В конце грозного 1941-го дальневосточники и сибиряки спешили на подмогу Москве. Прибыл сюда во главе 112-й танковой дивизии и полковник Гетман. Части его дивизии вели активную оборону и нанесли один из первых мощных контрударов по фашистским войскам под Каширой. В ходе контрнаступления советских войск в декабре 1941-го дивизия в составе подвижной группы 50-й армии совершила рейд на Калугу, ворвалась в город и удерживала его до подхода главных сил.
     Так началась боевая слава танкового военачальника генерала Гетмана. Она приумножалась, когда Андрей Лаврентьевич, командуя 6-м (11-м гвардейским) танковым корпусом, участвовал в боях на Западном и Северо-Западном фронтах, в Курской битве, во многих других крупных операциях. А с августа 1944 года и до конца войны генерал Гетман был бессменным заместителем командующего 1-й гвардейской танковой армией, участвовал в Висло-Одерской, Восточно-Померанской, Берлинской операциях. Из рядов этой армии вышли Герой Советского Союза главный маршал бронетанковых войск Амазасп Хачатурович Бабаджанян, дважды Герои Советского Союза маршал бронетанковых войск Михаил Ефимович Катуков, генерал армии Иосиф Ираклиевич Гусаковский...
     Такого созвездия военачальников не было в остальных пяти танковых армиях, созданных во время Великой Отечественной в наших Вооруженных Силах, и мне, молодому журналисту, начинавшему свою творческую деятельность в «дивизионке»
     20-й танковой дивизии, конечно, было интересно с ними познакомиться, поближе их узнать. Работая над серией документальных очерков, мне удалось встретиться с Катуковым, Бабаджаняном и Гусаковским, а вот с Гетманом повстречаться не удавалось. Как-то я рассказал об этом Амазаспу Хачатуровичу Бабаджаняну.
     - Могу посодействовать в организации такой встречи, - сказал Бабаджанян, - но нужен удобный случай.
     Этот танковый военачальник готовил к печати свои мемуары «Дороги победы», вышедшие потом в свет в издательстве «Молодая гвардия», и я в тот период помогал ему «подтянуть» рукопись в литературном отношении. Как-то в выходной день мы сидели и обсуждали очередную главу. Дверь кабинета неожиданно распахнулась, и на пороге появился генерал армии Гусаковский.
     - Заходите, заходите, Иося, - встал из-за стола Бабаджанян. Фронтовые друзья обнялись, расцеловались. Хозяин кабинета продолжил: - С чем пожаловал, Иосиф Ираклиевич?
     - Батька занемог (так ласково они называли бывшего командарма - маршала бронетанковых войск Катукова). Звонил его жене на дачу. Говорит, его озноб берет, ничего не ест, даже от чарки спирта отказался...
     - Ему всегда помогает в подобных случаях гетмановская «Перцовка».
     - Хорошо знаю, уже звонил Андрюше...
     - И что?
     - Сказал, что осталась единственная бутылка в НЗ, бережет ее исключительно для личной нужды.
     Гусаковский помолчал и, глядя в упор на Бабаджаняна, продолжил:
     - Мне отказал, даже самому батьке мог под различным предлогом сделать то же самое. А вот тебе, Армо, не откажет. Я неоднократно убеждался, что для тебя он готов снять с себя последнюю рубаху. После того фронтового случая дал тебе слово и крепко держит его.
     - Тогда срочно «седлаем» стальных коней и галопом на дачу к Андрюхе.
     Я решил, что лучшего случая может не подвернуться, и попросил взять с собой к Гетману.
     - Молодому танкисту-литератору надо пойти навстречу, - отозвался Бабаджанян. - Возможно, и напишет когда-то о наших сборах и поездке к Гетману.
     Несколько минут спустя мы уже мчались в автомобиле по московским улицам. Чтобы не терять даром времени, я решил расспросить военачальников о причине особого уважения Гетманом Бабаджаняна и обратился к Гусаковскому:
     - Иосиф Ираклиевич, поведайте по секрету...
     - О «тайне» нерушимой дружбы Гетмана с Бабаджаняном, - улыбнулся Гусаковский.
     - Отгадали.
     - Никто не расскажет об этом интереснее самого Амазаспа Хачатуровича. Ведь так, Армо?
     - Сильно преувеличиваешь. Ну, если хотите, пожалуйста...
     «Генерал Гетман командовал в ту пору 11-м гвардейским танковым корпусом, а я был комбригом. Случилось так, что мы попали в окружение, но благодаря решительности генерала Гетмана прорвали кольцо. Комкор уже несколько суток находился в войсках, помогал комбригам, от усталости буквально валился с ног, но в штабе корпуса не появлялся.
     Где-то в районе населенного пункта Ворновица мне стало известно, что командир корпуса устремился туда. Мол, Ворновицу освободила 45-я танковая бригада около полуночи. А мой начальник штаба - свидетель радиопереговора - усомнился. Сказал, что такого не может быть:
     45-я, по его сведениям, вышла не к Ворновице, а к Шендерову. Предчувствуя неладное, я на рассвете решил проскочить к Ворновице. Взял с собой небольшую охрану.
