|
 |
Петр АЛТУНИН,
«Красная звезда». |
Мы знакомы с Владимиром Николаевичем Бабьевым уже более четверти века. Часто общались, когда он был начальником «средней величины», и регулярно встречались по долгу службы в конце 80-х - начале 90-х годов, когда он в звании генерал-полковника управлял всеми финансами Вооруженных Сил - был начальником ЦФУ. Время ему для исполнения этой должности выдалось беспокойное - менялись руководители страны, министры обороны. С деньгами, как всегда, было туго, а тут еще военная пенсионная реформа, которая как раз при нем и началась, и ее нельзя было загубить - потом пришлось бы «начинать сначала».
С виду мягкий по характеру, отзывчивый на добрую шутку, Владимир Николаевич стеной стоял за разработанный проект закона о пенсионном обеспечении военнослужащих, снимающий ограничительный потолок с пенсий офицеров и генералов и устанавливающий общий предел - 85 процентов от денежного довольствия. При поддержке маршала Д. Т. Язова закон был принят Верховным Советом СССР.
Тогда же мы с Владимиром Николаевичем работали над статьей для «Красной звезды», популяризирующей этот закон, и, помнится, генерал изрек:
- Думаю, участники войны, инвалиды спасибо скажут. А то ведь нынче о них забывать стали...
Тут я невольно скользнул взглядом по рядам «колодочек» на левой стороне его кителя, где в верхней части значились фронтовые ордена и медали. Я их видел и раньше, но как-то не заходила речь, когда и как Владимир Николаевич попал на войну и где воевал. Да и в этот момент было не до разговоров. А вот повстречались недавно с ним уже как два ветерана, вспомнили фронтовые, пороховые годы, разговорились, и Бабьев после какой-то паузы, словно открывая тайну, чуть улыбнувшись, вдруг сказал:
- А знаете, что спасло меня на Курской дуге? Спасла красная звездочка на фуражке. Если б не она, то мы б с вами здесь не беседовали...
Конечно, я попросил Владимира Николаевича рассказать об этом.
У каждого человека своя военная биография. У 18-летнего паренька Владимира Бабьева, окончившего первый курс Воронежского авиационного института, она началась с июля 1942 года, когда он вместе с отцом, главным агрономом Елань-Коленовского сахарного завода, и десятком рабочих везли на арбах оборудование завода, в тыл - к тем местам приближались фашисты. И тут в поселке Грибаново по радио Владимир услышал указ о призыве в армию граждан 1924 года рождения. Оставив арбу с волами, Владимир отправился в грибановский райвоенкомат. Юношу «с образованием» направили в училище имени Верховного Совета.
Сегодня «кремлевцы» обучаются 4 года, а в войну им хватало и 8 месяцев. Из училища выходили младшими лейтенантами, а кто оканчивал по первому разряду - лейтенантами. Бабьев был в их числе.
Весной 1943 года уже назревала битва на Курской дуге - немцы готовились взять реванш за Сталинград. На Орловско-Курском направлении стягивались и наши войска. Туда был направлен и эшелон свежеиспеченных «кремлевцев». Спйшились в районе Старого Оскола. Там, в штабе фронта, молодые командиры попрощались: кого куда... Владимир попал в 87-ю гвардейскую дивизию (потом она станет Белгородско-Харьковской), что расположилась западнее Корочи, а оттуда - командиром взвода в 267-й гвардейский полк. Это уже был фронт.
В роту добирался по-пластунски, под минометным огнем. Со взводом знакомился на ходу - все были заняты дооборудованием траншей, ходов сообщения. Вскоре поступил приказ, а кто-то добавил: от самого Жукова, который был где-то рядом. Приказ требовал провести тренировки по борьбе с танками, в том числе отработать такой элемент - залечь в траншее, пропустить танк над собой и забросать его гранатами с кормы.
Бабьев на себе почувствовал кромешный ад артподготовки, сначала своей, опередившей фашистов на месколько минут - так была взята инициатива, а потом и двусторонней. Снаряды рвались рядом, с шумом проносились через головы... Спасала земля-матушка, к которой прижимались, готовые ее продавить...
А потом пошли вперед. 69-я армия, которой командовал генерал-лейтенант Крученкин, шла на Белгород. Атаковал немцев и входивший в нее 267-й полк. Это было 10 июля, в день рождения Бабьева. Его взвод в составе роты залег под шквальным огнем на подступах к селу Гостищево. Окопались. Когда огонь стал стихать, послышалась команда: «Вперед!»
Крикнул что было мочи своему поредевшему взводу и лейтенант Бабьев. Рванулись бойцы со своим командиром и вскоре ворвались в село. Но там, в очередной раз поднявшись в полный рост, Владимир получил невероятной силы удар в голову. Упал. Лицо залило кровью. Потерял сознание. Очнулся, когда санитар, пожилой боец, тащил его на плащ-палатке. Верхняя часть головы по самые глаза была в окровавленных бинтах. Поверх них, как ни странно, была натянута фуражка. Потом качался в повозке - везли в полевой госпиталь. А там хирург, обработав рану, сказал:
- Ну и повезло тебе, лейтенант. Молись на свою командирскую фуражку - вот она, простреленная, и вот на эту искореженную звездочку молись.
Тогда Бабьев и рассмотрел дырку с охвостьями зеленоватой материи на боковине фуражки, и звездочку, по которой, раздробив плотный слой эмали, прошла пуля и уже рикошетом угодила в теменную долю черепа. Пробив его, пояснил хирург, и лишь задев всего на два миллиметра большое полушарие мозга, отлетела в сторону.
- Да, - вздохнул Владимир, - значит, повезло, да еще как...
Следующим эвакуационно-медицинским этапом был армейский госпиталь в полуразрушенной церкви, где сделали обезболивающие уколы, сменили повязку и отправили дальше в тыл. Тыловой же госпиталь оказался на родной воронежской земле, на станции Хреновая, где Бабьев и пробыл до конца сентября. Полное выздоровление еще не наступило. Черепные кости срослись, но из-за поврежденного нерва, управляющего двигательной функцией ноги, не ладилось с ходьбой: нога поднималась вроде нормально, а вот удержать ее было не в силах, она преждевременно, словно протезная, опускалась. Бабьев разрабатывал ее в усиленном режиме и, не ожидая окончательной поправки, добился выписки из госпиталя.
И снова фронт, теперь уже 1-й Белорусский. Поскольку не вполне управляемая нога давала о себе знать, Бабьева сначала зачислили в резервный полк, а через какое-то время, опять же по цензу «грамотности», - вместо выбывшего на учебу военного финансиста - в финансовый отдел дивизии, а потом фронта. Так Бабьев самочинно, с помощью опытных коллег набирался финансовой премудрости. Практика и практика. Дважды случалось, и это запомнилось на всю жизнь, самому Жукову деньги выдавал.
В составе 1-го Белорусского Бабьев освобождал Варшаву, а войну закончил в Берлине.
После войны учеба на военном факультете Финансовой академии (окончил с отличием) и служба в бронетанковых войсках, в ГСВГ и наконец - во главе Центрального финансового управления Министерства обороны.
Владимир Николаевич пережил все изменения воинской формы одежды за послевоенный период. Были у него и папахи с «красным донышком», и лампасы, и генеральские золотые погоны. Но в его шкафу до сих пор хранятся пробитая пулей на Курской дуге лейтенантская фуражка и искореженная, с остатками красной эмали пятиконечная звездочка.
На снимках: лейтенант В. БАБЬЕВ после госпиталя, 1943 год; генерал-полковник В. БАБЬЕВ в наши дни.
 
|
