В этот день советская властная элита фактически отказалась от сталинской модели управления. Сегодня мало кто знает, что после XVII съезда (февраль 34-го) Сталин не был переизбран на организационном пленуме Генеральным секретарем Центрального Комитета и до самой смерти оставался в партийном аппарате только одним из секретарей ЦК. Властитель предпочитал руководить державой, делая ставку на структуры исполнительной власти. Как Ленин, Сталин считал более важной должность руководителя правительства, являющегося благодаря своему авторитету неформальным лидером в Политбюро.
     В сентябре 53-го во главе партии вновь появилось де-юре первое лицо. Аппарат ЦК, поддерживаемый региональными партийными секретарями, обрел в лице Хрущева проводника своих интересов на кремлевском Олимпе. Важнейшее значение для возвышения Никиты Сергеевича имело его деятельное участие в аресте главы Министерства внутренних дел Берии. О тех драматических событиях рассказывается в материале Александра Захарова «Берия: конец карьеры».
     Очередной виток перманентной борьбы за власть в Кремле остается одной из наиболее оберегаемых тайн советской истории. Последняя записка арестованного Берии на волю была написана 1 или 2 июля, т.е. накануне или в первый день работы пленума ЦК, на котором обсуждалась его «антипартийная деятельность». Судя по содержанию письма, Берия – в полной растерянности и близок к истерике.
     «В Президиум ЦК КПСС
     Товарищам Маленкову, Хрущеву, Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Микояну, Первухину, Булганину и Сабурову. Дорогие товарищи, со мной хотят расправиться без суда и следствия, после 5-дневного заключения, без единого допроса, умоляю вас всех, чтобы этого не допустили, прошу немедленного вмешательства, иначе будет поздно. Прямо по телефону надо предупредить.
     Дорогие т-щи, настоятельно умоляю вас назначить самую ответственную и строгую комиссию для строгого расследования моего дела, возглавив т. Молотовым или т. Ворошиловым. Неужели член Президиума ЦК не заслуживает того, чтобы его дело тщательно разобрали, предъявили обвинения, потребовали бы объяснения, допросили свидетелей. Это со всех точек зрения хорошо для дела и для ЦК. Почему делать так, как сейчас делается, посадили в подвал, и никто ничего не выясняет и не спрашивает. Дорогие товарищи, разве только единственный и правильный способ решения — без суда и выяснения дела в отношении члена ЦК и своего товарища после 5 суток отсидки в подвале казнить его?
     Еще раз умоляю вас всех, особенно т.т., работавших с т. Лениным и т. Сталиным, обогащенных большим опытом и умудренных в разрешении сложных дел т-щей Молотова, Ворошилова, Кагановича и Микояна. Во имя памяти Ленина и Сталина прошу, умоляю вмешаться, и вы все убедитесь, что я абсолютно чист, честен, верный ваш друг и товарищ, верный член нашей партии.
     Кроме укрепления мощи нашей Страны и единства нашей Великой партии у меня не было никаких мыслей.
     Свой ЦК и свое правительство я не меньше любых т-щей поддерживал и делал все, что мог. Утверждаю, что все обвинения будут сняты, если только это захотите расследовать. Что за спешка и притом подозрительная.
     Т. Маленкова и т. Хрущева прошу не упорствовать. Разве будет плохо, если т-ща реабилитируют.
     Еще и еще раз умоляю вас вмешаться и невинного своего старого друга не губить.
     Ваш Лаврентий Берия».
     Больше товарищ Лаврентий своим недавним соратникам и сотрапезникам уже почему-то не писал: то ли понял, что бесполезно, то ли… Интересно и то, что сам Берия на июльском пленуме не присутствовал, хотя в 30-е годы расправе с «врагами народа» его уровня (Зиновьев, Каменев, Рыков, Бухарин) предшествовал, как правило, ритуал обсуждения их ошибок и «преступлений» на собрании всех членов ЦК.
