Случай у лестницы
     Это было в середине августа. После возвращения из отпуска приходилось привыкать к необычно холодной для этого времени московской погоде, но, по крайней мере, в метро было не душно, а в вагоне не приходилось ощущать себя как в бане.
     На переходе между «Тверской» и «Пушкинской» кто-то наступил на мой ботинок. За годы, проведенные в метрополитене, на такую мелочь уже не обращаешь внимания: выяснять отношения или тем более ждать извинений от незнакомцев желания не возникает. Но в тот раз я поднял голову: лицо «незнакомца» показалось знакомым - Игорь, мой бывший однокашник по университету. И он тоже узнал меня. Мы поздоровались и остановились у лестницы, выводящей на «Пушкинскую».
     «Бывший» - потому что Игорь отчислился с четвертого курса, при этом последнюю летнюю сессию сдал на пятерки, в том числе и нелюбимую всеми нами тактику. В тот момент его документы были на рассмотрении ученого совета, и приказ об отчислении был подписан за день до начала отпуска. Уходил он с формулировкой «по нежеланию учиться», но учился хорошо (в дипломе о неполном высшем образовании у него было три четверки, остальные - пятерки), да и по дисциплине нареканий не имел. Почему отчислился? Правду он сказал, когда забирал документы в учебной части факультета, - там я в тот день заполнял табель успеваемости нашей группы. Он сказал, что уже почти два года работает оператором в коммуникационной компании (уезжает сразу после самоподготовки и работает до часа ночи), зарабатывает раза в три больше, чем наши курсовые офицеры, а отчисляется, потому что надоело ему в вечернюю смену «корячиться» - этот глагол так и засел в моей памяти.
     - И еще, при распределении через год, - говорил с озлобленностью Игорь, - Родина меня пошлет в какой-нибудь Биробиджан. А он мне нужен?
     Ничего объяснять ему тогда я не захотел: посчитал бесполезным втолковывать что-то человеку с таким потребительским отношением к жизни. Единственное, о чем я его тогда спросил: почему он ждал конца четвертого курса? Ответ был предсказуем и для меня не стал неожиданным:
     - Отчислился бы раньше, пришлось бы солдатом дослуживать...
     С тех пор прошло три года. После обычных вопросов о жизни, делах Игорь, стоя у лестницы, вдруг изменился в лице:
     - Мы же с того дня, как я документы забирал, не виделись, - начал он, глядя на меня уставшими глазами. - Знал бы я о будущем наперед, не затевал бы с отчислением. Такого резкого перехода в разговоре я не ожидал. - С теми, кто в Биробиджан уехал, я переписываюсь. Жить и служить там можно, всего хватает.
     - А что это ты вдруг о минувшем и безвозвратном вспомнил? - поинтересовался я.
     - Да ничего хорошего у меня не выходит. Компания, где я работал, закрылась, меня уволили, пошел в другую фирму - месяца три проработал - то же самое. Мест десять сменил - без толку. Теперь вот ношусь по городу - на двух работах вкалываю. Сначала экспедитором - сигареты развожу, а ночью - мерчандайзером в супермаркете. Хоть так концы с концами свожу.
     Слушая это, я поражался: от былой самоуверенности и высокомерия Игоря не осталось и следа: он напоминал человека, побитого жизнью. За пять минут, что мы простояли у лестницы, он успел пожаловаться на жену, с которой, по его словам, связал судьбу по глупости, на тещу, на то, что приходится их содержать, на то, что работает почти без выходных, что в отпуске давно не был. Я уже хотел что-то предпринять, чтобы завершить этот поток признаний, но собеседник вдруг сам пришел на помощь:
     - О! - воскликнул Игорь, взглянув на часы. - Уже опаздываю. Рад был с тобой увидеться. Пока! - И быстро-быстро побежал вниз по ступеням.
