Кстати, в ваших письмах иногда звучат предложения, чтобы вопросы готовили не только мы, но и вы сами. Мысль хорошая, и в будущем сезоне мы ею воспользуемся. Поэтому просьба: присылайте вопросы и ответы к ним – мы выберем самые интересные и опубликуем, начислив лучшим «экзаменаторам», во-первых, определенное количество баллов в общий зачет и обеспечив им, во-вторых, широкую известность, т.к. авторов вопросов будем указывать. Поэтому ждем ваших новых писем с указанием «Честь и слава» - вопросы». Пока же – наши вопросы, которые сегодня оформлены в виде полюбившейся многим «работы над ошибками». В каждом тексте, как это было и раньше в аналогичных заданиях, содержится одна грубая ошибка. Какая?
     Шестой тур
     1. Офицерские эполеты в Русской армии утвердились во времена государя Александра Павловича незадолго до Отечественной войны в период нашей дружбы с императором Наполеоном. Острословы тогда стали говорить, что у русских офицеров теперь «Бонапарт на плечах сидит». Однако эполеты с чистым полем – у пехоты на них писались номера дивизий или шифры гренадерских полков, а у кавалерии вообще ничего – позволяли определить лишь принадлежность имярек к обер- или штаб-офицерам или к генералитету. Определить чин без офицерского знака не представлялось возможным. Помнится, в сложную ситуацию попал поручик Ростов, которому нужно было срочно передать пакет генерал-майору RR, причем так, чтобы этого не видел генерал от инфантерии NN, однако поручик не знал в лицо ни того ни другого, а эполеты у них были совершенно одинаковые. По счастью, у обоих генералов через правое плечо были надеты орденские ленты: у одного – Андреевская, голубая, у другого – Аннинская, красная с желтой полоской, и потому вопросов не возникло…
     2. «Пуля – дура, штык – молодец!» - говаривал князь Италийский. Однако, как кажется мне, был он в чем-то не совсем прав… Я сам вернее бы назвал дураком того солдата, который стремится поскорее пальнуть в белый свет как в копеечку. Помню, как под Варшавскою Прагой мы здорово потрепали дерзких польских мятежников. Наш бригадир сам повел мушкетеров на приступ на неприятельское каре… Ну, все как положено: «Багинеты примкнуть! Ступай!» Двинулись в атаку колонной, чувствуя локоть и плечо товарища... Поляки начали стрелять, но стреляли плохо, потому как торопились, и пули не принесли нам особого вреда. Мы же шли твердым шагом, под барабан, выдерживая равнение, и чем ближе подходили к неприятелю, тем более он нервничал. Только когда до каре оставалось шагов двадцать, бригадир сказал: «Пли!», и ни одна наша пуля не пропала даром. Сразу же вслед за тем мы ударили в штыки…
     3. Барабаны загремели резко и тревожно. По этому сигналу 1-й батальон 1-го егерского полка, имея ружья наперевес, быстро взбежал на бугор, дал меткий залп всем фрунтом по неприятелю, и, когда дым выстрела еще клубился перед лицом французов и люди их, пораженные и озадаченные залпом батальона, были в смятении, егеря, опрометью бросившиеся за пулями вслед, за неприятелем, ударили в штыки. Тут подоспел 3-й батальон и также ударил трехгранным… В результате егеря истребили все отряды неприятельские и возвратились на левый берег реки Колочи, в село Бородино.
     4. Юный надменный поручик в новехоньком темно-зеленом, почти что черном, с золотым шитьем на воротнике мундира лейб-гвардии Измайловского полка, с офицерским знаком на груди, выглядел типичным адъютантом – предупредительный к старшим, аккуратно причесанный, надушенный. Однако когда он чуть наклонился вперед, к плечу своего генерала, покачнувшийся аксельбант на его мундире открыл орден св. Георгия IV степени. Стало понятно, что этот поручик провел 1812 год не только в штабах, – святого Георгия можно было получить только за боевые подвиги, просто так, за одно лишь появление адъютанта вблизи передовых постов его в отличие от иных наград не давали…
     5. 11 октября 1837 года завершилась недолгая - первая - кавказская ссылка М.Ю. Лермонтова, и он из Нижегородского драгунского полка вновь был переведен в гвардейский гусарский. Однако, к горькому сожалению поэта, его определили не в родной лейб-гвардии Гусарский полк, в котором он числился еще юнкером, а в лейб-гвардии Гродненский гусарский. Но это тоже был славный боевой полк, имя которого неразрывно связано с блистательным генералом Яковом Петровичем Кульневым, героем войны в Финляндии, погибшим в первые недели 1812 года на Петербургском направлении, близ Клястиц, в арьергарде Гродненского гусарского полка, шефом которого он и являлся. Кульнева тогда оплакала вся Россия… А вскоре после Отечественной войны Гродненский гусарский полк за свои доблестные подвиги был причислен к гвардии.
