|
 |
Генерал-полковник Юрий БАЛУЕВСКИЙ,
начальник Главного оперативного управления
Генерального штаба Вооруженных Сил РФ |
Истоки кризиса
Острота и специфика внутриполитического кризиса в Северо-Кавказском регионе определяют необходимость обращения к истокам вооруженного противостояния России на Кавказе и, соответственно, к анализу тех исторических событий и фактов, которые имеют непосредственное отношение к современному развитию обстановки в регионе.
Вся более чем 400-летняя история взаимоотношений народов России и Кавказа насыщена примерами сложных по своей сути и характеру военно-политических процессов, имевших широкий спектр проявлений - от мирных и союзнических отношений до открытых вооруженных столкновений. Наиболее значимым среди них, в конечном итоге предопределившим развитие российско-кавказских отношений, является Кавказская война.
В истории Российского государства и русской армии эта война занимает особое место. Прежде всего потому, что это была самая продолжительная и самая напряженная война России. Более 77 тысяч человек русская армия потеряла в ходе боевых столкновений с горцами Северного Кавказа. Такого числа боевых потерь русская армия не знала со времен Отечественной войны 1812 г. На протяжении всего развития конфликта Россия вынуждена была содержать на Кавказе крупную войсковую группировку, численность которой на заключительном этапе войны достигала более 200 тысяч человек. Фактически весь XIX век для российского общества прошел под знаком войны на Кавказе, поглощавшей значительную часть материальных, экономических и, самое главное, людских ресурсов страны. Значимым являлся также тот факт, что в течение всего периода военных действий Кавказ являлся предметом международного шантажа России.
Кроме того, значимость Кавказской войны для России во многом определялась и ее спецификой. Эту войну Россия вынуждена была вести на своей территории. Ее целью было не завоевание и покорение населения Северного Кавказа, а обеспечение безопасности, мира и стабильности в регионе. Это была война, которую России пришлось вести фактически в международной изоляции, в то время как повстанцев поддерживало практически все мировое сообщество - от «владычицы морей» Великобритании до сопредельных региону Персии и Турции, а также представителей различных революционных и антироссийских движений (венгерских, польских и целого ряда других). Деятельности русской армии на Кавказе активно противостояло также общественное мнение в самой России в лице интеллигенции и демократически настроенной общественности, желавших во что бы то ни стало поражения самодержавной России. В ходе Кавказской войны Россия столкнулась с исламским фундаментализмом в его наиболее экстремистском и фанатичном проявлении того времени – мюридизмом. Это была война, в которой России противостоял не классический противник с регулярной армией и соответствующей стратегией и тактикой действий, а повстанческие отряды, действовавшие в сложных для русской армии условиях горного театра военных действий. Война, где русская армия после длительного периода неудач и военных поражений приобрела боевой опыт ведения горной войны и противоповстанческой борьбы.
И, наконец, это была война, в которой победа России была одержана не исключительно военными средствами, а комплексным политико-экономическим и военно-силовым воздействием. Важным фактором победы явилась активная поддержка населения региона, сделавшего свой осознанный выбор в пользу России и внесшего значительный вклад в ликвидацию мюридизма.
Названные обстоятельства в полной мере дают основание проецировать основные события Кавказской войны России XIX века на развитие современной военно-политической обстановки в регионе. Здесь много сходных по своим признакам элементов развития обстановки и вооруженного противоборства: от истоков и мотивов конфликта до театра военных действий, тактики действий бандформирований, во многом повторяющей тактику горцев периода Кавказской войны.
Но не только этим определяется необходимость сравнительного анализа этих двух значимых для России конфликтов, разделяемых вековыми рамками. Их сопоставление целесообразно также в силу того, что именно к Кавказской войне XIX века апеллируют сегодня те антироссийские политические силы, которые, по сути, спровоцировали современный конфликт в Северо-Кавказском регионе. По их представлению, современный конфликт является ни чем иным, как логическим продолжением «не прекращавшейся на протяжении 400 лет борьбы народов Кавказа против колонизаторской политики России». Это сознательное искажение и очернение отечественной истории, преследующее вполне определенную цель - противопоставить народы Кавказа России по принципу «разделяй и властвуй».
