Его называли «Белый генерал». Одетый в белый китель, на белом коне, гордо вскинув голову, Скобелев легкой рысью ездил под градом пуль – словно бы на параде. При этом он как бы излучал энергию бесстрашия и несокрушимой веры в победу. «Помимо моего патриотизма, во мне кипит еще и личная ненависть, которую я не скрываю... Я буду всегда, вечно питать ее до полного поражения врага русского имени, до самой смерти», – говорил Михаил Дмитриевич.

     В боевой подготовке он сумел довести своих подчиненных до блестящего совершенства, и в предводимых им атаках отсталых не бывало.

     «Благоразумные» люди упрекали Скобелева за безоглядную храбрость, за «риск без нужды», опасность оставить войска без начальника. Однако он всегда помнил о примерности командира в бою. Михаил Дмитриевич рассуждал так: «Понятие о трудности и храбрости относительное. Тот же самый солдат в большинстве случаев может быть и трусом, и храбрым, смотря по тому, в каких он руках. Одно верно, что солдат обыкновенно не дурак, увлечь его можно, но заставить идти, не показавши примера, трудно».

     Особое удовольствие доставляло Скобелеву выходить по утрам умываться на линию между нашей и турецкой траншеями. За ним следовал адъютант, и турки тут же начинали их обстреливать… Вернувшись в траншею, генерал поднимался на банкет бруствера, и турки снова начинали по нему стрелять. Солдаты смотрят, говорят: «Этак неладно будет» – и становятся рядом с генералом. Тогда тот, чтобы не подвергать их напрасной опасности, сходил вниз…

     Скажут, что человек напрасно бравирует, а между тем все делалось не без толку. По интенсивности огня можно было узнать, какими силами располагает неприятель.

     Между тем под градом пуль и ядер Скобелев достигал своеобразной сосредоточенности и полного самообладания: казалось, на нем сияет печать гения. В боевой обстановке во всей полноте проявлялась его способность к быстрому, оперативному стратегическому мышлению, выражавшаяся в принятии мгновенных и неожиданных решений. Однако генерал полагался не только на внезапные откровения и вдохновение – он не пренебрегал ни знанием, ни наукой, ни передовым опытом. Можно считать, что они чудесным образом переплавлялись в принимаемые решения. Его безумная отвага являлась не просто делом темперамента, но актом сознательной, страстно напряженной воли. Стратегически обоснованный план военных действий проводился им в жизнь неукоснительно, с железной волей и решительностью, со строгим учетом складывающейся боевой обстановки.
     Для Михаила Дмитриевича было характерно удивительное сочетание страсти и расчета, порыва и сознания, пыла и воли, поэтического упоения боем и неукоснительного внимания к его частностям, практическим подробностям военного дела при полном забвении о личной опасности.

     Как и Наполеон, Скобелев верил прежде всего в великое значение духа войск как главного существенного условия успеха. Однако он не довольствовался одной лишь «властью воодушевления», которая ведет солдат на смерть в слепом доверии вождю. Он находил, что в условиях современной по тому времени войны солдат не может оставаться только автоматом, хотя бы даже и воодушевленным, присоединяющим восторженную смелость к автоматической исполнительности. Скобелев призывал их к личному участию в деле, поднимал их человеческое достоинство, заинтересовывал нравственно в успехе своих стратегических соображений.

     Так, в одном из своих приказов по 16-й пехотной дивизии Михаил Дмитриевич требует достижения всеми подчиненными полной осмысленности предстоящего боя: «Неоднократно высказывал я как гг. офицерам, так и нижним чинам вверенной мне дивизии, что основанием успеха при столкновении с неприятелем служит порядок в бою; я назову его лучшим выражением – доблести части. Порядка в бою быть там не может, где начальники не проникнуты сознанием того, что им приходится делать, не осмыслили себе предстоящую задачу… Предписываю всем командирам перед боем собирать всех наличных гг. офицеров, которым они обязаны не только прочесть, но и выяснить смысл диспозиции и убедиться, что она ими понята. Гг. ротные командиры понятным для солдата языком делают то же самое относительно фельдфебеля и унтер-офицеров, причем внушают им их великое значение в современном бою».