     Отсутствию Берии на пленуме гипотетически могло бы быть и другое объяснение. Известно, что Хрущев в разговоре с первым секретарем ЦК компартии Грузии А. Мирцхулавой, прибывшим на июльский пленум ЦК, намекнул, что Лаврентия уже нет в живых. Дескать, товарищи грузины, не «дергайтесь», защищать уже некого. Может, конечно, Никита Сергеевич и лукавил, чтобы нейтрализовать на пленуме представителей Грузии, а может быть, и нет. Ведь признание о ликвидации Берии к пленуму ЦК он позднее сделал и нескольким представителям зарубежных компартий.
     Внимательный анализ стенограммы июльского (2 – 7.7.1953 г.) пленума ЦК также дает некоторые аргументы в поддержку версии о досудебном расстреле Берии. Так, Лазарь Каганович, обычно очень осторожный в своих высказываниях, произнес 3 июля с трибуны пленума такие примечательные фразы: «…Одним махом прихлопнули этого подлеца навсегда», «Центральный Комитет уничтожил авантюриста Берия», «мы очистились от погани, мы очистились от крупного провокатора», «ликвидировав этого предателя Берию». Как намек на смерть Берии можно трактовать и слова Хрущева, сказанные им в первый день работы пленума: «Взмах он (Берия. – А.З.) взял большой, но сорвался и разбился, дух выпустил».
     Бывший начальник весьма осведомленной «кухни» Кремля Геннадий Коломенцев сделал в июне с.г. корреспонденту телеканала РТР сенсационное признание. Отставной чекист утверждал, что Берию никуда не вывозили из Кремля после ареста и держали несколько дней до расстрела в каком-то подземном помещении. Геннадий Коломенцев лично доставлял ему туда пищу. По рациону... члена Президиума ЦК (!): «Из чекистов допускали только нас. Мы его питали, потому что было указание: питать как прежде. Был какой-то, видимо, сигнал, кого-то устраивало, если б Берия отравили до трибунала. Еду привозили в термосах под пломбой. Выглядел он, конечно, плохо. Он похудел, стал какой-то желтый – видимо, без воздуха». В Кремле, по версии Коломенцева, Берию и расстреляли, труп завернули в брезент, вывезли на машине и где-то кремировали…
     Вообще свидетельств о последних месяцах жизни Берии (июль – декабрь) крайне мало. Лица, охранявшие арестованного члена Политбюро, следователи, судьи – все предпочитали хранить молчание. Даже после распада СССР, когда за доллары продавались многие государственные тайны погибшей державы, новых свидетельств не прибавилось. Появились, правда, в отечественной исторической литературе ссылки на протоколы допроса бывшего министра внутренних дел от 23 июля, 7 и 26 августа и цитаты из них, но о более поздних протоколах историкам неизвестно.
     Это позволило некоторым исследователям, например, Борису Соколову в книге «Берия: судьба всесильного наркома» высказать и такую версию: арестованного члена Президиума ЦК застрелили в конце августа или сентябре 53-го – сразу же по окончании следствия. Но это опять же только гипотеза…
     Наиболее распространенной в общественном сознании остается трактовка событий, появившаяся во времена правления Никиты Хрущева. Она выглядит в общем-то весьма правдоподобно и вроде бы логично.
     В тот злополучный для Берии июньский день в повестке дня заседания Совета Министров значился среди прочих вопрос о предстоящих крупных военных учениях. Поэтому появление в Кремле большой группы армейских генералов не могло насторожить сотрудников 10-го управления МВД (комендатура Кремля), которое курировал лично Берия как министр внутренних дел. Военные, вошедшие в зал заседаний якобы для участия в обсуждении их вопроса, арестовали ни о чем не подозревавшего Берию.
     Сцена ареста выглядела, по утверждениям Хрущева, так. Маленков, председательствовавший на заседаниях Совмина, сразу же обратился к вошедшему Жукову: «Товарищ Маршал Советского Союза, предлагаю вам от имени Советского правительства задержать Берию». Маршал приказал Лаврентию Павловичу поднять руки вверх. Генералы, доставшие спрятанные пистолеты, увели министра внутренних дел в комнату отдыха, расположенную за кабинетом.
     Тем временем советские руководители стали решать, что делать с Берией. Опасаясь, что шефа МВД могут попытаться освободить верные ему внутренние войска и сотрудники госбезопасности, пришли к выводу, что не стоит рисковать и Берию надо убить тут же, в Кремле, а затем уже юридически оформить принятое решение. Чтобы не возникло проблем с прокуратурой, по предложению Хрущева заменили Генерального прокурора. Вместо Г. Сафонова им стал протеже Никиты Сергеевича прокурор Украинской ССР Р. Руденко.