Цена подобных измышлений более чем значительна. Произвольное толкование истории русско-кавказских отношений, в том числе событий Кавказской войны, явилось детонатором всплеска националистических антироссийских настроений в Чечне. Это в немалой степени предопределило переход социально-политического кризиса в стадию вооруженного конфликта 1994-1996 гг. К сожалению, данную конъюнктурную трактовку русско-кавказских отношений поддерживают до сих пор определенные политические силы в самой России, используя ее для достижения своих конъюнктурных интересов. На наш взгляд, только взвешенная и аргументированная оценка положительных и отрицательных моментов в истории русско-кавказских отношений позволит правильно понять и оценить роль, место и последствия Кавказской войны в истории России и народов Северного Кавказа, извлечь из нее уроки практической политики для наших дней.
Работорговля стала промыслом
Изначальный смысл политики России на Кавказе объективно и закономерно был определен ее военно-стратегическим положением. Южные и юго-восточные рубежи Русского государства с конца XV в. представляли собой обширные степные пространства, по которым постоянно передвигались многочисленные кочевые народы, несшие смерть и разрушение русским городам и селам. Логика борьбы заставляла Россию стремиться к установлению стабильных границ, которые можно было бы защищать. Но вплоть до Кавказских гор, Черного и Каспийского морей на юге таких границ не было. Таким образом, Кавказ в планах российского руководства изначально рассматривался исключительно как пограничная «буферная зона», стабильность и безопасность которой во многом определяли безопасность и самой России.
С другой стороны, обстановка в Северо-Кавказском регионе на протяжении столетий являлась источником постоянной угрозы не только для России, но и для народов самого Кавказа. Сложившаяся в регионе «набеговая система», возведенная в ранг национальной традиции части населения региона, представляла собой не что иное, как вооруженный разбой в отношении соседей. Для большинства народов Кавказа эта традиция, постоянно подогреваемая извне, была настоящим бедствием. Поэтому не случайно, начиная с периода правления Ивана Грозного, в Москву постоянно направляются представители северокавказских народов и общин, в том числе и чеченских, с предложением о принятии их в российское подданство. Русское государство, принявшее на себя в конце XV века мессианскую концепцию «Москва – третий Рим», не могло отказать в помощи тем, кто ее просил об этом, и соответственно судьбы кавказских народов, их вооруженная защита длительное время являлись краеугольным камнем внешнеполитической доктрины России.
Уже эти исторические факты опровергают конъюнктурные измышления о том, что Россия более 400 лет покоряла народы Кавказа, а вся история российско-кавказских отношений - это история войн и вооруженных конфликтов. Не завоевывала Россия Кавказ, а отвоевывала его совместно с кавказскими народами у Персии и Турции, господствовавших в тот период в регионе. Не вела Россия на Кавказе колониальные войны и не подавляла национально-освободительное движение в регионе. Русская армия на Кавказе использовалась по своему прямому предназначению - не против народов региона, а исключительно с целью их вооруженной защиты от тех представителей горских общин, для которых основной формой жизнедеятельности являлась «набеговая система».
Именно искоренение «набеговой системы» явилось одним из важнейших направлений военной политики России на Кавказе. Разбой и грабежи, торговля людьми являлись подлинным бедствием как для самой России, так и для народов Кавказа. Северный Кавказ остался одним из немногих регионов планеты, где работорговля не только сохранилась к началу XIX в., но и в полном смысле этого слова процветала. Причем основную массу продаваемых в рабство людей составляли жители именно приграничных районов России и Украины, а также представители ряда народов Кавказа.
