|
 |
Николай ЧЕРКАШИН. |
В Баренцевом море начался новый этап спасательно-эвакуационных работ. Снова стылую тишь стометровой глубины над «Курском» нарушили шаги водолазов по легкому корпусу.
Поэт подводник капитан 1 ранга Борис Орлов написал свои строки задолго до гибели подводного крейсера «Курск», но будто в воду смотрел:
За нашей подлодкой - невидимый след.
Не будет ни криков, ни шума.
Возможно, вернемся, а, может быть, нет...
Но лучше об этом не думать!
Они не вернулись, заставив нас всех не только стенать, но и думать, спорить, обвинять... Думать под крики и шум, что же стряслось, почему потерян лучший корабль лучшего флота России, что делать с затонувшей подводной лодкой, как увековечить память погибшего экипажа.
На моем столе лежит обращение председателя Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников Игоря Курдина к Президенту России Владимиру Путину. В обращении - просьба не извлекать тела погибших из отсеков, дабы избежать новых жертв и возможной экологической катастрофы. Этот документ подписали семьдесят восемь родственников погибших подводников, проживающих в Видяево, Севастополе, Санкт-Петербурге, Курске...
Тем не менее мнения всех причастных к этой катастрофе специалистов резко разделились. Одни считают, что останки подводников надо извлекать лишь с подъемом подводного крейсера. Другие утверждают, что только сейчас еще и можно кого-то опознать.
- Длительное воздействие морской среды, - говорит начальник 124-й центральной лаборатории медико-клинической идентификации Владимир Щербаков, - стирает значимую для экспертов нашего профиля информацию. Но, несмотря на все это, я уверен, что в 60-70 процентах будет достаточно обычного визуального опознания. И дело даже не столько в работе экспертов: у моряков лучше всех в Вооруженных Силах развита маркировка одежды и других ориентирующих признаков.
Так-то оно так, на робе каждого матроса нанесен его боевой номер, на куртке каждого офицера или мичмана нанесена аббревиатура его должности. Но... Вспомним взрыв в переходе на Пушкинской площади. Людей, попавших в ударную волну, просто вытряхивало из одежды. Это при трех килограммах тротила, а на «Курске» рванули сотни килограммов взрывчатки. Что толку от маркировки на сорванных робах?
В Мурманске я встретился с одним из самых авторитетных специалистов-подводников - контр-адмиралом Николаем Мормулем, который возглавлял в свое время техническое управление Северного флота, участвовал во многих спасательных операциях. Он тоже обратился с письмом к президенту и в Правительственную комиссию по расследованию причин гибели «Курска»:
«Я бывший подводник из первого экипажа первой атомной подводной лодки Советского Союза. За 30 лет службы принимал личное участие в спасении людей и ликвидации шести аварий на подводном флоте и их последствий... Не всем известны сложные детали извлечения погибших из аварийной подводной лодки. В 1972 году мне пришлось заниматься этим, когда после жестокого пожара в девятом отсеке АПЛ К-19 пришла в базу на буксире, имея на борту тридцать два трупа. Операция по извлечению погибших моряков потребовала хирургического вмешательства врачей. Дело в том, что тела их застыли в самых неудобных для вытаскивания через люки позах, в так называемой «крабьей хватке», когда руки погибших обхватывали механизмы, кабельные трассы, агрегаты. Врачам пришлось расчленять тела. Замечу, что все это происходило не на стометровой глубине, а в надводном положении - у причала родной базы. Не представляю, какими нервами должен обладать водолаз, чтобы заниматься «хирургическим вмешательством» в тесноте затопленного отсека.
Мое мнение - коль Судьба, Бог и Природа распорядились их жизнями таким образом, не обернется ли подобная «эвакуация» невольным кощунством над их телами? Как подводник, я бы предпочел себе могилой океан, если бы мне выпал подобный жребий. Думаю, что и все мои коллеги по суровой и опасной профессии придерживаются подобного мнения. Поэтому я прошу родственников погибших моряков просить Комиссию по расследованию причин катастрофы производить эвакуацию тел членов экипажа только после подъема самого подводного крейсера».