     Вот и Ворновица. У околицы стоит тридцатьчетверка, у которой ковыряется экипаж.
     «Чей танк?» - спрашиваю.
     Докладывают: «Генерала Гетмана...»
     «А где он сам?»
     «Во второй хате. Видите большой сад?»
     «Немедленно по боевым местам, - приказываю экипажу, - усилить наблюдение».
     Подъезжаем к хате. Тишина, охраны никакой. Распахиваю дверь и вижу: на полу, закутавшись в немыслимо огромную волчью шубу, спит генерал Гетман. На скамье приютились вдвоем его адъютант и ординарец. При оружии, но тоже спят. Правда, вскочили на ноги, едва я толкнул одного из них, и мы втроем стали будить Гетмана. Вконец уставший от трех бессонных ночей комкор наконец приоткрыл глаза.
     Андрей Лаврентьевич, слушая мой сбивчивый доклад, с нашей помощью начал подниматься во весь свой богатырский рост и вдруг как размахнет своими огромными ручищами - мы, как котята, разлетелись по сторонам. Все так же, смежив веки, он пробурчал: «Какого черта? Дайте ж поспать!» И вновь завалился на бок, потянув на себя шубу...
     «Да проснитесь же, Андрей Лаврентьевич, беда может быть», - умоляю комкора.
     Тут меня прерывает влетевший в хату автоматчик: «Немецкие танки!»
     Мы повыскакивали из хаты, рассредоточились по огромному саду. Вражеских танков было два. Наша тридцатьчетверка открыла огонь. Фашисты ответили. Гетман отдал несколько распоряжений и... исчез.
     «Где комкор?» - спрашиваю у солдат.
     «Да за шубой пошел!»
     Какая шуба, когда жизнь на волоске? Надо под прикрытием огня нашего танка поскорее выбираться отсюда! Наконец показался генерал Гетман. Короткими перебежками он устремился к стоявшим замаскированным машинам, волоча за собой немыслимую огромную шубу.
     «Нашли время заботиться о какой-то дрянной шубе! - чертыхаюсь. - Да бросьте вы ее!»
     «Не какая-то шуба, а подарок самого маршала Чойбалсана, - ответил Гетман, - после войны он обязательно поинтересуется, где она...»
     Танк Гетмана хорошо прикрыл нас огнем, и мы успешно выбрались из Ворновицы...
     «Спасибо, Армо, - сказал мне генерал Гетман, поглаживая шубу, - вовек не забуду!»
     Бабаджанян умолк, а Гусаковский заметил:
     - И не забывает... Вот увидите сейчас, как он встретит меня и как Армо!..
     Хозяин дачи встретил нас гостеприимно. Он действительно был могуч - под два метра ростом, под семь пудов весом. Особенно поражали его руки. Когда он здоровался, моя ладонь потонула в его огромной ручище. Держался Гетман просто, в рассказах о былых боях выходило так, что все однополчане - герои и только он, Андрей Лаврентьевич, ничем не отличался. Правда, он согласился с боевыми друзьями, когда они отмечали его заслуги в Висло-Одерской, Восточно-Прусской и Берлинской операциях.
     По выражению лица А.Л. Гетмана было видно, что ему приятно слышать от бывших комбригов, как он умело осуществлял управление их частями при вводе в прорыв, действиях в оперативной глубине обороны противника.
     Андрей Лаврентьевич, конечно, отдал Бабаджаняну последнюю бутылку «Перцовки», которую поставляли ему из Украины. В ответ Амазасп Хачатурович достал бутылку армянского коньяка.
     - Это для предстоящего юбилея, Андрей Лаврентьевич. Выдержки такой же, сколько и тебе лет.
     - Да, семьдесят уже, - сказал с сожалением Гетман.
     - Гусаковский дышит тебе в затылок, - рассмеялся Бабаджанян. - Только я среди вас молодой... джигит.
     ...На обратном пути я спросил:
     - Скажите, откуда появилось выражение «бронированный кулак Гетмана»?
     - Вы видели его руки? - ответил Бабаджанян. — Сожмет пальцы в кулак - кувалда... В августе 44-го я принял от него корпус. Бывало, соберет он комкоров, выслушает наши планы, а потом скажет: «Задумки дельные, но вы «щекочите» противника растопыренными пальцами своих бригад. Когда же вы соберете их в один бронированный кулак, чтобы нанести им по противнику сокрушительный удар?» И начинает объяснять исходя из сложившейся обстановки, как создать этот бронированный кулак...
     ...Прошло уже несколько десятилетий, как нет с нами прославленных танковых военачальников, но они стоят перед моим мысленным взором как живые: мудрый и храбрый до безумия Михаил Ефимович Катуков, рассудительный, заряженный неистощимым юмором Амазасп Хачатурович Бабаджанян, храбрейший из храбрых (выражение однополчан) Иосиф Ираклиевич Гусаковский и великан, подобный былинным богатырям, Андрей Лаврентьевич Гетман.
     Русский, армянин, белорус, украинец - все они были верными сыновьями любимой Отчизны и защищали ее от врага, не жалея своей крови и самой жизни. Их славные имена золотыми буквами написаны в истории Великой Отечественной войны и вечно будут жить в памяти народа.