Про бойцов, что офицерам в деды годились
     Так называемая «рекрутская повинность» существовала с 1699 года (кстати, само слово «рекрут» было введено в обиход только в 1705 году) и до того, как в соответствии с манифестом Александра II в России перешли к «всесословной воинской повинности» в 1874 году.
     Известно, что в рекруты забирали с 20 лет, а не с 18, как призывали у нас в ХХ веке, что, согласитесь, представляет определенную разницу. Потом тот же возраст - 20 лет — оставался и при переходе к службе по призыву... Не лишним будет также сказать, что в рекруты брали людей в возрасте до 35 лет, а значит, при двадцатипятилетнем сроке службы солдат мог, как это тогда говорилось, «тянуть лямку» до весьма почтенного возраста – до седьмого десятка. Впрочем, в «эпоху Наполеоновских войн» стали брать даже и 40-летних... В результате армия, точнее, солдатский ее состав, старел неумолимо и неизбежно.
     Зато офицерский состав был не то что молод, а вернее сказать – просто-таки юн. Возьмем книгу Дмитрия Целорунго «Офицеры Русской армии – участники Бородинского сражения» и откроем таблицу, где показан возрастной уровень этих офицеров. В ней проанализированы данные на 2.074 человека, и от этой цифры сделаны расчеты, вполне соответствующие «среднему арифметическому» для всей Русской армии 1812 года.
     Основной возраст офицеров, сражавшихся при Бородине, составлял от 21 года до 25 лет – 782 человека, или 37,7 процента. 421 человек, или 20,3 процента всех офицеров, пребывали в возрасте от 26 до 30 лет. В общем, на долю офицеров от 21 года до 30 лет приходилось почти 60 процентов от общего количества. К тому еще следует добавить, что 276 человек – 13,3 процента – были в возрасте 19-20 лет; 88 человек – это 4,2 процента – 17-18 лет; 18 человек – 0,9 процента – 15-16 лет, да и еще 0,05 процента составлял единственный юноша-офицер 14 лет от роду. Кстати, в возрасте старше 55 лет при Бородине также был только один офицер... В общем, командиров в возрасте от 14 до 30 лет в армии оказалось почти 80 процентов, а тех, кому было за 30, - чуть более двадцати. Руководили ими – вспомним известные стихотворные строки – «молодые генералы минувших лет»: командовавшему при Бородине войсками правого фланга графу Милорадовичу было 40, бригадному командиру Тучкову 4-му - 35, начальнику артиллерии 1-й армии графу Кутайсову – 28...
     Вот и представьте себе вполне обыкновенную картинку: 17-летний прапорщик, юноша в возрасте нашего современного суворовца-старшекурсника, выходит перед строем своего взвода. Перед ним стоят мужики лет по 40 – 50. Офицер приветствует их возгласом «Здорово, ребята!», а седоусые «ребята» дружно орут в ответ «Здравия желаем, ваше благородие!» «Ну-ка, подойди сюда! – вызывает прапорщик из строя какого-нибудь 60-летнего деда. – Объясни-ка ты мне, братец...»
     Все это было так положено: и форма приветствия – «ребята», и либерально-снисходительное обращение к солдату «братец», и разговор с нижним чином, представителем «подлого сословия», исключительно «на ты». Последнее, впрочем, дошло и до наших времен - иные начальники видят в любом своем подчиненном «нижнего чина»...
     Кстати, память о тех нравах сохранилась как в старинных солдатских песнях – «Солдатушки, бравы ребятушки!», так и в литературе – «Ребята, не Москва ль за нами?»
     Конечно, многое можно объяснить особенностями крепостного права, того далекого времени, когда солдат видел в офицере прежде всего представителя высшего сословия, которому он всегда был обязан беспрекословно подчиняться. Но все же так ли легко было вчерашним выпускникам кадетских корпусов, недавним юнкерам, постигшим азы практической военной науки здесь же в полку под руководством «дядек» - опытных солдат, командовать пожилыми, порой не одну кампанию «сломавшими» воинами?
     Вот, кстати, хотя и время несколько иное – уже самый конец XIX века, - но очень точное описание подобной ситуации, взятое из книги графа Алексея Алексеевича Игнатьева «Пятьдесят лет в строю»:
     «Прихожу на занятия...
     - Командуй, - говорю я унтер-офицеру.
     Тот четко произносит команду, по которой мои ученики быстро рассыпаются по залу в шахматном порядке.
     - Защищай правую щеку, налево коли, вниз направо руби!
     Свист шашек в воздухе, и снова – полная тишина.
     Чему мне тут учить? Дал бы Бог самому запомнить все это для смотра, где придется командовать.
     - Не очень чисто выходит, - говорит мне вразумительно вахмистр, - там у вас в третьем взводе совсем плохо делают.