Как оказалось, этот промысел - торговля людьми - явился достаточно живучей традицией для определенной части населения Северного Кавказа и сохранился вплоть до наших дней. Например, в период так называемой независимой Ичкерии на ее территории была развернута настоящая индустрия работорговли. Ее функционирование обеспечивали 157 бандформирований, специализировавшихся исключительно на разбоях и похищениях людей. У них в обороте вплоть до недавнего времени постоянно находились от 3,5 до 10 тыс. заложников из Чечни и других регионов России, в том числе и жителей соседних с Чечней кавказских республик – Дагестана, Осетии, Кабардино-Балкарии и даже близкой чеченцам по этнографическим признакам Ингушетии. В обеспечении подобной «индустриальной деятельности» участвовали, по нашим оценкам, до 25 тысяч жителей Чечни. Учитывая, что к началу контртеррористической операции в Чечне проживали около 300 тыс. человек (из 1 млн. 200 тыс. проживавших ранее), можно сказать, что фактически каждый десятый из них прямо или косвенно был причастен к работорговле в ее современной интерпретации. Причем все это происходило под непрекращающиеся стенания о «геноциде чеченского народа», об «исторической ответственности России за депортацию» и т.д. Такова цена и истинный смысл так называемой независимой Ичкерии, которая для России в 90-х годах XX столетия превратилась в источник терроризма и бандитизма, искоренение которых стало жизненной необходимостью. В этом и заключается основной мотив проведения контртеррористических операций в настоящее время.
Сон разума?
В ликвидации бандитизма, «набеговой системы» состояла одна из главных целей всей политики России на Кавказе на протяжении четырех столетий. В силу этого неизбежность вооруженного столкновения с горцами Северного Кавказа, для которых разбои и грабежи соседей представляли наиболее существенный, а порой и единственный источник жизнедеятельности, была предопределена.
В то же время, имея перед собой противника в лице непримиримых горцев и осознавая исходящую от них угрозу, российское Правительство тем не менее долгое время не предпринимало никаких конкретных мер по ее устранению. Более того, в отношении горцев практиковалась политика умиротворения, а вооруженные столкновения регулярных частей армии если и происходили, то, как правило, ограничивались отражением нападений горцев на поселения лояльных России жителей.
В этом, как нам представляется, заключается первый урок, который отечественная история преподала нашему обществу, на протяжении длительного времени сознательно уходившему от объективной оценки событий Кавказской войны, ее истоков.
Суть данного урока заключается в том, что в XIX веке на Кавказе Россия фактически своими руками создавала для себя крайне опасного противника. Его деятельность чуть ли не осознанно игнорировалась до тех пор, пока этот противник не стал представлять собой значительную военно-политическую силу, способную не только противостоять регулярным воинским формированиям, но и побеждать их, используя преимущества повстанческой борьбы. Более того, сам по себе конфликт для России приобрел значение лишь тогда, когда русской армии на Кавказе стали противостоять не отдельные разрозненные формирования горцев, а организованное и хорошо вооруженное движение мюридов, открыто объявившее войну России.
Подобная негативная практика стала своего рода традицией. Именно об этом свидетельствуют, например, события, имевшие место в ходе первого чеченского конфликта уже нашего времени. Непринятие необходимых мер по обеспечению национальной безопасности, целостности и суверенитета Российской Федерации на территории Чечни способствовало развитию сепаратизма и созданию вооруженных бандформирований в республике. Это в конечном итоге и предопределило необходимость проведения здесь крупной войсковой операции по восстановлению конституционного порядка. Не использовав своевременно, говоря словами генерала А.П. Ермолова, «…средств малых для предотвращения худых следствий», российское Правительство поставило свою армию в более чем сложные условия. Соединениям и частям федеральных войск противостояли хорошо подготовленные, вооруженные современным оружием и техникой бандформирования.
Второй урок заключается в необходимости не только своевременного, но и адекватного восприятия угроз безопасности страны и выработке на этой основе соответствующих мер по их устранению, определения ответственности органов государственной власти и военного управления, всего общества за состояние своей армии.