     Относительно исполнителя «приговора» Хрущев в своих рассказах несколько раз путался. Берию убивал и Москаленко, и Микоян, и даже сам Хрущев.
     В 50-е годы Хрущев и его сторонники вбросили в массовое сознание еще несколько «баек», детализирующих события конца июня – начала июля. Это обстоятельство само по себе наводит на мысль, что Никита Сергеевич был заинтересован не столько в информировании общественности, сколько в сокрытии истинной картины произошедшего в конце июня 1953 года.
     Во времена Хрущева в оборот был запущен слух и о том, что арест Берии якобы носил превентивный характер. Дескать, рвущийся к власти министр внутренних дел замышлял арестовать весь Президиум ЦК 27 июня на премьере оперы «Декабристы», и партийному руководству пришлось пойти на крайние контрмеры. Но эта информация чем-то сродни утверждениям, что Тухачевский планировал арестовать в Кремле Сталина и его ближайших соратников. Вроде бы правдоподобно, но никаких документальных подтверждений нет.
     Другие участники того драматичного заседания в Кремле до самой смерти хранили загадочное молчание. На эту тему не распространялись в своих беседах ни Молотов, ни Каганович. Хитрый Анастас Микоян тоже был очень скуп в рассказе о событиях 26 июня:«…После обмена мнениями, когда особенно резко выступил Хрущев и мы все выступили в том же духе, было принято решение в отношении Берии. Сначала он не понял серьезности дела и нагло сказал: «Что вы у меня блох в штанах ищете?» Но потом до него дошло. Он тут же, в комнате Президиума ЦК, был арестован».
     К сожалению, ситуацию не полностью проясняют и воспоминания военачальников – маршалов Москаленко и Жукова. Кирилл Семенович, с которым журналисту «Красной звезды» Александру Кочукову не раз приходилось общаться в неофициальной обстановке, был относительно словоохотлив и вроде бы откровенен (см. «Красная звезда», 28 июня с.г. – А.З.). Именно ему – в июне 53-го командующему войсками Московского округа ПВО – принадлежит наиболее подробный рассказ об аресте Берии.
     Утром 25 июня ему позвонил Хрущев и попросил прибыть к нему с планами по организации противовоздушной обороны. При этом Никита Сергеевич поинтересовался, есть ли в окружении генерала надежные люди, и намекнул, что надо захватить с собой пистолеты. Кирилл Семенович вооружил своих начальника штаба и начальника политуправления, офицера для особых поручений, на которых он мог положиться. К ним присоединился по предложению Москаленко и начальник главного штаба ВВС генерал Павел Батицкий.
     Затем вся эта группа направилась по вызову Булганина, согласованному с Никитой Сергеевичем, в министерство обороны. Министр обороны был знаком с Хрущевым со времен 30-х годов, когда работал председателем Московского исполкома, а тот возглавлял горком партии. Так что между ними уже давно сложились доверительные отношения, и Хрущев мог ему тогда полностью доверять.
     Кстати, и выбор Хрущевым Москаленко в качестве руководителя «боевой группы» был не случаен: секретарь ЦК хорошо знал генерала со времен Великой Отечественной войны. Когда Москаленко командовал 38-й армией на 1-м Украинском фронте, Никита Сергеевич был там членом Военного совета фронта.
     В министерстве обороны Булганин в разговоре с глазу на глаз поручает командующему войсками Московского округа ПВО арестовать Берию. То, что кабинет министра скорее всего, как тогда практиковалось, прослушивался специальной службой МВД (2-е спецбюро МВД), его почему-то не тревожило. Так же как Хрущев и Москаленко не были обеспокоены тем, что их телефонные разговоры скорее всего контролируются той же службой.
     Булганин посоветовал Москаленко усилить группу, но отверг предложенную тем кандидатуру маршала Василевского. Тогда было решено привлечь к операции маршала Жукова – первого заместителя министра обороны с условием «пистолета ему не давать». Участие прославленного полководца в аресте Берии придавало уверенности всем военным в группе Москаленко. Георгий Константинович был самым решительным и популярным военачальником в стране, что давало операции больше шансов на успех, если бы в Кремле возникли осложнения вроде сопротивления офицеров Главного управления охраны МВД .