     Скобелев был одним из счастливых, можно сказать идеальных, типов русского человека, принадлежал к тем личностям, которые появлялись в критические моменты российской истории для спасения народа и государства. К таким людям относился в XVII веке князь Пожарский, а в недавнем ХХ столетии – маршал Жуков.

     Он словно был создан для выдающихся военных и мирных свершений, для того чтобы реставрировать в России все ветхое и отжившее, внедрив вместо него новое и современное на благо народа и Отечества. В нем в одно и то же время жил и замечательный полководец, железом и кровью побеждающий неприятеля, и высокий гуманист-миротворец, стремящийся быстрее залечить военные раны и собственного народа, и даже своих вчерашних врагов. Это был человек не только первоклассного военного гения, но и великого сердца. Недаром же Михаил Дмитриевич говорил: «На войне сердце значит все». Очевидно, так мог сказать только русский человек…

     «Я рисую себе в будущем вольный союз славянских племен, – писал Скобелев. – Полная автономия у каждого, одно только общее – войска, монета и таможенная система. В остальном – живи, как хочешь, и управляйся, как можешь. Мой символ краток – любовь к Отечеству, свобода, наука и славянство… На этих четырех китах мы построим такую политическую силу, что нам не будут страшны ни враги, ни друзья».

     Скобелев понимал славянство не как возвращение к старым идеалам допетровской Руси, а как служение в современных условиях исключительно своему народу. Россия – для русских, а славянство – для славян. Следует взять у Запада все полезное, воспользоваться уроками его истории, его наукою, но затем развязаться с холопством перед Европой, вытеснив у себя всякое главенство чуждых для нас элементов.

     «Учиться – я понимаю… Однако же ученик не лакей. Они не наши, во многих случаях они являлись нашими врагами. А враги – лучшие учителя. Я терпеть не могу немцев, но и у них я научился многому. Презирать врага – самая опасная тактика. Но считаться с ним необходимо. Между чужими есть и друзья нам, но не следует сентиментальничать по поводу этой дружбы. Она до тех пор, пока у нас с ними враги общие. Изменись положение дел, и дружбы не будет».

     Будущим идеалом государственного устройства славянских народов был для него союз автономий с громадною и сильною Россией в центре.

     Страстно и неутомимо работала мысль Скобелева над разрешением славянского вопроса. В Босфоре он видел ключ решения всех проблем, связанных с многосложными политическими комбинациями. Никогда Россия не была столь близка к решению этой задачи, как после победы в войне с Турцией 1877 – 1878 годов – именно во время «стояния под Константинополем».

     Можно полагать, что судьба предназначала генерала Скобелева для военного решения этой исторической миссии… Он был, безусловно, прав в своей оценке тогдашней военно-политической ситуации на Балканах: «Бывают в истории моменты, когда нельзя и даже преступно быть благоразумным, т.е. слишком осторожным. Нужно еще несколько столетий ждать, чтобы обстоятельства сложились столь же выгодно, как теперь…»

     …Никто не знает, сколько бы еще смог сделать Скобелев, какую громадную пользу принес бы России, не умри он так рано. Возможно, именно благодаря его усилиям история государства Российского развивалась бы по совершенно иному руслу. Теперь, к сожалению, о том можно лишь гадать. Жизнь его перешла в бессмертие.

     Бессмертие Михаила Дмитриевича Скобелева обеспечено благодарной памятью русского и многих славянских народов, и в первую очередь болгар, как современников, так и потомков. Секрет этого бессмертия – в беззаветном патриотизме, верности и преданности России, осознании ее исторической миссии среди славянских народов, в приверженности славянской идее.

     Трудно признать случайным сочетание в одной личности тех многих благородных качеств, из которых сегодня мы смогли перечислить лишь несколько. Мы предлагаем читателю вместе с нами убедиться в этом заданном свыше исторически определенном феномене генерала Скобелева – его высоком предназначении как поэта и гения военной стихии вписать мечом в историю России славные страницы ее самореализации как великой державы и основы славянско-православной цивилизации.

     Сегодня, когда нас по-настоящему тревожит судьба России, славянства и православия, мы с особым вниманием всматриваемся в историческую перспективу, выделяя в ней таких рыцарей российской державности, как «белый генерал» Михаил Дмитриевич Скобелев, и ожидаем прихода их последователей.