- Иван Петрович, в эти майские дни вы наверняка вспоминаете события минувшей войны, все, что было пережито на ней, боевых друзей-товарищей, живых и павших. И мой первый вопрос – о вашей фронтовой биографии. В 1941 году вам исполнилось 20 лет, войну вы встретили далеко от Белоруссии, в Заполярье...

     - Так точно. Призвали меня в армию в октябре 40-го. Служить направили в 33-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, дислоцировавшийся под Мурманском. Там в учебной батарее освоил специальность командира орудия, получил сержантское звание. Учили нас, увы, неважно. Нажимали больше на строевую подготовку, уставы, политподготовку, теорию. А вот боевых стрельб за восемь месяцев выполнять не довелось ни разу. Это, конечно, сразу сказалось в начале войны.
     Первый налет и сейчас стоит перед глазами. С утра шел дождь, немцы не летали. А к вечеру распогодилось, и они тут как тут. Наш дивизион прикрывал военный аэродром, расположенный неподалеку от Мурманска. Налетели десятка три «юнкерсов», стали бомбить. А за нас, зенитчиков, едва мы открыли огонь, принялись «мессершмитты». Буквально по головам ходили, резали из пулеметов. Почти сразу в батареях появились убитые и раненые. Мы же били в белый свет как в копеечку. По теории нас учили, что каждый снаряд будет попадать во вражеский самолет. Где там... Мы тогда не только ни один не сбили, но даже отпугнуть вражеские бомбовозы толком не сумели. Словом, горьким, тяжким, кровавым выдался для нас первый день войны.
     Правда, чувства ошеломленности, подавленности, растерянности достаточно быстро прошли. Их вытеснили злость и ненависть. И стрелять мы научились быстро. Загнали немцев на высоту. А с трех-четырех километров бомбить прицельно трудно. Когда наш дивизион перебросили в Мурманск, на прикрытие порта, туда шли союзные конвои. Немцы пытались разбомбить стоящие на разгрузке транспорты практически ежедневно. Но и мы стволов не жалели, по 600-800 снарядов на орудие выпускали в сутки. И уже не просто палили – сбивали. К концу 42-го дивизион довел свой боевой счет до 52 самолетов. Был случай, когда за один налет «завалили» сразу шесть «юнкерсов». Да еще на земле сбитого летчика в плен взяли. Он меня, кстати, едва не подстрелил: пистолетная пуля по каске чиркнула. В общем, научились воевать.

     - А как дальше складывалась ваша фронтовая судьба?

     - До осени 44-го воевал все там же, в Заполярье и Карелии. Стал старшиной, освобожденным комсоргом дивизиона – это была уже офицерская должность. Работа с людьми мне нравилась. Для командира характер у меня все-таки мягковатый. А как комсоргу это не мешало. Особенно когда в часть стало поступать не совсем обычное пополнение... Я имею в виду девушек. Мужчин, увы, уже не хватало, и их стали призывать все активнее. Сколько девичьих исповедей пришлось услышать! Они ведь считали меня бывалым человеком – я еще перед армией женился, дочку имел, два года воевал уже. И был для них чем-то вроде старшего брата, опекуна.
     Самое тяжелое, болит до сих пор, – это когда они гибли. А такое, к горькому сожалению, случалось нередко – война есть война, она полов не различает. Хоронили мы их, несостоявшихся невест и матерей, и под Кандалакшей, и под Петрозаводском, а потом в Польше, Германии, где продолжил войну наш дивизион. И сейчас не могу забыть смерть четырех наших девчат из прожекторной роты дивизиона. Случилось это на Одере 16 апреля 45-го. Командование 1-го Белорусского фронта решило тогда осветить путь наступающим войскам 140 прожекторами и одновременно ослепить немцев. Но, видно, не всех ослепили. Снаряд угодил прямо в прожекторную установку. Произошло это на моих глазах, рядом. Но я, мужик, отделался контузией, а девушек – в клочья. За три недели до конца войны...
     Светлой памяти наших павших однополчанок я посвятил свой роман «Зенит», написанный несколько лет назад. В нем совсем немного вымысла. Все это было.
     Но был и миг величайшего торжества, когда в ночь с 8 на 9 мая мы узнали о капитуляции Германии. Весть эта застала нас под Кюстрином, где дивизион прикрывал штаб фронта. Радость была такой, что один из наших командиров батарей, капитан Ильин, от избытка чувств дал команду салютовать из орудий. Боевыми, разумеется, снарядами. Чуть под трибунал не угодил за это – осколки-то на излете могли своих поразить. К счастью, обошлось. Вот так закончилась для меня и моих боевых товарищей война. Как и любой из фронтовиков, безмерно счастлив и горд тем, что судьба дала возможность положить свой кирпичик в здание нашей Великой Победы.

     - Иван Петрович, со дня нашей Великой Победы прошло 59 лет. Какими вам сегодня видятся ее уроки и значение?

     - Чтобы понять значение нашей Победы, надо иметь в виду, что нам угрожало. В войне против СССР Гитлер ставил целью полное уничтожение нашего государства. По плану «Ост» предусматривалось физически истребить 120-140 миллионов человек. Это более трех четвертей населения бывшего Советского Союза. Вот что нас всех ожидало. Одного этого достаточно, чтобы понять – на весах истории лежали судьбы целых народов. Но мы, к счастью, победили. И в первую очередь потому, что были едины. В единстве была величайшая сила Советского Союза. Представьте на минуту: СССР нет, есть нынешние суверенные государства – Белоруссия, Россия, Украина и так далее. Гитлеровцы разбили бы нас поодиночке – это однозначно. Поэтому важнейший урок, который следует извлечь из добытой в тяжелейших сражениях Победы, – это необходимость крепить дружбу и истинно союзнические отношения народов бывшего Союза. Я искренне рад, что Белоруссия и Россия идут по этому пути. И дай Бог, чтобы усилия наших народов привели к созданию Союзного государства, к которому впоследствии могли бы добровольно присоединиться и другие республики. Только тогда можно быть спокойным за наше будущее. Думаю, под этими словами подпишутся все, кто прошел через смертельный огонь Великой Отечественной...