     26 июня около одиннадцати часов группа Москаленко (без Жукова) в машине Булганина въехала в Кремль. На другой машине приехал Георгий Константинович вместе с генералами Митрофаном Неделиным (командующий артиллерией Советской Армии), Андреем Гетманом (начальник штаба бронетанковых и механизированных войск), Леонидом Брежневым и Михаилом Прониным (заместители начальника Главного политуправления Вооруженных Сил).
     Далее версия Москаленко выглядит так. В приемную председателя Совета министров, где собрались военные, вышли из кабинета Маленкова он сам, Булганин, Молотов и Хрущев. Они проинформировали военных о преступном поведении Берии. Условились, что по сигналу Дмитрия Суханова – помощника Маленкова – военные входят в кабинет и арестовывают министра внутренних дел.
     В 12 часов дня начинается заседание. Около 13 часов Суханов, получив условленный электрический звонок от Маленкова, дает знать об этом генералам. По команде председателя Совмина «Именем советского закона арестовать Берию» Москаленко направляет пистолет на министра внутренних дел и приказывает поднять ему руки вверх, а Жуков обыскивает растерявшегося Лаврентия Павловича.
     Следует отметить, что даже по времени начала заседания нет ясности. По некоторым свидетельствам, оно началось не в 12.00, а в 14.00 (это время назвал, в частности, Хрущев в своей речи на июльском пленуме ЦК). Как вспоминал Молотов, заседание продолжалось два с половиной часа. Но о конкретном содержании разговора, позиции тех или иных членов высшего партийного органа практически ничего неизвестно до сих пор. С некоторой степенью достоверности можно только утверждать, что Микоян пытался спасти Берию, предложив своим коллегам компромиссное решение: назначить «проштрафившегося» члена Президиума ЦК министром нефтяной промышленности, освободив от должности первого заместителя председателя Совмина.
     Не все до конца ясно и с позицией самого главы правительства. Знакомство с документами той поры приводит к неожиданному выводу. Еще утром 26 июня Маленков, возможно, намеревался сохранить жизнь своему бывшему соратнику. В архиве Президента России имеется черновая запись наброска его выступления на заседании Президиума ЦК, написанная им самим 25 или 26 июня. Пункт 5б гласил: «От поста зама (председателя Совета министров СССР) – освободить, назнач(ить) мин(истром) нефт(яной) пр(омышленности)…» Но, судя по известному исходу заседания, на нем взяла верх точка зрения Хрущева: Лаврентию никакой — пощады.
     Информация о последних днях Берии на свободе также весьма противоречива. По одним свидетельствам, в третьей декаде июня он был в Москве, по другим – в ГДР и только 25-го или даже утром 26-го вернулся в Москву…
     В восстановлении картины событий 26 июня не прибавляют ясности воспоминания маршала Жукова. Георгий Константинович оставил потомкам две версии июньского ареста. По одной из них, 25 июня его пригласил к себе в кабинет секретарь ЦК Хрущев и в присутствии Маленкова обратился с предложением арестовать Берию. Там же решено было привлечь к операции генералов Москаленко и Батицкого.
     По другой версии — поручение арестовать Берию маршал Жуков получил 26 июня – буквально за несколько часов до заседания Президиума Совета министров – в кабинете главы правительства, куда его привез министр обороны Булганин. В присутствии Хрущева, Микояна, Молотова и других членов Президиума Маленков поручил Георгию Константиновичу осуществить арест Берии, который, дескать, стремится захватить власть в стране.
     По этой – второй – версии Жуков действовал вместе с Батицким, Москаленко, Неделиным. В кабинет Маленкова, где проходило заседание, они были вызваны по звонку в приемную, где собрались генералы (у них на всех было всего два пистолета). Они вошли в кабинет. Жуков лихо скрутил Берию, отвел его в соседнюю комнату, где шефа МВД продержали до десяти часов вечера, а затем, замотав в ковер, вывезли на машине в бункер Московского военного округа.
