В своей борьбе с группой Сталина (Молотов, Каганович, Ворошилов) догматики, продолжавшие мечтать о мировой революции, рассчитывали, судя по косвенным данным, на поддержку некоторых из военачальников. По мнению доктора исторических наук Ю.Н. Жукова, заговор против Сталина внутри самого партийного аппарата стал вызревать в 1934 – 1935 годах, а его раскрытие и вылилось в так называемое следственное дело «Клубок», которое пока еще недоступно ученым. Как утверждает Жуков, протоколы допросов секретаря президиума ЦИК Авеля Енукидзе, бывшего наркома внутренних дел Ягоды и коменданта Кремля Петерсона свидетельствуют, что заговорщики планировали арестовать Сталина непосредственно в Кремле.
     Согласно показаниям Петерсона, для «нейтрализации» Сталина и его ближайших сторонников в Политбюро ему требовалось не более 10 – 15 человек. Затем предполагалось созвать пленум ЦК и предложить на нем известному военачальнику, герою гражданской войны стать «временным диктатором». И Петерсон, и Енукидзе назвали следователям НКВД двух кандидатов на этот пост – Тухачевского и Путну.
     Подчеркнем, так выглядит версия доктора исторических наук Ю. Жукова. В целом она мало расходится с результатами нашего журналистского расследования событий 1937 года. Вовсе не Тухачевский был инициатором интриг против Сталина - на партийном Олимпе шли ожесточенные споры о путях дальнейшего развития страны в условиях прихода нацистов к власти в Германии и краха надежд на пролетарскую революцию в Западной Европе. Видя, что линия Сталина берет верх, ортодоксы - возможно, не без идейного влияния и подсказок Троцкого - решились на заговор, в который они пытались вовлечь и популярных в стране военных.
     Амбициозный, считавший себя недооцененным Тухачевский гипотетически мог согласиться на участие в антисталинской акции, рассчитывая затем избавиться от «говорунов». Впрочем, и идеологи, о чем свидетельствуют показания Бухарина на судебном процессе, также рассматривали военных только как временных союзников, опасаясь появления «красного Бонапарта».
     Так или иначе Сталин, борясь за сохранение власти, при поддержке шефа НКВД Николая Ежова (бывшего, кстати, партийного работника, а не кадрового контрразведчика) был вынужден пойти на нейтрализацию группы военачальников, потенциально способных поддержать его остающихся в плену устаревших постулатов оппонентов. Эти действия «на упреждение» вскоре, однако, привели к широкой волне увольнений и арестов. Ежов, будучи одновременно народным комиссаром внутренних дел, секретарем ЦК ВКП (б) и председателем Комиссии партийного контроля, приобрел в ходе «чисток» огромную власть.
     После основательной «зачистки» наркомата и его территориальных подразделений от «людей Ягоды», а также успешного завершения «дела Тухачевского» позиции Ежова во властной пирамиде значительно окрепли. Он даже мог позволить себе самостоятельно принимать решения об аресте влиятельных лиц «кремлевского ареопага». В частности, арестовать члена Политбюро Власа Чубаря - первого заместителя Молотова по Совнаркому, попытаться задержать первого секретаря ЦК компартии Грузии Лаврентия Берию, чудом спасшегося благодаря чрезвычайной аппаратной изворотливости и хитрости.
     Безжалостная логика борьбы за политическое (и не только) выживание требовала от Сталина «византийской игры», умения хладнокровно бить врагов - реальных и потенциальных - поодиночке, что он и продемонстрировал в 1936 – 1939 годах. Вначале удар был нанесен по некоторым чересчур амбициозным и неуживчивым военачальникам, затем - по НКВД, чей руководитель Ежов начал выходить из-под контроля, и, наконец, по той части партийной номенклатуры, что противилась модернизации системы государственного управления и не желала считаться с новыми политическими реалиями.
     Сталин, хорошо знавший историю, помнил о судьбе последнего российского императора Николая II и потому мог подозревать своих оппонентов в попытке использовать военных. Не секрет, что отречься от престола заставила государя группа высших военачальников, прежде всего генералы от инфантерии Михаил Алексеев, начальник штаба Ставки Верховного Командования, и Николай Рузский, командующий Северным фронтом, действовавшие во взаимодействии с политической оппозицией в столице. Через Гучкова, председателя Военно-промышленного комитета, и его единомышленников они имели выходы на французского и английского послов в Петрограде. Слабовольный царь, заблокированный в своем поезде в районе Пскова верными Рузскому подразделениями, под угрозами заговорщиков подписал манифест об отречении.