По общему признанию, наиболее значимой особенностью военной кампании 1994-1996 гг. явилось отсутствие необходимой аналитической проработки политических, экономических, военных и других факторов обстановки на Северном Кавказе. Не был продуман и осуществлен необходимый комплекс мер по формированию общественного мнения в России и за рубежом. В ходе подготовки операции по разоружению дудаевских формирований не были в достаточной степени учтены не только силы и средства противника, но и особенности театра военных действий, менталитет местного населения и целый ряд других важных факторов.
Военная кампания 1994-1996 гг., планировавшаяся изначально в виде своеобразного «блицкрига», внезапной и неожиданной явилась прежде всего для Российской армии, для общества и даже для органов государственной власти России.
Об этом свидетельствует хотя бы такой факт: когда на территории Чеченской Республики уже более полугода шли боевые действия, органы законодательной власти никак не могли определиться - правомерно или не правомерно применение в этом регионе войск. Несмотря на декларированные цели - восстановление конституционного строя на территории Чечни - военная кампания 1994-1996 гг. вплоть до решения Конституционного Суда России проводилась вне правовых рамок, что поставило военнослужащих федеральной группировки войск в двусмысленное положение. Вести боевые действия с противником, осознавая при этом, что в любой момент можно быть объявленным вне закона за исполнение приказов командования, согласитесь, достаточно сложно. А твердость морального духа, как известно, неотъемлемая составляющая любой победы. Более того, в обществе утвердилась своеобразная практика отношений к военнослужащим - участникам боевых действий, выражавшаяся в позиции: «Я вас туда не посылал».
Третий урок, который необходимо извлечь из анализа Кавказской войны, заключается в недопустимости подчинения ее целей и хода военных операций конъюнктурным политическим интересам, ничего общего не имеющим с национальными интересами государства.
Военная кампания 1994-1996 гг., как и почти аналогичная ей кампания XIX века, с полным правом может быть отнесена к тем немногим конфликтам в военной истории, которые получили название «странной войны». В памяти участников первой чеченской кампании, по-видимому, еще свежи воспоминания о том, как останавливались бои по ликвидации бандформирований и именно тогда, когда федеральным войскам сопутствовал успех; как объявлялись перемирия, в результате которых происходили, как правило, перегруппировка бандформирований и их выход из-под удара федеральных войск, и т.д.
В истории военного искусства давно уже выработаны основные принципы ведения войн, нарушение которых чревато поражением. Обращает на себя внимание, например, определение пяти важнейших условий победы, прописанных еще древнекитайским военным теоретиком Сунь-Цзы. По его мнению, побеждает только тот, «кто знает, когда можно сразиться и когда нельзя; кто умеет руководить и большими, и малыми силами; у кого сверху донизу существуют единые желания; кто проявляет осторожность и ожидает неосторожности противника, тот, у кого полководец талантлив, и государь не вмешивается в его управление».
Как показала чеченская кампания 1994-1996 гг., эти принципы были серьезно нарушены политическим руководством страны. Заключительный акт той кампании - подписание Хасавюртовских соглашений с лидерами бандформирований именно в тот момент, когда военные цели были фактически достигнуты, явился по существу капитуляцией России во имя конъюнктурных интересов отдельных политиков.
Четвертый урок. По-видимому, нельзя не остановиться в процессе анализа исторического и современного опыта боевых действий на Кавказе и на военно-экономическом аспекте. Является аксиомой, что такие масштабные явления, как Кавказская война или чеченская кампания 1994-1996 гг., должны представляться не узковедомственной проблемой, а делом общегосударственного значения. Между тем эта прописная истина в военной истории России традиционно игнорируется. Хотя по своему экономическому потенциалу Российская империя первой половины XIX века и Российская Федерация на рубеже XX и XXI веков, безусловно, не сопоставимы по социально-экономическим параметрам развития, ставка на «чудо-богатырей» - русских солдат, способных перенести любые тяготы и лишения войны, к сожалению, продолжает оставаться неизменной.
В этом плане более чем справедлив афоризм, приписываемый Наполеону, о том, что народ, не желающий содержать свою армию, обречен содержать чужую.