     Что происходило в течение часа с 12 до 13 часов в кабинете Маленкова, до сих пор точно неизвестно. После ареста Берии в его портфеле армейские генералы нашли листок бумаги, где красным карандашом несколько раз было написано слово «Тревога». Наверное, после начала заседания он понял, что его соратники что-то замышляют, и хотел предупредить охрану. Хотя вряд ли кто-то помешал бы ему внезапно встать и выбежать из кабинета в приемную, где его ждала верная личная охрана. В этом случае дальнейший ход событий в Кремле был бы непредсказуем.
     В обстоятельствах тех событий много и других неясностей. 27 июня на гауптвахту московского гарнизона, где первоначально разместили Берию, приехали оба его первых заместителя – Круглов и Серов, которые, сославшись на указание Хрущева и Маленкова, хотели совместно с Москаленко начать следствие по делу Берии. Кирилл Семенович позвонил в Большой театр, где члены Президиума ЦК партии присутствовали на премьере оперы «Декабристы», чтобы убедиться в полномочиях генералов МВД.
     Маленков приказал Москаленко вместе с представителями МВД приехать в театр, где в антракте прошло импровизированное совещание членов Президиума. Решили, что следствие будет вести новый Генеральный прокурор в присутствии Москаленко. Берию на всякий случай перевели в бункер во дворе штаба МВО.
     Уже после распада СССР появилась принципиально другая версия событий 26 июня. Ее выдвинул сын Берии. Серго Лаврентьевич заявил, что его отец был убит тем июньским днем в одноэтажном особняке на улице Качалова (ныне Малая Никитская), где проживала семья Берии. По утверждению сына, отец ездил в Кремль, затем вернулся домой обедать. Там его и застрелили в собственном кабинете какие-то люди в военной форме, а труп вынесли на носилках, закрытых брезентом.
     Незадолго до смерти сын Берии Серго в своих публикациях утверждал, что два высокопоставленных партийных деятеля, по официальной версии являвшихся членами суда, – председатель ВЦСПС Н. Шверник и первый секретарь Московского обкома КПСС Н. Михайлов признались ему, что якобы не видели его отца живым после июня 53-го.
     Автор нескольких интересных книг об отечественной истории Николай Зенькович приводит в подтверждение рассказа Серго Берии воспоминания офицера госбезопасности Сергея Красикова, который 26 июня дежурил днем у Спасских ворот. Отставной чекист утверждал, что днем через эти ворота Кремль покинула машина Хрущева, в салоне которой помимо Никиты Сергеевича находились мирно беседующие Берия, Булганин и Маленков. По указанию Серова Красиков остановил машину с личной охраной Берии, и первый заместитель министра внутренних дел приказал ей вернуться в ГОН (гараж особого назначения). Машины с охранниками других советских руководителей беспрепятственно проехали за машиной Хрущева. Возможно, четверка направилась обедать к Берии, где и произошла перестрелка.
     В середине 90-х годов в одном московском еженедельнике было опубликовано интервью с неким доктором технических наук, который молодым человеком в июне 53-го проходил подготовку в спецшколе МВД под Москвой и был привлечен к операции по нейтрализации Берии (см. «Красная звезда», 28 июня с.г. – А.З.). Круглов сообщил отобранной группе офицеров, что Берия готовит антиправительственный переворот. После соответствующей подготовки спецгруппа МВД убила Лаврентия Берию 26 июня в его особняке, а собранные там документы оказались в распоряжении генерала Круглова.
     Эта версия ставит под сомнение достоверность всех документов следствия по делу Берии, воспоминания уважаемых военачальников и сам факт расстрела. Это достаточно невероятно. Тем более что уцелели три записки арестованного Берии, направленные им членам Президиума ЦК в период 28 июня – 2 июля, т.е. накануне и в период работы пленума ЦК, протоколы допросов в июле – августе. И вряд ли довольно большое количество участников событий людей можно было привлечь к фальсификации. Сохранились и люди, которые летом 53-го охраняли арестованного Берию в «бункере». Странности начались позднее – в начале июля…
     Так что сын Берии скорее всего заблуждался, утверждая, что его отец погиб еще 26 июня. Но кто и зачем дезинформировал Серго Лаврентьевича, для чего вбрасывалась и продолжает вбрасываться в СМИ «деза» о наличии неких свидетельств, ставящих под сомнение сам факт задержания министра внутренних дел в Кремле? На эти вопросы наше поколение ответов, видимо, не найдет.
