В конце 1960-х годов меня перевели служить в Северо-Кавказский военный округ, войсками которого командовал дважды Герой Советского Союза генерал армии Исса Александрович Плиев.
     Однажды мне, корреспонденту окружной газеты, предстояло срочно отправиться в Волгоград, где готовились к открытию мемориального ансамбля памятников героям Сталинградской битвы на Мамаевом кургане. Позвонил в аэропорт – рейсовый самолет улетел, поезд отправлялся поздно вечером. Кто-то подсказал, что в Волгоград на своем самолете вылетает командующий войсками округа.
     Генерал армии Плиев согласился взять меня на борт. В самолете мы разговорились о Сталинградской битве, о роли конницы в Великой Отечественной... Не знаю почему, но я понравился командующему. Он стал приглашать меня не только в служебный кабинет, но и домой, в свой особняк, небольшой окруженный садом домик, расположенный на проспекте Чехова в Ростове-на-Дону. Наше знакомство, переросшее в дружбу, продолжалось и в семидесятые годы, когда я переехал в Москву...
     Из воспоминаний полководца, архивных документов, моих личных наблюдений родилось несколько очерков о генерале армии Плиеве, которые тогда публиковались в военной печати, в журналах «Волга» и «Байкал»... Недавно, перелистывая свои журналистские блокноты, я обнаружил много из того, на что не обращал особого внимания раньше...
     Прорыв на Запад
     После Сталинградской битвы, где конница не проявила себя так превосходно, как в сражениях под Москвой, – в донских и приволжских степях, насыщенных вражескими войсками, бронетехникой и авиацией, наши кавалерийские части и соединения несли тяжелые потери – среди высшего комсостава закипели страсти о роли и дальнейшей перспективе конницы.
     Одни говорили, что этот род войск изжил себя, начинается «борьба моторов»... Другие утверждали обратное: мол, в горах, в лесисто-болотистых местах она незаменима и еще покажет себя.
     Были военачальники и третьего направления – к ним принадлежал Исса Александрович Плиев, - считавшие, что в «чистом виде» использовать кавалерию нецелесообразно, надо создавать конно-механизированные группы (КМГ) фронтов и маневрировать ими в зависимости от условий...
     Заместителя командующего 5-й гвардейской танковой армией генерала Плиева востребовал командующий войсками 3-го Украинского фронта генерал армии Р.Я. Малиновский, который решил возродить КМГ.
     Группе предстояло сражаться с воссозданной Гитлером 6-й немецкой армией. Разгромленная на Волге, она вдруг «воскресла» на Дону - Гитлер назвал ее «армией мстителей». «Мы этих самых «мстителей», - рассказывал потом Плиев, - били в хвост и в гриву, гнали до самого Днепра».
     Конно-механизированная группа фронта доказывала право на свое существование.
     «Генералу Плиеву. По-прежнему обязан благодарить Вас и Ваши войска за победу. Ваша дальнейшая задача: внезапной атакой с тыла овладеть Одессой, после чего группа будет выведена в резерв для пополнения и заслуженного отдыха. Возбуждаю ходатайство перед Правительством о присвоении Вам лично звания Героя Советского Союза.
     8.4.44 г. Василевский».
     После победоносного завершения Одесской операции КМГ была расформирована, а 4-й гвардейский кавалерийский Кубанский корпус переброшен на 1-й Белорусский фронт, где послужил ядром для формирования новой конно-механизированной группы.
     Командующий фронтом Константин Константинович Рокоссовский, под началом которого Плиеву довелось сражаться еще под Москвой, встретил его тепло и радушно. Ознакомив с обстановкой, сказал:
     - Я был против создания конной армии под Москвой, но образование КМГ фронта поддерживаю...
     Конно-механизированная группа 1-го Белорусского фронта поначалу состояла из 4-го гвардейского кавалерийского и 1-го механизированного корпусов. В дальнейшем в объединение был включен 9-й танковый корпус. Группе придавалась 299-я штурмовая авиационная дивизия, а ее действия в разные периоды поддерживали от одного до двух авиакорпусов. По количеству войск группа превосходила иную армию, ударная сила у нее была большая. Командующий фронтом использовал ее на острие удара.
     Задача конно-механизированной группы заключалась в том, чтобы после прорыва вражеской обороны вступить в сражение через созданную общевойсковыми соединениями брешь. Войти в прорыв, вырваться на оперативный простор и внезапными, дерзкими ударами в тылу врага уничтожать его живую силу, технику, громить глубокие резервы, органы управления, коммуникации...
