ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА
     
Томчин Григорий Алексеевич родился в 1947 году в Ленинграде. После окончания в 1972 году Ленинградского кораблестроительного института работал в ЦКБ МТ «Рубин» сначала конструктором, а затем, с 1985 по 1992 год, – начальником сектора. С 1991 по 1993 год - эксперт Комитета Верховного Совета Российской Федерации по экономической реформе. В 1993 году руководил Комитетом по управлению государственным имуществом мэрии Санкт-Петербурга. С декабря 1993 года - депутат Государственной Думы РФ. Член Совета по вопросам подготовки приоритетных нормативных правовых актов в экономической сфере при Правительстве РФ. Награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.
     
- Григорий Алексеевич, в свое время мне довелось видеть вас на Северном флоте в кругу командиров атомных подводных лодок, с которыми вы разговаривали, что называется, на одном языке. Откуда такое знание флотской жизни?
     
- Не только флотской. Дело в том, что я из семьи морского офицера. С самого детства меня готовили продолжать эту традицию – ни о чем другом, сменив с отцом дальневосточный гарнизон на Кронштадт, я и не мечтал. Плюс все окружение моей семьи – инженеры, которые обеспечивали выпуск оборонной продукции. Один дядя занимался разработкой стартовых комплексов космических ракет, другой – военной связью и, наконец, третий служил в танковых войсках на Урале. Даже мама у меня занималась ремонтными базами подводных лодок...
     Волею случая морским офицером я не стал, но все равно, окончив Ленинградский кораблестроительный институт, факультет морского оружия, получил диплом специалиста по головкам самонаведения ракет и торпед. Затем 20 лет в ЦКБ МТ «Рубин», где занимался подводными лодками. Частенько бывал на флотах в командировках, отсюда и давняя дружба со многими офицерами – довелось участвовать в испытаниях 33 подлодок. Причем в силу специфики моего конкретного участка я обычно находился непосредственно на командирском мостике. В «Рубине», где сосредоточены самые совершенные технологии, каждый конструктор, а тем более начальник сектора, мог реально оценивать оборонную мощь страны в целом и уровень производимой техники на отдельных заводах.
     
- То есть, работая в Государственной Думе РФ, вы отнюдь не на теоретическом уровне представляете себе состояние и проблемы Вооруженных Сил, ВПК?
     
- Если говорить о представлении, то еще примерно в 1985 году пришло осознание того, что надо что-то делать. Вершина техники – подводный ракетоносец давался государству все более высокой ценой. За это «платили» отсутствием квартир и нехваткой продуктов. Что-то для населения могло появиться только после нас, оборонщиков. К примеру, мы знали, что элементарные транзисторные приемники появятся только после того, как закончим проект очередной подводной лодки, – на это уйдут отходы основного производства. Советские игровые автоматы появились только после того, как было принято решение продлить автономность походов АПЛ, – экипажу нужно как-то проводить досуг…
     О многом заставила задуматься гибель «Курска». Всех командиров лодок этого проекта я ведь тоже знал – это была личная трагедия. Сейчас ситуация вокруг Вооруженных Сил изменилась.
     
- Что вы имеете в виду?
     
- Примерно с конца ХХ века мир вступил в новый период – нет различия во времени между войной и миром. Идет постоянная война или она же - постоянный мир. Враг уже не делится на страны, он делится на группы внутри и вне стран. Я имею в виду борьбу с терроризмом, борьбу разрушения с созиданием. Существует, на мой взгляд, и в какой-то мере конфликт цивилизаций: условно западной и условно арабско-восточной. Американцы и европейцы не правы, когда говорят, что только они и есть цивилизованный мир. На Востоке другая, еще более древняя цивилизация. Плюс еще одна – китайско-японская цивилизация, которая, я бы сказал, более мудрая, она не вступает в мировые конфликты.
     Иными словами, нет конфликта цивилизаций, а есть группы, которые используют цивилизационные конфликты. Сюда вкладываются большие деньги, направленные именно на разрушение, а не на созидание.
     Функции защиты люди, как известно, передают государству: армии и спецслужбам. И если раньше обязанности между ними делились примерно так: война – это дело армии, мир – здесь превалирует значение спецслужб, то в данном случае такой подход неоправдан. И армия, и спецслужбы должны выполнять свою миссию постоянно.
     Еще важный момент. Военный период по определению допускает гибель военнослужащего, мирный – нет. К примеру, гибель военного или сотрудника спецслужб в мирное время – чрезвычайное происшествие. Мы должны уйти от этого. Что я имею в виду? Гибель солдата или офицера в бою – тоже чрезвычайное происшествие. Почему? Потому что воевать должны лучшие, те, кого общество сознательно туда направило. И не общество в целом, а семья в отдельности - нужно, чтобы служить в армии было почетно.
     Но ведь армия по сути дела воюет все время. Если прежде соотношение периодов «война» и «мир» на протяжении жизни одного человека было примерно 1 к 10, то на некоторые жизни военное лихолетье не выпадало вообще. Тем не менее защитник Отечества был всесторонне защищен - находился на полном государственном обеспечении, имел престижную в обществе профессию. Неудивительно, что и семья поощряла стремление своего сына, брата стать военным. Сейчас «горячие точки» существуют почти постоянно – один к одному велика вероятность его гибели. Семья уже не идет на то, чтобы человек шел в армию.
     Простой пример. Как, скажите, проводить «разъяснительную» работу среди невест, чтобы они выходили замуж за лейтенантов? А ведь и это проблема – рейтинг этой категории женихов резко упал за последние 10–15 лет. И дело не только в том, что военный материально не обеспечен – велик риск его гибели. Не секрет, что и из благополучных регионов осуществляется периодическая смена тех, кто воюет в «горячих точках».
     