     Наличие взаимоисключающих версий (казнь 23 декабря, расстрел по завершении следствия в конце августа – сентябре, убийство 26 июня или 2 июля – только одна из них по логике неизбежно правдива) – свидетельствует в первую очередь о том, что до сих пор существуют влиятельные силы, заинтересованные в сокрытии истинной судьбы одного из соратников Сталина. Распространение дезинформации, как очевидно, под силу очень немногим. Это, кстати, наводит на дерзкую мысль, что мог быть еще один, почти фантастический вариант развития событий, на который как-то вскользь намекнул сын Берии. Речь идет о возможности тайного выезда Лаврентия Павловича в Латинскую Америку, где к тому времени скрывалось немало высокопоставленных деятелей нацистского режима (по некоторым свидетельствам, даже заместитель Гитлера по партии Мартин Борман).
     Следует обратить внимание и на некоторые наблюдения Анастаса Микояна, который отмечал тесные дружеские связи Берии с Маленковым и Хрущевым. Конечно, подлинной дружбы в политическом мире не бывает, но все же…
     Вот как описывал ситуацию весны 53-го Микоян: «…И другие, например Ворошилов, Каганович, Булганин, стали замечать, что Маленков, Молотов, Берия и Хрущев стали предварительно обмениваться мнениями и сговариваться, прежде чем вносить вопросы на заседание Президиума ЦК.
     Больше всех вместе бывали Берия, Хрущев и Маленков. Я видел много раз, как они ходили по Кремлю, оживленно разговаривали, очевидно, обсуждая партийные и государственные вопросы. Они были вместе и после работы, выезжая в шесть вечера (по новому порядку, совершенно правильно предложенному Хрущевым) в одной машине… Берия подвозил их на улицу Грановского, а сам ехал дальше.
     …Тот факт, что эта тройка — Маленков, Берия, Хрущев — как будто веревкой между собой связана, производил на меня тяжелое впечатление: втроем они могли навязать свою волю всему Президиуму ЦК, что могло бы привести к непредвиденным последствиям».
     В 1958 году Нина Теймуразовна, жившая тогда в Свердловске, увидела в почтовом ящике фотографию своего супруга, который был изображен с какой-то женщиной на фоне президентского дворца в Буэнос-Айресе – столице Аргентины. В сопроводительной записке сын Берии приглашался в один из грузинских населенных пунктов на берегу Черного моря для встречи с человеком «с очень важной информацией об отце». Но на встречу Серго Лаврентьевич не поехал, а к Нине Теймуразовне никто в условленном месте не подошел. Можно ли объяснить это простым розыгрышем? В те годы так не шутили. Провокацией людей Хрущева? Не понятна ее цель. Словом, загадок в деле Берии хоть отбавляй…
     В середине июня 53-го Берия находился в командировке в ГДР. В Восточный Берлин Лаврентия Павловича отправили его соратники по Президиуму ЦК в связи с необходимостью на месте разобраться в обстановке, которая складывалась в Восточной Германии в связи с антиправительственными выступлениями населения, и организовать их подавление. 16 июня в столице ГДР началась забастовка строительных рабочих, которая переросла в массовую стихийную демонстрацию. Уже на следующий день к протестовавшим берлинцам присоединилось население еще 14 городов. Восточногерманская полиция не справлялась с ситуацией. И только привлечение советских войск, открывших огонь по демонстрантам, позволило подавить начинавшееся антикоммунистическое восстание.
     В это время основные политические игроки: Хрущев, Маленков, Булганин, — видимо, и достигли договоренности о совместных действиях против Берии. Все они располагали достаточным силовым ресурсом и жизненным опытом для организации операции. Хрущев опирался на первого заместителя министра внутренних дел Серова, Маленков – на другого первого зама Круглова. Своими возможностями обладал министр обороны Булганин.
     Интересно, что на июльском (1953 г.) пленуме Булганин назвал наряду с Маленковым и Хрущевым организатором ареста Берии министра иностранных дел Молотова: «…Завершение этого разоблачения и сам арест Берии были трудным делом. И здесь надо отдать должное товарищам Маленкову, Хрущеву и Молотову, которые организовали хорошо это дело и довели его до конца».