     Я тоже перешел на «Пушкинскую» и вновь увидел Игоря, ждавшего состав на противоположной платформе. Нельзя сказать, что я сочувствовал ему или жалел. За четыре года, что учились вместе, мы не подружились и даже приятелями не были. И вот в переходе метро он столь неожиданно разоткровенничался. На «Баррикадной» я понял: в следующий раз, если кто-то наступит мне на ботинок, голову поднимать не стану...
     Случай в хирургии
     Всего через неделю после той встречи в переходе я угодил на операционный стол - аппендицит. Все началось ночью с болей в животе. Думал, что отравился, но таблетки не помогали. Промучился так целый день, вернулся домой, когда выбора уже не оставалось - «скорая помощь». Приехала она быстро, забрала в горбольницу. Оформили тоже оперативно, определили в хирургическое отделение. Осмотрел дежурный хирург, провел нужные процедуры (потом я узнал, что это были симптомы Щеткина - Блюмберга, Ровзинга и Ситковского), сказал, что, как только операционная освободится, займется мной.
     Все, к счастью, прошло без осложнений. Помню только необычайную легкость, когда анестезиолог ввел обезболивающее в позвоночник, потом онемели ноги, живот... и все - проснулся уже утром в палате с приклеенной повязкой на правом боку.
     Кому вырезали аппендикс, тот знает, что первые дни после операции ужасны: ходить приходится медленно, прихрамывая и прижимая правую руку к боку, - движение, смех, кашель причиняют боль. Но врачи все равно заставляют ходить. И вот вечером первого дня я «прогуливался» по длинному больничному коридору от одного окна к другому. Развернувшись, чтобы пойти в обратную сторону, обомлел: передо мной стояли трое однокашников - Сергей, Женя и Руслан. Как раз в этом крыле находилась лестница, поэтому мы и пересеклись, когда они поднялись в хирургию.
     - Привет, больной! - улыбнулся Сергей (пять лет он был командиром моей группы).
     - Привет, - удивленно сказал я.
     Мы поздоровались, обнялись. Я все еще не мог поверить, что они ко мне приехали.
     - Показывай, где расположиться, мы к тебе в гости приехали, - продолжал в том же шутливом тоне Сергей.
     Сели в холле, делящем отделение на две крыла.
     - Не ждал? - спросил Женя.
     - Нет, конечно. Откуда вы вообще узнали?
     - А вот узнали, - хитро прищурился Руслан.
     Ребята привезли фрукты, сок, конфеты, новый роман Евгения Гришковца и свежие газеты.
     - Долго же до тебя ехать - мы еще в пробках прилично простояли, - сказал Сергей.
     Они пробыли у меня часа два и уехали, когда уже совсем стемнело. Удивление от неожиданности сменилось светлым чувством радости и благодарности за то, что они после рабочего дня поехали не домой, хотя имели на это полное право, а по московским пробкам отправились навестить меня, хотя вполне могли ограничиться и телефонным звонком - сейчас же порой с близкими людьми по телефону общаешься чаще, чем «вживую». Но они все-таки поехали, значит, их что-то тянуло, значит, они хотели не просто пообщаться, а увидеться. Поэтому на душе у меня было хорошо.
     И не важно, что в эти два часа общения с ними я смеялся так, что боялся, как бы не разошелся шов. Не важно, что меня искала дежурная сестра, которая собиралась ставить укол промедола (она все же отыскала меня и вколола дозу обезболивающего). Важно то, что мы были вместе, как все те пять лет, что провели под одной крышей нашего университета - в бедах и радостях, переживаниях друг за друга, сплоченные буквой «К» на погонах.
     Грустно стало, когда им пришлось уезжать. Жаль, что время пролетело так быстро. Я доковылял до боковой лестницы, по которой они поднимались, проводил их и вернулся в палату. Привезенным провиантом поделился с коллегами по аппендицитному несчастью.
     Утром шов болел меньше. Конечно, во второй после операции день всегда легче, чем в первый, но все же думаю, что и приезд друзей стал бальзамом для оставленной скальпелем раны.