Эдуард Кулушев, до того как прийти в армию на контракт, отслужил срочную службу в Каспийске. Потом вернулся домой, начал работать, но в глубинке, в Астраханской области, откуда он родом, заработки совсем скромные. Увидел объявление о наборе контрактников и решил, как он сам говорит, и родине послужить, и денег на будущую свадьбу заработать. Попал в миротворческие силы в Южную Осетию, куда прибыл в марте этого года. Но судьба распорядилась так, что мирная по своей сути эта служба обернулась участием рядового Кулушева в кровопролитных боях, где он и получил серьезное ранение. Александр Очередько со Ставрополья пришел на контракт примерно таким же образом. Мы встретились в палате госпиталя имени Бурденко, куда боец попал после госпиталей Владикавказа и Ростова.
     - По всему чувствовалось, - рассказывает Эдуард, - что грузинская сторона готовится к каким-то действиям. Мы тоже не сидели сложа руки, ждали отдельных провокаций, а началась настоящая война. В тот день грузинские танки начали вести прицельный огонь по расположению батальона - по казарме, лазарету. Потом добавился минометный обстрел, удары с воздуха. Я вместе с экипажем находился в своей машине - я наводчик БМП. Мы отстреливались, сколько могли. Но БМП не предназначена для противостояния бронетанковой технике. Уже минут через 10-15 нас подбили. Только стали вылезать - рядом упал снаряд, нас с механиком немного оглушило. Слышу, ребята кричат: «Отходим!» А мы рядом с санчастью стояли, по ней грузины прямой наводкой били, не считаясь с тем, что по всем законам военного времени по госпиталям и лазаретам стрелять запрещено. Вели себя как варвары, сносили все подряд, не думая о том, что там могли быть и раненые.
     Рядовой Кулушев вместе с другими солдатами постарался как можно дальше отойти от подбитой БМП: внутри-то находились 40 снарядов. В случае прямого попадания рвануло бы так, что никого в живых не осталось бы. Вместе с другими миротворцами они медленно двигались, отстреливаясь на ходу. Вокруг был настоящий ад, снаряды падали совсем близко, кто-то уже был ранен, появились и первые потери.
     - Страшно было, - присоединяется к нашей беседе Александр Очередько, - любому в такой ситуации мало не покажется. Я в это время находился у казармы. Смотрим - а на нас танк грузинский вышел. И никого нет, кто бы его остановил. По воинской специальности я гранатометчик, так что сам бог велел быстро принимать решение. Но дело в том, что к тому моменту у меня всего один выстрел остался. Ну, я вышел и выстрелил, попал в заднюю часть вражеской бронемашины. Выбора-то не было: или я его подобью, или он нас уничтожит всех. Не вышло у него, вот тогда пришло чувство радости: товарищей спас, сам живой остался. Но меня зацепило осколком в руку. Спасибо ребятам - оттащили, перевязали. Пока мне оказывали помощь, рядом снова рвануло. Тот, кто мне оказывал помощь, сам пострадал. Другой мой сослуживец волоком доставил меня в штаб, но и его тоже ранили. Потом меня и других раненых перетаскивали сначала в котельную, потом в казарму. А вечером 8 августа грузины дали коридор для вывоза раненых и больных. Но это только на словах оказалось. Стоило нам километров на 10 отъехать, как начался минометный обстрел машины. Хорошо, что шофер не остановился, а гнал на предельной скорости. И УАЗ у нас был бронированный. В общем, могли и остаться на той дороге, но повезло, миновали нас снаряды. Ну а дальше - Владикавказ, Ростов и Москва. Вот, храню на память тот осколок, который медики из меня достали.
     Рядовой Кулушев в это время оставался все еще в расположении батальона. Всех больных и раненых успели из санчасти вывести. Укрывались в районе бани, постепенно отходили назад. Ранили комбата, но ребята вынесли его на руках подальше от мест обстрела.