На протяжении целого ряда лет российское общество, исповедовавшее идею кардинального сокращения расходов на оборону и, соответственно, на вооруженные силы, тем не менее содержало и вооружало чеченские бандформирования. И это при том, что российское руководство отчетливо осознавало неизбежность вооруженного столкновения с бандформированиями Дудаева. Трудно себе представить, чтобы незаконные вооруженные формирования были бы лучше оснащены, чем регулярные войска. Тем не менее является фактом, что дудаевские бандформирования в ходе кампании 1994-1996 гг. были подготовлены, оснащены и вооружены лучше, чем подразделения и части федеральных войск.
Дело здесь не только в кризисе экономики и ее переходном состоянии. Скорее, напротив, этим обстоятельством в лучшей мере воспользовались именно руководители чеченских сепаратистов, использовавшие кризисный период российской экономики для формирования теневого капитала, который впоcледствии был задействован на организацию и вооружение бандитов. Вот лишь несколько фактов. По данным Генеральной прокуратуры РФ, в период 1992-1994 гг. Чечня представляла собой «черную дыру» российской экономики, где только в результате афер с фальшивыми авизо и фиктивными финансовыми документами у государства было похищено не менее 4 триллионов рублей. По подсчетам экономистов, только незаконная реализация нефтепродуктов давала режиму Дудаева ежегодно 800-900 млн. долларов. Таким образом, огромные суммы как в рублях, так и в иностранной валюте служили основой для укрепления режима Дудаева и использовались им для создания вооруженных группировок в Чечне, для вербовки наемников из-за рубежа. В то же время российские Вооруженные Силы были поставлены на грань выживания.
Главный просчет бандитов
Пятый урок, преподнесенный историей, заключается в том, что военные действия, которые пришлось вести русской армии в XIX веке, а федеральной группировке войск - в 1994-1996 гг. и в ходе операций по ликвидации бандформирований в 1999-2000 гг., не вписываются в классические каноны военных операций.
На Кавказе русским войскам традиционно противостояла не регулярная армия, а иррегулярные формирования горцев с соответствующей организацией летучих отрядов и соответствующей тактикой действий - нанесения скрытно подготовленных молниеносных ударов. Сама вооруженная борьба, таким образом, закономерно обретала на Кавказе характер новой по форме, но старой по своему содержанию партизанской войны, где вместо наступления используется просачивание, где победа достигается распылением и истощением сил противника, а не его уничтожением. Эти важнейшие принципы партизанской войны достаточно традиционны. Более того, они доказали свою эффективность в противоборстве с регулярными воинскими формированиями. Вся военная история государств и народов мира свидетельствует о том, что противопоставить партизанской тактике адекватную систему мер достаточно трудно и не всегда возможно. И нередко, казалось бы, самая «непобедимая» армия вдруг оказывалась бессильной перед иррегулярными и плохо вооруженными формированиями населения. Первый такой опыт получила еще наполеоновская армия в Испании в 1808 г., так и не сумевшая победить слабо вооруженных и неорганизованных испанских партизан. Еще более уязвимой наполеоновская армия оказалась для развернувшегося партизанского движения в России в 1812 г. Силу партизанских отрядов испытали на себе в полной мере армии Германии, США и целого ряда других стран.
Несмотря на значительный временной интервал между событиями Кавказской войны и настоящего времени, а также кардинальные изменения в характере и содержании вооруженного противоборства, тем не менее партизанская тактика действий иррегулярных формирований не теряет своей актуальности и в настоящее время. Она по-прежнему привлекательна, особенно для руководителей незаконных вооруженных формирований. Об этом свидетельствует тот факт, что в ходе военной кампании 1994-1999 гг., а также вооруженной агрессии чеченских бандформирований против приграничных с Чечней районов Дагестана в августе 1999 г. именно на инициирование партизанского движения лидерами экстремистов и была сделана основная ставка.