     Командующий войсками 1-го Белорусского фронта бросал конно-механизированную группу с одного направления на другое. Успевали везде, где было жарко. Особенно упорные бои развернулись в районе Барановичи – Слоним, где наши воины дрались геройски. Затем группа с боями устремилась к границе. Конников и танкистов сопровождали с воздуха наши штурмовики, большую помощь оказывали им белорусские партизаны и заброшенные в тыл врага специальные диверсионные группы...
     Гитлеровцы с разных направлений бросили против КМГ оперативные резервы. Завязались ожесточенные бои. Врагу удалось окружить наше объединение войск, и постепенно кольцо окружения стало сжиматься. Так как главные силы фронта находились далеко позади, рассчитывать на их помощь не приходилось.
     Перво-наперво заняли круговую оборону, которая опиралась на старый пограничный укрепрайон. Из подразделений реактивной, ствольной, зенитной артиллерии, танков и САУ создали огневую группу, которая перебрасывалась на самые угрожаемые участки кольца окружения. Спасибо авиации фронта – по ночам летчики доставляли снаряды, патроны, горючее, забирали раненых.
     Куда прорываться – на восток, на север или на юг? Но здесь наверняка гитлеровцы их ждут, устроили ловушки. А что если рвануть на запад? И тогда была устроена ложная демонстрация прорыва на восток. Враг спешно стал снимать главные силы с западной стороны кольца окружения и перебрасывать их в район ложных действий. Выбрав ночь потемнее, Плиев повел группу в обратном направлении.
     Не оставив ни одного раненого, наши войска успешно вышли из окружения. Пока фашисты разбирались, что, где и почему, они уже углубились в леса. В дальнейшем конно-механизированная громила тылы и коммуникации врага и во взаимодействии с другими подошедшими войсками заняла оборону на восточном берегу Вислы...
     «Шамо» - «Пустыня смерти»
     - Я как-то подсчитал, - рассказывал Плиев, - что на завершающем этапе войны командовал КМГ на семи фронтах. Наконец, во время боев за освобождение Румынии, встал вопрос о создании штатного органа управления войсками конно-механизированной группы. Идею поддержал маршал Родион Яковлевич Малиновский, а вскоре получили одобрение из Ставки, от Верховного Главнокомандующего, и на войну с Японией я уже отправился со своим постоянным штабом. Ряд специалистов ждали нас на месте – в Монголии. Ведь там была своя специфика. Теперь я командовал конно-механизированной группой советско-монгольских войск. Это была КМГ моей мечты...
     – Нашей группе, – продолжал генерал армии, – предстояло наступать по безводной, соленой, выжженной солнцем пустыне Гоби. Китайцы зовут ее «Шамо», что означает «пустыня смерти»...
     Хорошо помню события, связанные со взятием города Жэхэ. Я назначил атаку на утро 19 августа, но потом ко мне пришла другая мысль. В Квантунской армии к этому времени началась неразбериха, один приказ никак не стыковался с другим. «Что если воспользоваться этим, самому заявиться в штаб японского гарнизона и продиктовать условия капитуляции?»
     Офицерам связи были отданы необходимые распоряжения, и мы двинулись к Жэхэ. Теперь многое зависело от того, насколько быстро проскочим к штабу вражеского гарнизона. Проскочили! Несколько наших автомашин остановились у вражеского штаба, кое-кто из смельчаков попытался спрыгнуть наземь, но я жестом остановил их, тихо приказал:
     – Всем оставаться на месте!
     Конечно, можно было ворваться в штаб, пленить офицеров и продиктовать условия капитуляции гарнизона, но при этом непременно возникнет стрельба, которая может встревожить войска, находившиеся в городе, и главным образом в крепости. Мне показалось, что лучше провести психологическую атаку против японского командования.
     – Вызовите старшего японского начальника!
     Открылась дверь здания штаба, и показалась группа офицеров во главе с коротконогим крепышом, холеное лицо которого украшало золотое пенсне.
     Выйдя из машины, я принял позу человека, ожидавшего доклада, и строго посмотрел на коротконогого.
     «Нужно заставить его заговорить первым, – подумалось мне. – Пока будет докладывать, лучше почувствует, кто хозяин положения».
     К моему великому удовлетворению, японец понял правильно мое состояние и мысли. Он быстро, сбивчиво залопотал:
     – Я полковник, командир дивизии. Что вам угодно?
     – Перед вами представитель советского командования. Предлагаю принять условия безоговорочной капитуляции. Сопротивление бесполезно, город Жэхэ со всех сторон окружен войсками Забайкальского фронта...
     – Но... – полковник не успел договорить, как подошел еще один офицер. Он оказался представителем японского генерального штаба.
     – А известно ли вам, что у вас в стране 15 августа пал кабинет Судзуки? – спросил я. – Военный министр Анами, член высшего военного совета генерал Синадзука и другие сделали себе харакири...