     - Комбат наш, подполковник Константин Тимерман, - молодец, - вспоминает Кулушев, - грамотно действовал, многие из нас ему жизнью обязаны. Сейчас находится на лечении в госпитале в Ростове. Но давайте вернемся к тем событиям. Часа через 2-3 обстрел стих, мы вернулись в расположение батальона, спустились в подвал, потому что в здании находиться было опасно: снайперы работали очень интенсивно, головы не поднять было. Опять начали работать грузинские танки. Мы дожидались пауз в стрельбе, выходили на поверхность и отражали атаки грузинского спецназа. Никто не собирался отсиживаться, делали все возможное, чтобы как можно дольше продержаться, но при этом свести потери к минимуму. В ночь на 9 августа стрельбы не было, нам удалось немного поспать, а уже с раннего утра все возобновилось. И сильный огонь по нашим позициям не прекращался до 19.00.
     К вечеру удалось взять грузинского «языка», который сообщил, что в ближайшие часы по батальону начнут работать авиация и «Грады», так что здесь камня на камне не останется. Хотя за сутки прицельного огня и так все превратилось в руины. Подвал уже не мог служить надежной защитой, а посему комбат дал приказ на отход. Даже раненый, он продолжал оставаться командиром, который отвечает за подчиненных, среди которых были пострадавшие, нуждавшиеся в медицинской помощи. Рассчитывали бойцы 2-го батальона на себя и на товарищей из КСПМ, но при этом верили: скоро подойдут силы 58-й армии, прекратят эту кровавую вакханалию. Техника вся покореженная стояла, практически закончились боеприпасы. Они отходили, а в это время их хладнокровно расстреливали. В лесополосе миротворцы нарвались на засаду грузинского спецназа.
     - Мы шли втроем, - вспоминает эти драматические минуты Кулушев, - первый мой товарищ сразу был убит. Я заслонил собой сослуживца, который шел сразу следом за мной. Это позволило ему скосить спецназовцев автоматной очередью. Но они успели выпустить очередь в мою сторону. Прошило меня ею, тазовые кости пули раздробили. Идти не мог, стал отползать в сторону, стараясь уйти с линии огня.
     Миротворцы отходили небольшими группами, через кукурузное поле двигались небольшими перебежками. Также и Эдуарда выносили сначала на руках, а потом на импровизированных носилках - метр за метром в сторону лесополосы, за которой должны были находиться основные российские подразделения. Ему в овраге сделали два укола промедола, потом несли очень осторожно, понимая, что полученные ранения причиняют рядовому нестерпимую боль. Грузинские корректировщики между тем не дремали, и по отступающим миротворцам опять начали стрелять. Снаряды падали со всех сторон. Раненый Кулушев помнит эти минуты смутно: от боли и потерянной крови он терял сознание, но верил - сослуживцы сделают все возможное и невозможное для доставки его в госпиталь, где военврачи обязательно окажут помощь и вырвут из лап смерти. Спасла южная ночь, которая накрыла прорывавшихся к своим российских миротворцев спасительным черным покрывалом. Вскоре бойцы вышли в расположение отряда южноосетинских ополченцев, которые помогли найти машину. На ней Эдуарда и еще двух раненых окольными путями повезли в госпиталь МЧС. Эта поездка - настоящий акт мужества со стороны водителя: вокруг рвались снаряды, небо прошивали автоматные очереди, но машина ловко уворачивалась от шквального огня и, петляя по мелким дорогам, двигалась вперед.
     Саму поездку Кулушев почти не помнит. От дикой тряски в ЗИЛе болела, казалось, каждая клеточка истерзанного тела. Был момент, когда раненый контрактник подумал, что живым до госпиталя не доедет. Вскоре почувствовал, что его подхватили чьи-то руки и куда-то несут. Это подоспела гражданская «скорая помощь», которую остановили на дороге его сослуживцы. Потом снова был грузовик, который и доставил Кулушева во Владикавказ. Позже его перевезли в Ростов, а затем и в Главный клинический военный госпиталь имени Н. Бурденко.
     Врачи заковали Эдуарда в гипс по грудь, но уверены, что сумеют помочь ему выздороветь и вернуться в строй. Просто времени это займет много - не меньше 3 месяцев придется полежать в гипсе, а потом еще понадобится восстановительный этап. Но он не унывает:
     - Все равно вернусь в свой батальон. Собираюсь служить до победного конца, пока наш батальон будет находиться в Южной Осетии. Родные знают, но прошу их не приезжать. Лучше потом здоровым приеду к ним в отпуск. Здесь такие замечательные врачи, что обязательно меня поставят на ноги. Сейчас нас с Сашей подлечат, а остальное, как говорится, до свадьбы заживет.