     Знал Сталин и о предательстве генерала Джунковского, одного из руководителей МВД, который, будучи товарищем министра внутренних дел в 1913 году, ликвидировал сеть районных охранных отделений (аналог последующих структур КГБ. - А.З.) фактически на всей территории России. Жандармский генерал входил в тот же круг лиц, что и Алексеев с Рузским. Кстати, в 1938 году Сталин приказал арестовать спокойно проживавшего в Москве старичка Джунковского - тот «получил свое» уже при Советской власти. Что касается генерала Рузского, то его расстреляли еще в октябре 1918 года в Пятигорске с ведома того же Сталина.
     История отстранения Николая II от власти была еще свежа в памяти: с февраля 1917-го прошло всего двадцать лет. А на ошибках других Сталин учиться умел… Печальная участь царя его никак не прельщала…
     В оценке историками политических процессов 1937 - 1938 годов сегодня доминирует точка зрения об их фальсифицированном характере. Не вступая в полемику, все же хочется обратить внимание на то обстоятельство, что большинство из следователей НКВД пришли на ответственные посты буквально за несколько месяцев до начала трагических событий. Они заполнили вакансии, образовавшиеся в результате арестов выдвиженцев Ягоды. Поэтому переоценивать интеллектуальный уровень и опыт новых следователей не стоит.
     По многим позициям показания арестованных выглядят вполне логичными и, если принять во внимания реалии того времени, объяснимыми. Например, на процессе 1938 года бывший нарком внешней торговли СССР А. Розенгольц говорил, что большие надежды в планах по свержению Сталина сторонники Троцкого возлагали на «группу Тухачевского», связь с которой поддерживал первый заместитель наркома иностранных дел Н. Крестинский. Обратим внимание: по роду работы и Розенгольц, и Крестинский имели возможность регулярно выезжать за рубеж, что позволяло им тайно встречаться с эмиссарами Троцкого. В конце марта 1937 года на квартире Розенгольца собираются Крестинский, Тухачевский и сам Розенгольц (в 1923 – 1924 гг. – член Реввоенсовета СССР, начальник Главного управления ВВС). Тухачевский сообщает, что рассчитывает на возможность переворота в первой половине мая. У него имеется несколько вариантов возможных действий...
     Эти показания выглядят весьма правдоподобно. Все недовольные Сталиным знакомы со времен гражданской войны, вместе мечтали о революции в Западной Европе, поддерживали взгляды Троцкого на необходимость наступательных действий против «мировой буржуазии».
     Конечно, многое о тех судебных процессах могли бы прояснить записи Сталина, которые он вел в своих рабочих тетрадях на всех заседаниях Политбюро и Совнаркома, в ходе встреч с соратниками, в том числе и в 1937-м. Последние годы жизни вождь хранил эти рабочие тетради на ближней даче в Кунцево, где проводил большую часть времени. Но сразу же после его смерти Берия, ставший вновь руководителем МВД, распорядился провести тщательнейший обыск дачи, изъять все документы. Были ли сталинские тетради уничтожены или где-то перепрятаны - неизвестно…
     22 мая Тухачевский был арестован в Куйбышеве в перерыве заседания окружной партконференции и 24 мая доставлен в Москву. Протоколы его первичных допросов и очных ставок не обнародованы. Судя по показаниям других арестованных, маршал поначалу отрицал свое участие в «заговоре». Но жесткие методы допроса быстро сделали свое дело.
     Арестованный в 1938 году, после прихода в НКВД Берии, помощник начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР капитан госбезопасности Ушаков (он же – Ушамирский) показал на допросе: «Фельдман Б. М. у меня сознался в участии в антисоветском военном заговоре... 25 мая мне дали допрашивать Тухачевского, который сознался 26-го, а 30-го я получил Якира. Ведя один, без помощников (или «напарников»), эту тройку и имея указание, что через несколько дней дело должно быть закончено для слушания, я, почти не ложась спать, вытаскивал от них побольше фактов, побольше заговорщиков. Даже в день процесса, рано утром, я отобрал от Тухачевского дополнительное показание об Апанасенко и некоторых др.».
     26 мая Тухачевский написал письмо наркому внутренних дел Ежову:
     «Будучи арестован 22 мая, прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта и документа.
     Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нем принимали Фельдман, Алафузо, Примаков, Путна и др., о чем я подробно покажу дополнительно».
     29 мая его допрашивал сам Ежов, после чего маршала окончательно «сломали». Некоторыми исследователями утверждается, что в 1956 году на отдельных листах его показаний от 1 июня были обнаружены пятна крови. Однако в действительности пятна присутствуют не на собственноручных показаниях маршала, а на третьем экземпляре машинописной копии.