     Молчу, так как солдаты делают все лучше меня самого».
     Между тем граф Игнатьев был не из «полковых юнкеров», а получил образование в Пажеском корпусе, одном из лучших военно-учебных заведений России...
     Понятно, что между двумя категориями военнослужащих – офицерами и солдатами – должно было быть некое, скажем так, связующее звено. Можно также догадаться, что таковым должны быть сержанты – унтер-офицеры по тому времени.
     Да, теоретически это так. Но мы ведь имеем печальный опыт Советской Армии, где сержантов нередко называли «рядовыми с лычками» и все время жаловались на то, что офицерам приходится их подменять... К тому же если в Советской Армии служили представители социально единого общества, то в Русской армии, как уже сказано, офицеры представляли один класс, солдаты – другой. И хотя сегодня «классовый подход» не в моде, однако, право слово, зря мы забываем про «классовые противоречия» и, кстати, про «классовую ненависть». Понятно, что в глубине своей души крестьянин не слишком-то жаловал помещика-дворянина – причем, думается, даже и в то время, когда один из них носил погоны, а другой - эполеты. Исключение, разумеется, составляет 1812-й год, когда решались судьбы Отечества. Известно, что это время стало эпохой небывалого единения всех слоев российского общества, а те, кто оказался на театре военных действий – солдаты, офицеры и генералы, - тогда поровну делили маршевые нагрузки, черствые сухари и вражеские пули... Но, к счастью или к несчастью, таковое в нашей истории все же происходило не слишком часто.
     А в мирное время, равно как и в период каких-то локальных военных кампаний, подобной близости в армии не было и в помине. Так что стоит ли уточнять, что далеко не всякий унтер-офицер стремился выслуживаться перед офицерами, в том или ином смысле «выдавать» своих товарищей. Во имя чего? Была, конечно, материальная заинтересованность: если в царствование императора Павла I в лейб-гвардии Гусарском полку строевой гусар получал 22 рубля в год, то унтер-офицер – 60, почти в три раза больше. Но ведь в нашей жизни человеческие взаимоотношения далеко не всегда определяются деньгами. Поэтому нормальный, скажем так, унтер чаще оказывался на стороне солдата, стараясь всячески покрыть его прегрешения и защитить его от командования... Было, конечно, и по-иному, о чем опять-таки свидетельствует граф Игнатьев: «Латыши, самые исправные солдаты, - плохие ездоки, но люди с сильной волей, обращались в лютых врагов солдат, как только они получали унтер-офицерские галуны».
     Однако роль того самого связующего звена, а может, даже и некоей «прослойки» выполняли, разумеется, не они, а, опять-таки, «контрактники» - то есть нижние чины, служившие по договору...
     «Куда теперь идти солдату?»
     До 1793 года русский солдат служил пожизненно. Затем - двадцать пять лет. Известно, что император Александр Павлович под конец своего бурного и противоречивого четвертьвекового царствования устало жаловался приближенным: «Солдата, и того после двадцатипятилетней службы на покой отпускают...» Этот срок остался в памяти потомков, в которой он как бы «растянулся» на все XIX столетие.
     А вот что писал полковник Павел Иванович Пестель, руководитель тайного Южного общества: «Срок для службы, определенный в 25 лет, до такой степени через всякую меру продолжителен, что мало солдат оный проходят и выдерживают, и потому с самого младенчества привыкают они взирать на военную службу, как на жесточайшее несчастье и почти как на решительный приговор к смерти».
     Насчет «приговора к смерти» сказано достаточно справедливо. Не касаясь даже участия в боевых действиях, уточним, что, во-первых, продолжительность жизни в России позапрошлого столетия была все же короче, чем теперь, а забирать в рекруты, как мы говорили, могли и в изрядном возрасте. Во-вторых, тогдашняя армейская служба имела свою специфику. «Девятерых забей, десятого выучи!» - говаривал великий князь и цесаревич Константин Павлович, ветеран Итальянского и Швейцарского походов. Он же, который 19 апреля 1799 года лично водил в атаку роты под Басиньяно, отличился при Тидоне, Треббии и Нови, выказал немалое мужество в Альпийских горах, за что был награжден своим отцом императором Павлом I алмазными знаками ордена св. Иоанна Иерусалимского, «прославился» впоследствии такими «перлами», как «война армию портит» и «эти люди не умеют ничего, кроме как драться!»
     