Следует отметить, что на первом этапе военной кампании 1994-1996 гг. этот расчет боевиков в целом оправдался. Лидерам экстремистов удалось посредством идеологической обработки, угроз и шантажа привлечь определенную часть населения региона к сопротивлению федеральным войскам. Причем сопротивление этой части населения было не только пассивным - в виде различных акций саботажа или других антиправительственных акций, но и принимало форму открытого вооруженного сопротивления федеральным войскам. Об этом свидетельствует, по крайней мере, тот факт, что уже с началом выдвижения к административной границе Чечни российские войска столкнулись с проявлениями солидарности с дудаевским режимом со стороны некоторой части населения Ингушетии и Дагестана. Это выразилось в попытках ингушей и дагестанцев, проживающих в приграничных с Чечней районах, воспрепятствовать продвижению российских войск вплоть до проведения открытых вооруженных акций против подразделений российских войск. Эти акции зачастую осуществлялись при прямом участии силовых структур данных автономий и с молчаливого согласия их руководителей. Не случайно и то, что свои первые боевые потери военнослужащие федеральной группировки понесли еще до столкновений с бандформированиями Дудаева, до пересечения административной границы Чечни, на территории соседней с ней Ингушетии. Все это свидетельствовало о готовности местного населения поддержать сепаратистов в Чечне любым способом вплоть до вооруженного противостояния. Для командования федеральной группировки это оказалось полной неожиданностью и заставило на ходу менять замысел проведения операции. Еще большей неожиданностью данное обстоятельство явилось для самих военнослужащих федеральной группировки, поскольку в ходе развития повстанческого движения менялось их функциональное предназначение, предполагавшее уже реализацию так называемых полицейских функций. Ни командование группировки, ни сами военнослужащие объективно к этому готовы, конечно же, не были. Все это в значительной мере предопределило ход военной кампании 1994-1996 гг.
И все же именно в августе 1999 г. в отношении Дагестана лидерами бандформирований был допущен главный стратегический просчет. Кампания, изначально планировавшаяся как развитие повстанческого движения, на самом деле для жителей Ботлихского и Цумадинского районов Дагестана явилась агрессией. Именно так она и была ими воспринята, а, следовательно, боевики получили партизанское движение, направленное уже не против федеральных войск, а против них самих. Поскольку главная составляющая любого повстанческого движения – поддержка его населением — в данном случае отсутствовала, деятельность формирований чеченских полевых командиров приняла исключительно диверсионно-террористический характер.
Шестой урок заслуживает особого внимания, поскольку он касается вопросов оперативного планирования применения войск по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований в Северо-Кавказском регионе. Обращает на себя внимание тот факт, что, несмотря на произошедшие изменения в содержании и характере вооруженного противоборства в регионе, тем не менее по-прежнему актуальными являются принципы подавления вооруженного сопротивления бандформирований, разработанные еще в самом начале Кавказской войны командиром Отдельного кавказского корпуса генералом А.П. Ермоловым. Их суть заключается в необходимости своевременного предупреждения антироссийских выступлений и их подавлении на как можно более ранней стадии развития.
Сравнительный анализ военной кампании 1994-1996 гг. и настоящей контртеррористической операции свидетельствует, что данная тактика действий в полной мере отвечает современному характеру вооруженного противоборства с бандформированиями в Северо-Кавказском регионе. К сожалению, к этому выводу мы приходим только сейчас. Поэтому, пожалуй, важнейшим уроком, извлеченным из истории Кавказской войны и анализа военной кампании в Чечне 1994-1996 гг., является то, что Российская армия на Кавказе в конечном итоге научилась воевать, достигая победы с минимальными потерями.
* * *
Кавказ по-прежнему остается важнейшим регионом России, развитие военно-политической обстановки в котором во многом определяет состояние ее национальной безопасности. Уроки кавказских войн должны быть усвоены, чтобы исключить повторения ошибок в будущем.
От редакции. Полностью статья генерал-полковника Юрия Балуевского будет опубликована в одном из ближайших номеров «Военно-исторического журнала».
 
|
