. Не укроешься - спасения нет...
     Именно минометчики Копылова сорвали тогда охватывающий маневр противника. Позднее старшему лейтенанту Борису Копылову за тот бой вручили орден Красной Звезды.
     ...Весна 1944 года. Советские войска уже на границе Белоруссии. Ночь. На переднем крае тишина. Обычно в такие ночи разведчики обеих сторон пытаются добыть «языка». Старший лейтенант Копылов обходил позиции, чтобы бойцы не спали, не теряли бдительность. Но и офицерам не разрешали без охраны ходить по переднему краю. Однако тогда случилось так, что Борис пошел один. Правда, подвесил на пояс несколько гранат Ф-1.
     Опускаясь в траншею, Копылов услышал, как недалеко, за бруствером, что-то звякнуло. На всякий случай крикнул:
     - Стой! Кто идет?
     А в ответ – автоматная очередь. В следующее мгновение Копылов уже бросал гранаты в темноту, где, по его предположению, залегли вражеские разведчики. Вдруг у самых ног Бориса разорвалась немецкая граната, осколок ударил в колено... И больше – ни царапины!..
     Вновь госпиталь. Костыли. Выписка. И снова - фронт...
     - Да, Борис Васильевич, - честно говоря, я был в некотором изумлении, - как это вам удалось выжить после близкого разрыва немецкой гранаты?
     - А у меня талисман в нагрудном кармане гимнастерки был, - Копылов вновь улыбнулся и предложил: - Пойдем, покажу.
     Он подвел меня к секретеру, на котором стояли фотографии явно военной поры самого Бориса Васильевича, его любимой жены, Радости Алексеевны, умершей в феврале этого года, и еще какой-то очень красивой женщины.
     - Это моя мама, Александра Борисовна. - Копылов, взяв в руки маленькое фото, показал надпись на обороте: «Любимому сыну Боре на память от мамы. 13.XII.42 г.». - Всю войну у сердца проносил.
     Прощаясь, Борис Васильевич уже без улыбки сказал:
     - Поверь: минометы - серьезное оружие. Немцы на себе это испытали.
     - Это уж точно...
     ...Я не стал рассказывать ветерану, как в феврале 2000 года в Веденском ущелье боевики обстреляли из минометов наш парашютно-десантный взвод морской пехоты. Мы, вжавшись спинами в деревья под звездным чеченским небом, насчитали порядка семи-восьми разрывов. В метрах семидесяти от КНП мины попали в склон, напичкав его осколками. Будь минометчики врага удачливее, нас смело бы с горного плато огненным смерчем. Но, видимо, хранила меня не только судьба: в нагрудном кармане я носил иконку с образом святой княгини Ольги - тезки-покровительницы моей жены. Захватил ее в самый последний момент, когда улетал в командировку.
     У многих есть талисманы. Как, вероятно, и у каждого поколения защитников Отечества - своя Курская дуга! Большая или малая, но незабываемая...
     
На снимках: Полковник в отставке Борис Васильевич КОПЫЛОВ, июль 2008 года.Фронтовик капитан Борис КОПЫЛОВ.Фото автора и из личного архива Б.В. Копылова.