     6. Пожалуй, из всех рекрутов, взятых на царскую службу от богатейшего князя Тюфятьева, Ваньке Ломакину повезло более всех прочих. Высокий, статный, пригожий и чистый лицом, он сразу приглянулся великому князю, распределявшему новобранцев по гвардейским полкам, и был определен им в роту Дворцовых гренадер. Муштры, правда, там было больше, чем в любом гвардейском полку, зато мундир был исключительно красивый и служба проходила близ особы самого государя императора Николая Павловича... Но больше всего полюбил Иван Силыч, как почтительно называли его теперь знакомые горничные, караул у «Александрийского столпа», или Александровской колонны, памятника не то Отечественной войне 1812 года, не то покойному государю. Внизу, на постаменте, изображена была всякая воинская арматура, зато ангел, венчающий столп, имел лик императора Александра I. Впрочем, часового, прохаживающегося близ памятника, все эти подробности не слишком-то и волновали. Главное было заметить проходящего или проезжающего мимо генерала, чтобы встать во фрунт, а уж генералов на Дворцовой площади было видимо-невидимо…
     7. День 9 января 1905 года – Кровавое воскресенье - стал черным днем для всей России, потрясенной расстрелами в Санкт-Петербурге. Однако у моряков 2-й Тихоокеанской эскадры, именно в тот самый день соединившихся на Мадагаскаре в порту Носи-бе (часть кораблей проходила через Суэцкий канал, а главные силы тем временем обходили мыс Доброй Надежды), были свои потрясения. Только здесь моряки и узнали о падении Порт-Артура и гибели порт-артурской эскадры. Если учесть, что обстановку на 2-й Тихоокеанской эскадре и без того можно было именовать «нездоровой», то теперь адмирал Рождественский вообще вынужден был обратиться к государю с донесением, что «вверенная эскадра не может завоевать море и что ей теперь остается прорыв хотя бы частью кораблей во Владивосток». Командующий надеялся, что император Николай Александрович распорядится поворачивать обратно… Надежда оказалась тщетной: 16 марта броненосцы «Адмирал Ушаков», «Бородино», «Ослябя», «Император Александр III», «Князь Суворов» и все прочие корабли обреченной эскадры оставили Носи-бе, двинувшись навстречу своей судьбе, своей погибели…
     8. Свой первый бой старшина Иван Петров принял под Ровно, участвовал здесь в огромном танковом сражении в составе экипажа тяжелого Т-35. Потом отступал до Москвы – и на Т-26, и на БТ-7, а большей частью шел пешком. Под Москвой остановился, пересел на тридцатьчетверку с пушкой 76-го калибра и погнал врага на Запад… На Курской дуге Петров уже командовал новеньким Т-34-85. И хотя воевал он буквально с первых дней Отечественной войны (кстати, одноименный орден II степени на красной колодке, полученный им еще в начале лета 1942-го, был среди всех его наград самым для него любимым), но по званию Иван так и оставался старшиною, разве что сменил петлицы с четырьмя треугольничками на погоны с толстой лычкой. От офицерского звания Петров упорно отказывался, говорил, что это не его дело и что вообще вся Красная Армия именно на старшине и держится.
     9. Как известно, символами Победы советского народа в Великой Отечественной войне Запад считает танк тридцатьчетверку, «горбатый» штурмовик и Маршала Георгия Жукова. Однако если потом несколько бригад доблестных Т-34-85 встали на постаментах чуть ли не во всех городах европейской России и сопредельных с ней республик и стран, если наводившие ужас на гитлеровцев Ил-4 превратились в модели, приземлившиеся на стендах краеведческих музеев, то Маршал Победы, которого при жизни нельзя было ни на постамент поставить, ни в модель превратить, на долгое время как бы исчез. Он командовал второстепенными округами, занимал не самые заметные должности, ненадолго появился «на гребне» в памятном 1953-м, чтобы решить вопрос «престолонаследия», но вскоре, как казалось, окончательно ушел в никуда… Но так только казалось: Георгий Константинович сдаваться не привык, и в 1969 году он «возвратился на белом коне» - автором «Воспоминаний и размышлений», в полном смысле потрясших страну.
     10. Традиционный ноябрьский военный парад на Красной площади в Москве… Казалось, все было как обычно: речь министра обороны маршала Малиновского, прохождение войск, традиционно открывавшееся юными барабанщиками военно-музыкального училища. Вслед за ними шли слушатели военных академий, курсанты военных училищ, войска Московского гарнизона – все были уже по-зимнему одеты в шинели. Потому десантники в малиновых беретах, в тельняшках под распахнутыми на груди мундирами и, как видно, ничуть не боящиеся холода, вызвали особенное оживление зрителей... Никто тогда не знал, что не пройдет и года, как в составе других советских войск эти самые ребята будут введены в Чехословакию, чтобы остановить провокацию, задуманную, как кажется, где-то далеко на Западе в большом сценарии «холодной войны» и теперь исполняемую людьми, в подавляющем большинстве своем о том не догадывавшимися, искренне верившими в собственную правоту.

     Вот и все. На ответы, как всегда, – месяц со дня получения газеты, а ваши варианты вопросов будем ждать до октября и даже еще дольше! Успехов и хорошего летнего отдыха!