- С имеющейся картиной все ясно. Что вы конкретно можете предложить с позиции человека, не только знающего проблемы изнутри, но и имеющего десятилетний опыт работы в структурах власти?
     
- Мы должны строить все наше вооружение, разрабатывать тактику и доктрину исходя из того, чтобы солдат не погибал, чтобы его даже не ранило. Для этого нужны соответствующие техника и вооружение. Оборонный заказ должен быть подчинен реализации этой цели. Условно говоря, чтобы один всесторонне обученный и экипированный солдат мог уничтожить взвод террористов.
     В этой же связи меняется соотношение армии и спецслужб. Во главе системы по борьбе с новой угрозой должны стоять спецслужбы: их идеология, их заказ, их планирование операций – это в основе. То есть конкретные террористические группы и методы противодействия им.
     Ведь бессмысленна борьба с аналогами «Норд-Оста» путем закрытия Москвы. Поздно уже тогда, когда только созрел план теракта. Может, лучше вместо раздувания милиции увеличить ассигнования на разведку? Ведь те, кто мог запланировать «Норд-Ост», известны, значит, нужно, чтобы рядом были источники информации, задействованы технические средства и т. д.
     
- Здесь мы так или иначе выходим на создание профессиональной армии…
     
– В этих условиях профессиональная армия возникнет не как некое начало, а как следствие произошедших перемен. Роль патриотического воспитания приобретает другое звучание: солдат становится образцом для подражания, он обеспечен и социально защищен. Матери не будут переживать за сыновей: о них заботятся, нет дурного влияния, вредных привычек – это достойный мир. Девушка, видя такого военного, сама хочет стать его боевой подругой. Но самое главное - он выживет даже в случае серьезной опасности.
     При этом само общество должно пересмотреть задачи, которые оно ставит перед армией. Оно уже не хочет присоединить какую-то территорию, как было вплоть до середины прошлого века. Никто, будем реалистами, не хочет «мыть сапоги» в каком-то океане. Задача перед армией такая: обеспечить гражданам спокойную жизнь, опасность которой не будут представлять никакие террористы. Чтобы я из Петербурга в Москву спокойно доехал на «Жигулях», а не на бронированном «мерседесе».
     Исходя из этого, нужно думать, какие нужны самолеты, вертолеты, подлодки, танки и бронетранспортеры. Чтобы не было, как в 70-е годы, заказывали одно оружие, по-настоящему не заботясь об обеспечении. Условно говоря, заказывали крейсер, но не заказывали к нему танкер, подлодку — без ремонтной базы... как-нибудь потом разберемся.
     Или мы заставляли подводников, тех же командиров АПЛ, жить в полярных гарнизонах. При этом говорили, что там должно быть комфортабельное жилье. Заявляю: нельзя там создать нормальные условия. По уровню принятия решения командир АПЛ должен жить в подмосковном Одинцово и летать в Видяево на боевую вахту за 15 дней до выхода в море. Зная, что семья у него в порядке.
     Чем заниматься вне боевой вахты? Обучать экипаж на тренажере. Просчитано, что это дешевле.
     Вот таким условно должен быть подход к военной реформе. Она даст плоды только тогда, когда каждая российская невеста будет мечтать выйти замуж за военного. Это лучший показатель: идет реформа или нет. Тут отнюдь не бытовой уровень. Для кого реформа? Для общества. И коль оно хочет видеть армию иной, то нужно создавать для этого условия.