|
 |
Капитан в отставке Владимир ИВАНОВ,
участник Великой Отечественной войны. |
Роту скомплектовали к вечеру. Пока ожидали офицера связи от пехотинцев, стемнело. Мы шли гуськом, ступая след в след. С собой несли цинковые коробки с патронами, ящики с гранатами, станковый пулемет «максим». Шли вдоль фронта. Часто останавливались, уточняя маршрут. В одном месте вылезли из оврага, скучились около дзота. Впереди изредка взлетали ракеты белого огня, выпускаемые немецкими наблюдателями.
Внезапно прогремела пулеметная очередь. У нас появились первые потери: один солдат убит, двое легко ранены. Видимо, немцы разглядели какое-то мельтешение около пристрелянного в дневное время дзота.
Только под утро наконец-то добрались до места. Смена подразделений закончилась, когда уже совсем рассвело. В августе светает рано, и время для штурма деревни Мурылево было упущено.
Разместились в каких-то мелких окопчиках. Настоящих окопов, а тем более траншей, не было. Как же пехотинцы воевали на открытом месте? Мы начали зарываться в землю. Лопат мало, копали по очереди. Хорошо, что грунт оказался мягким.
Впереди, метрах в пятистах, виднелось несколько кирпичных печных труб. Это все, что осталось от деревни Мурылево, которую нам и предстояло захватить.
Наша позиция была как на ладони. Какой стратег выбрал такое неудачное место? Рядом, за ручьем и укрытие, и обзор гораздо лучше. Да и как в дневное время подносить патроны, эвакуировать раненых и вообще передвигаться по траншее?
Наступил жаркий день. Мучила жажда. Воды не было. Но мы нашли выход: копали окопы глубже, доходили до мокрого песка и через полотенце выжимали воду в котелок. Из протекавшего позади нас безымянного ручья воду не брали. В воде лежали убитые лошади, разбитые повозки, противогазы, ящики от снарядов и прочий военный мусор.
Августовские дни длинные. С трудом дождались вечера. Эвакуировали убитых и раненых. Появились подносчики патронов. Пришел старшина. В термосах принесли первое и второе, чай. Каждому в кружку налили «продукт № 41» - по 100 граммов (так тыловики называли водку). Позавтракали, пообедали и поужинали одним заходом. Отдыхали по очереди. А перед рассветом каждому объяснили, что во время атаки не скучиваться, оставить шинели и вещевые мешки в окопе, не шуметь, а метров за 30-40 забросать окопы немцев гранатами и захватить деревню с криком «ура».
Немного рассвело. В низинах вдоль ручья стоял туман. Мы молча поднялись из окопов и пошли вперед. Метров через полтораста кто-то из наших не выдержал и, чтобы подбодрить себя, крикнул: «Ура!». Этот призыв подхватили все. Оборона немцев ожила. Внезапности не получилось. По нам начал «работать» пулемет. Вскоре ожил и второй немецкий пулемет.
А наш «максим» молчал. Поддержать нас он не мог. Дело в том, что командир поставил его не совсем удачно посередине нашей позиции, а надо было бы на одном из флангов. Так мы сами себя оставили без огневой поддержки.
Пробежали почти половину расстояния до немцев и пришлось залечь. У кого были лопатки, те начали окапываться. Появились убитые и раненые. Обстрел усилился, и тогда мы увидели, что человек 60-70 немцев сами пошли в контратаку.
Мы открыли огонь из карабинов, но результативность его была слаба. Метров за 40 начали бросать гранаты. Политрук Зайцев что-то призывно крикнул, но из-за грохота боя можно было только разобрать нечто наподобие «бей гадов». Началась рукопашная. Карабинов со штыком почти не было. Бились прикладами. У кого были наганы - стреляли в упор.
Перевес оказался на нашей стороне, но гнать врага сил уже не осталось. Оставшиеся в живых немцы подхватили убитых и раненых и потащили их к окопам. Мы - своих к себе. Потери были большие. Более-менее боеспособными остались человек сорок.
В горячке боя я тоже кого-то двинул прикладом карабина, но мне досталось больше. Немец задел штыком правое плечо. Как говорят медики: легкое ранение мягких тканей. Я упал, а немца застрелил из пистолета ординарец командира роты ефрейтор Нестеренко.
В этот день раненым сделали перевязки, и о новой атаке никто уже не говорил. А тут еще во время внезапного минометного обстрела уже во второй половине дня я был ранен еще раз. Получил множественное осколочное ранение левого предплечья. Сквозь клочья ваты в телогрейке увидел кровь. Показалась она мне какой-то темно-красной и густой. Бинта не оказалось, все израсходовали. Политрук Зайцев помог мне снять телогрейку и гимнастерку, из моего вещевого мешка вынул чистое полотенце, перевязал рану и направил в тыл.
По указателям нашел свою медчасть. Притащилось нас трое. У одного было ранение в голову, у другого - в ногу. В единственном оставшемся целым доме нас принял фельдшер и сделал перевязки. При свете керосиновой лампы он осмотрел мою рану, пинцетом вытащил несколько осколков. Каждому раненому сделали противостолбнячный укол в позвоночник длиннющей иглой. После этого сунул нам в руки по селедке, куску хлеба и 2-3 кусочка сахара. Затем стал заполнять карточку раненого, а мы плюхнулись на солому, брошенную у стенки, и как будто провалились в темноту. К вечеру нас посадили на машину и привезли в пересыльный госпиталь в город Торжок, а 16 августа отправили в город Калинин. Уже потом я узнал, что мои однополчане деревню у фашистов отбили.
Впереди еще было три долгих года войны...
На снимке: выпускник инженерного училища лейтенант Владимир ИВАНОВ (в центре) среди сослуживцев. Май 1945 года.
 
|