     Роль Молотова в тех событиях неоправданно остается вне поля внимания исследователей. Видимо, считается, что к лету 53-го Вячеслав Михайлович уже не играл первостепенной роли в управлении страной и утратил политические амбиции. В действительности же он продолжал оставаться одной из самых влиятельных фигур в Кремле, предпочитая оставаться в тени. Один из старейших членов Политбюро, секретарь ЦК в 1921 – 1930 годах, одиннадцать предвоенных лет во главе советского правительства, затем руководитель внешнеполитического ведомства, заместитель председателя Совмина. Имел огромный опыт политического выживания, был посвящен в большинство тайн сталинской дипломатии, имел многолетние личные связи с ключевыми лицами в западной политической и финансовой элите. Нелишне будет напомнить: Молотов, будучи министром иностранных дел, руководил и созданным в конце 47-го года Комитетом информации – советской разведслужбой, в которую вошли тогда 1-е управление министерства госбезопасности и Главное разведуправление минобороны. Так что у Вячеслава Михайловича были все основания претендовать после смерти Сталина на первую роль в государстве.
     В материалах июльского пленума вообще много интересных высказываний, которые противоречат последующим свидетельствам участников событий. Так, тот же Булганин утверждал, что за 2 – 3 дня до ареста, т.е. 23 или 24 июня, Берия работал в Кремле и подвозил его вместе с Хрущевым и Маленковым поздно вечером домой на своем автомобиле. Хотя позднее утверждалось, что Берия был в эти дни в ГДР и 26 июня по возвращении в Москву его встретил на военном аэродроме Микоян, и они вдвоем поехали прямо на заседание Президиума Совета министров, где Лаврентий Павлович собирался рассказать об итогах своей командировки. Таких нестыковок в «деле Берии» немало.
     Жена маршала Конева рассказывала, со слов мужа, что Берия был одет в момент казни в рубаху из прочного солдатского материала, которую он пытался разорвать на груди в момент расстрела. В то же время комендант штаба Московского округа ПВО майор Хижняк вспоминал, что ездил зачем-то накануне казни за черным костюмом для арестованного, в который того переодели перед расстрелом, а прежний костюм – серый (Берия в нем приехал в Кремль 26 июня) — сожгли.
     Председателем Специального судебного присутствия Верховного суда СССР был маршал Конев. Сразу же после вынесения приговора Берию повели на расстрел. Рукописный (!) акт о расстреле сохранился. На нем – подписи члена Специального судебного присутствия генерала Москаленко, Генерального прокурора Руденко и коменданта Специального судебного присутствия генерала Батицкого, который и стрелял в приговоренного в 19.50 23 декабря.
     Почему акт не подписан Коневым, непонятно. Выходит, он не присутствовал при казни? Почему расстреливать Берию поручили генерал-полковнику, а не штатному «заплечных дел мастеру»? В декабре 53-го Хрущев и Маленков полностью контролировали обстановку, в том числе и в органах госбезопасности, и опасаться сторонников Берии им уже не приходилось. К тому же, как отмечают внимательные исследователи, Павел Федорович Батицкий в неофициальных разговорах не раз странно путался в дате казни, хотя самого факта расстрела Берии никогда не отрицал.
     В акте о расстреле Берии нет и подписи врача, констатировавшего смерть. Хотя, когда полтора часа спустя на Лубянке расстреливали бывших высокопоставленных работников госбезопасности Влодзимирского, Гоглидзе, Деканозова, Богдана Кобулова, Мешика и Меркулова, врач на казни присутствовал и подтвердил своей подписью факт их смерти.
     Еще более загадочное свидетельство стало достоянием историков уже в начале нового столетия. Борис Соколов, один из участников тех громких событий, утверждает, что бывший начальник секретариата МВД Мамулов, также оказавшийся в тюрьме, случайно столкнулся на прогулочном дворике с генералом, который официально был расстрелян по делу Берии. Соколов высказал предположение, что это скорее всего был… Всеволод Меркулов, министр госбезопасности СССР в 1943 – 1946 годах!
     
(Продолжение следует).