Спрашиваю контр-адмирала Мормуля:
- Николай Григорьевич, а надо ли вообще поднимать «Курск»? Если это делать ради оздоровления радиационно-экологической обстановки в Баренцевом море, то надо сначала поднимать то, что было затоплено там в оные годы, включая атомную подводную лодку К-27, потерпевшую аварию реактора с мощным радиационным загрязнением отсеков.
- Вы правы, реакторы «Курска» после всего того, что было затоплено возле Новой Земли и в Карском море, не представляют особой экологической опасности, тем более что, как уверяют их создатели, они заглушены и фона нет. Правда, трудно представить себе, что после такого взрыва, после удара лодки о грунт 90-тонные махины реакторов не сдвинулись с места, не пришли в непредсказуемое состояние. Теперь они, как гранаты на боевом взводе, - только тронь...
Из поселка Видяево я возвращался на автобусе, который был подарен курянами экипажу атомного крейсера «Курск». Теперь крейсера нет, а автобус остался. Такие дела... В салоне беседовали между собой военные психологи, врачи-психиатры из Военно-медицинской академии. Они покидали поселок последними из всех, кто прибыл сюда по зову беды. Я разговорился с полковником-медиком, доктором наук, питерским психиатром Владиславом Шамреем.
- История отечественной психиатрии не знала еще столь мощного, как это было в случае с гибелью «Курска», воздействия средств массовой информации на и без того травмированную психику людей, потерявших своих близких. Некоторые из них были в пограничном состоянии между жизнью и смертью. Многие родственники уже пережили прощание со своими близкими в Видяево, выдержат ли их нервы еще одни похороны?
И все же работы по извлечению тел подводников уже спланированы.
С убедительным заявлением выступил один из самых опытных российских судоподъемщиков контр-адмирал-инженер в отставке Юрий Сенатский (на его счету подъем с глубины 200 метров затонувшей подлодки С-80): «Первостепенной заботой спасателей и судоподъемщиков должно быть сохранение, а может быть, и восстановление утраченной герметичности. То, что сейчас делается, приведет к еще большим страданиям родственников погибших подводников, а сам «Курск» сохранит тайну своей гибели и останется на дне Баренцева моря».
Того же мнения придерживается и заведующий научно-исследовательской лабораторией повышения эксплуатационных качеств судов и подводных объектов Санкт-Петербургского государственного морского технического университета Владимир Тарадонов. Он говорит о том, что прорезать «окна» в прочном корпусе «Курска» нецелесообразно, так как это резко затруднит подъем субмарины. Ослабленный корпус может переломиться при подъеме, да и невозможно станет нагнетать воздух в отсеки. А вот с ненарушенной герметичностью они могут с успехом сыграть роль внутренних понтонов и значительно облегчить подъем гигантской субмарины.
Оба специалиста, безусловно, правы: если мы хотим поднять «Курск» для того, чтобы понять, что его погубило, то и это вряд ли удастся, поскольку первого отсека, где могли бы сохраниться какие-либо следы первопричины взрыва, почти не существует. Аналог того, что произошло на «Курске» - подводная лодка Б-37: в 1962 году при стоянке в базе на ней рванули торпеды. И, хотя подводная лодка была всецело предоставлена военным криминалистам, до сих пор нет однозначного мнения о первопричине взрыва, как нет безоговорочных выводов и по большинству подводных катастроф - будь это гибель американской атомарины «Скорпион» или печальной памяти «Комсомольца».
В подводных катастрофах нам становятся известны в лучшем случае лишь фатальные следствия роковых первопричин, но никак не сами первопричины.
Наконец, если мы хотим поднимать «Курск» для того, чтобы извлечь из отсеков тела погибших и предать их земле, то и это благое дело скорее всего обречено на неудачу, поскольку останки далеко не всех подводников предстанут в целостном виде. Да и отыщутся ли вовсе? Взрыв был колоссальной мощи. А лучшей гробницы, чем та, в которой они сейчас находятся, у них на суше не будет.
Гибель «Курска» всколыхнула все российское общество. Медики спорят с атомщиками, атомщики и медики - с моряками, спасатели и инженеры-судоподъемщики - и с теми, и с другими, и с третьими. Но, как бы ни решилась в спорах специалистов посмертная судьба «Курска», последнее слово остается за Баренцевым морем. А оно пока против подъема всеми своими осенними штормами.
 
|