     Японские офицеры были ошеломлены.
     - Если вы не согласитесь на немедленную капитуляцию, то вступит в силу мой приказ. Советские и монгольские войска начнут штурм города.
     Тут подъехали еще наша артиллерийская батарея и машина гвардейских минометов «катюша». Сообразительный комбат капитан Рагулин бойко доложил, что все пути к Жэхэ перерезаны, войска ждут моего сигнала к штурму города.
     – Хоросо, обстоятельства вынуждают меня покориться, – прошепелявил генштабист...
     Так, без единого выстрела, нам удалось принудить к капитуляции десятитысячной военный гарнизон города.
     На далеком острове
     К сожалению, гриф «Секретно», не говоря уже о «Сов. секретно» и «Особой государственной важности», у нас снимают неохотно. При том ведь иные документы давно и хорошо известны на Западе, появляются в открытой печати, а в наших архивах – тайна за семью печатями. Так получилось и с операцией «Анадырь» – кодовое название плана Генерального штаба по переброске советских войск на далекую Кубу.
     Теперь из архивных документов и воспоминаний непосредственных организаторов операции «Анадырь» известно, какую наиответственнейшую задачу возложили на генерала армии Плиева – возглавить группу советских войск на острове Свободы.
     Во время инструктажа будущего командующего войсками Группы (присутствовал министр обороны маршал Р.Я. Малиновский и секретарь Совета обороны, начальник ГОУ Генштаба генерал С.П. Иванов) встал вопрос о применении тактических ракет с ядерными боеголовками. Тогдашний глава правительства и Верховный Главнокомандующий Хрущев после короткого раздумья дал право генералу армии Плиеву при непосредственной обороне острова по своему усмотрению использовать ракеты «Луна», подчеркнув, что в этом случае он обязан хорошо взвесить обстановку и только тогда принять решение. Это право давалось ему на тот случай, если будет отсутствовать связь с Москвой.
     «Отец очень доверял генералу Плиеву, - пишет в книге воспоминаний «Никита Хрущев: кризисы и ракеты» Сергей Хрущев. - На душе у него стало немного спокойнее. Плиев - человек надежный и дисциплинированный, самоуправства не допустит».
     План операции «Анадырь» обсуждался на заседании Президиума ЦК КПСС. Решение - «мероприятие «Анадырь» одобрить целиком и единогласно».
     И разработка плана в Генеральном штабе, и обсуждение его на заседании Президиума ЦК КПСС велись в строжайшей тайне, круг лиц был жестко ограничен. Привлекаемые к операции войска, разумеется, поначалу ничего не знали - куда и с какой целью их направляют. Об этом интересно рассказывает Маршал Советского Союза Д.Т. Язов. В то время он был полковником и командовал полком...
     О самом генерале И.А. Плиеве он рассказывал мне:
     - Иссу Александровича на Кубе очень любили. Никогда не забуду, как тепло, от души поздравляли его с 60-летием и награждением орденом Ленина. Он был человеком с большой буквы и всегда оставался для нас отцом. В такой ситуации, как мы оказались на Кубе, нужен был именно Плиев...
     * * *
     За полгода до кончины полководца я летел из Забайкалья на юг в военный санаторий. Остановился в Ростове-на-Дону, позвонил Плиеву:
     - Подъезжай прямо сейчас, если временем располагаешь, - предложил Исса Александрович. - А то меня тут чуть не выселили из собственного дома.
     Ситуация оказалась не слишком забавной. Недалеко от его дома местные руководители построили для себя шикарное здание, которое в народе сразу стали называть «дворянским гнездом». Одного гнезда оказалось мало. А строительству второго «мешал» особняк с садиком И.А. Плиева – к генералу послали гонца.
     - Мне предложили несколько квартир на выбор, - рассказывал Исса Александрович. - Я отказался. Смотрю, уже не просят, а чуть ли не приказывают. Говорю местным вождям: «Ребята, на Северном Кавказе и вообще на юге я один-единственный генерал армии... Сделайте исключение, садик бросать жалко...» Не вняли местные вожди. Пришлось ехать в Москву и добывать охранную грамоту Верховного Совета СССР...
     Такая, вот была ситуация... Кто бы мог подумать?
     * * *
     Умер дважды Герой Советского Союза, Герой МНР генерал армии И.А. Плиев в феврале 1979 года. Похоронен он во Владикавказе Северной Осетии, там же установлен бронзовый бюст. Имя Иссы Александровича Плиева было присвоено Владикавказскому высшему зенитно-ракетному училищу ПВО. Во Владикавказе и Ростове-на-Дону есть улицы, названные в честь полководца.