     Приведем фрагмент показаний Тухачевского: «Еще в 1928 году я был втянут Енукидзе в правую организацию. В 1934 году я лично связался с Бухариным, с немцами я установил шпионскую связь с 1925 года, когда ездил в Германию на учения и маневры… При поездке в 1936 году в Лондон Путна мне устроил свидание с Седовым…»
     Признательные показания маршала, написанные его собственной рукой, составляют 143 страницы. В этих показаниях, вырванных у маршала в результате психологического давления, а возможно, и физического воздействия, приводится немало фактов, которые нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Была ли встреча с находящимся в опале Бухариным в 1934 году, была ли беседа с Львом Седовым - сыном Троцкого и внуком влиятельного банкира? Может быть, они и были зафиксированы сотрудниками НКВД, но архивные документы на сей счет историкам неизвестны…
     К сожалению, сегодня также невозможно документально подтвердить и свидетельство генерала А.И. Деникина о тайной встрече Тухачевского с руководителем Русского общевоинского союза генералом А.П. Кутеповым в Париже в 1929 году; или информацию о доверительной беседе между советским военным атташе Путной и бывшим командиром Корниловской дивизии генералом Н.В. Скоблиным, агентом НКВД, в Лондоне в июле 1936 года. Не выяснены даже обстоятельства появления в 1960 году в итальянском журнале «Джорнал д`Италия» статьи некоего эмигранта Виктора Александрова «Дело Тухачевского», который утверждал - без ссылки на источник информации, - что в 1936 году Скоблин встретился с главой имперской службы безопасности Германии Гейдрихом и, стремясь подтолкнуть немцев к провокации против Тухачевского, сообщил нацисту, что маршал не только заклятый враг национал-социализма, но и «масон 23-й степени».
     Нет также документального подтверждения и показаниям арестованных советских военачальников, якобы признававшихся на допросах следователям, что во время официальных дипломатических приемов они передавали секретные сведения о военном потенциале СССР военному атташе Германии. Уже после войны, в 1947 году, в МГБ СССР был допрошен немецкий генерал-майор Карл Шпальке, который руководил отделом абвера, занимавшимся шпионажем против РККА. Немецкий разведчик утверждал, что военный атташе в Москве Кестринг не получал никаких агентурных материалов от советских «врагов народа», а его информация в Берлин основывалась на официальных данных и сообщениях немецких офицеров, приезжавших в СССР для участия в военных маневрах РККА.
     Не способствует исследованию обстоятельств гибели Тухачевского и то обстоятельство, что он привлекался к проведению тайных операций против белой эмиграции в Западной Европе, о чем «Красная звезда» уже рассказывала. Еще с санкции Дзержинского советской контрразведкой на территории страны создавались легендированные «антисоветские организации» - приманка для эмигрантов и внутренних врагов Советской власти, и к определенному участию в них для достоверности и «солидности» привлекали военачальников из числа бывших царских офицеров. В общем, вопрос о зарубежных контактах Тухачевского с представителями эмигрантских центров весьма и весьма запутан.
     Встречи Тухачевского с секретарем президиума ЦИК СССР Енукидзе, оппозиционно настроенным по отношению к Молотову и Кагановичу, естественно происходили - здесь следователям не надо было ничего придумывать, потому как они были знакомы между собой с весны 1918 года. Но втягивал ли Енукидзе военачальника в «правую организацию» - это большой вопрос. К тому же какой был смысл деятелям, недовольным политической линией предсовнаркома Молотова и секретаря ЦК Сталина, создавать какие-либо организации? Возникали неформальные группы, и шла скрытая от посторонних глаз аппаратная борьба сторонников различных взглядов на методы решения стоящих перед страной задач, которая лишь изредка получала какую-то гласность на пленумах ЦК, заседаниях Политбюро и Совнаркома. При этом, кстати, если Енукидзе и других «бакинцев» не устраивала жесткая линия Молотова внутри страны, то Тухачевского внутриполитические проблемы интересовали мало. Хотя известен факт, когда Ворошилов вместе с Тухачевским и Гамарником выступили на заседании Политбюро за ослабление репрессий в деревне в период коллективизации, чтобы тем самым сохранить надежность армии.
     Однако подобные выступления были скорее исключением из правил. Тухачевского куда больше занимала внешнеполитическая проблематика. Несостоявшийся «покоритель Польши» был одержим идеей сокрушения Запада наступательной классовой войной…
     Быть может, он именно за это и поплатился жизнью, попав в хитро расставленную западню неких иностранных спецслужб?
     
(Окончание следует).
     
На снимке:В.М. МОЛОТОВ, К.Е. ВОРОШИЛОВ, И.В. СТАЛИН. Фото 1930-х годов.