---

     «Рекрут – новобранец, новик военной службы, поступивший в солдаты, в рядовые, по повинности или по найму».
     (Толковый словарь живого великорусского языка.)
     

---

     Хотя удивляться тому не приходится: ведь в армии, особенно в полках гвардии, императорская фамилия всего прежде видела опору и защиту престола от всяческих врагов, а российская история вполне убедительно доказала, что внешняя опасность для наших государей была гораздо менее опасна, нежели внутренняя. Что ни говори, а ни один из них не был убит интервентами... Вот потому-то и муштровали солдат годами, чтобы они затем в любую минуту, не раздумывая, были готовы исполнить высочайшую волю.
     Понятно, что за четверть века почти из любого мужика можно было сделать справного солдата. Тем более что в армию, и подавно – в гвардию, брали не просто кого попало, а в соответствии с определенными правилами.
     Новобранца, пришедшего на службу, обучали не одним лишь азам воинского искусства, но и правилам поведения, можно даже сказать, «благородным манерам». Так, в «Инструкции полковничьей конного полку» 1766 года сказано, «чтобы крестьянская подлая привычка, уклонка, ужимка, чесание при разговоре совсем были у него истреблены». Вышеупомянутый же цесаревич Константин требовал «чтобы люди гнушались походить на мужиков, ...чтобы каждый человек умел говорить порядочно, толково и без крику, отвечал бы своему начальнику, не робея и не нахальничая перед ним, имел бы всегда вид солдата с достодолжною осанкою, ибо зная свое дело, не имеет он чего опасаться...»
     Довольно скоро - под воздействием убеждения и каждодневной муштры, а также при необходимости кулака и розги - рекрут превращался в совершенно иного человека. И не только внешне: он и по сути своей становился уже иным, потому как солдат выходил из крепостной зависимости, а долгие годы службы начисто отделяли его от семьи, родных мест, привычного уклада жизни. Вот почему, отслужив, ветеран оказывался перед проблемой, куда ему деваться, как жить дальше? Отпуская его «вчистую», государство обязывало отставного солдата «брить бороду» и не заниматься нищенством, а все прочее как-то уже никого и не заботило...
     Отставным солдатам приходилось устраиваться в жизни самостоятельно. Кто по старости уходил в богадельню, кто определялся в дворники или в швейцары, кто на городовую службу – в зависимости от возраста, сил и здоровья...
     Кстати, стоит заметить, что на протяжении XIX века количество лет солдатской службы по рекрутскому набору постепенно уменьшалось – значит, в отставку выходили более молодые, более здоровые люди. Так, во второй половине царствования Александра I был на три года – до 22 лет - сокращен срок службы в гвардии. Зато Благословенный, как официально именовали государя Александра Павловича, всегда заглядывавшийся на заграницу и весьма благоволивший к полякам и прибалтам, уже в 1816 году сократил срок солдатской службы во входящем в Российскую империю Царстве Польском до 16 лет...
     В самой же России подобного удалось достичь только в конце царствования брата его, Николая I. И то лишь в несколько приемов – после сокращений в 1827, 1829, 1831 и прочих годах - срок службы к 1851 году постепенно дошел до 15 лет.
     Были, кстати, и «целевые» сокращения. В «Истории лейб-гвардии Измайловского полка», например, указано, что после подавления мятежа 1831 года «вышло повеление, снова показавшее любовь, заботливость и благодарность монарха к усмирителям Польши. Повелением этим сокращалось два года службы войскам, бывшим в походе... Желающим остаться на службе приказано было выдавать добавочный полуторный оклад и по прослужении пятилетнего срока со дня отказа от отставки обращать все это жалованье в пенсию, независимо от определенной пенсии по штату».
     

---

     «Рекрутский набор – прежний способ комплектования людьми нашей армии; начался с 1699 и продолжался до 1874 года... Рекруты поставлялись податными сословиями. Сначала наборы были случайными, по мере надобности. Ежегодными стали с 1831 г., с издания рекрутского устава».
     (Малый энциклопедический словарь. Брокгауз – Ефрон.)
     

---

     А так как в условиях тогдашней Европы, замиренной после наполеоновских бурь, не было необходимости в экстраординарных рекрутских наборах, то и на службу брали в основном людей 20 – 25 лет. Получалось, что к 40 годам воин уже заканчивал службу - вроде бы новую жизнь вполне начать еще можно, да только не всем того хотелось, не всем это было по нраву... Вот некоторые и решали до конца связать свою жизнь с армией, с которой они сроднились за долгие годы службы.
     Служить бы рад!
     Возьмем изданную в прошлом году Воениздатом книгу «Лейб-гусары» - историю лейб-гвардии Его императорского Величества Гусарского полка – и выберем оттуда следующую информацию:
     «До 1826 года... рядовой, желавший продолжать службу и по окончании узаконенного срока, получал жалованье, увеличенное полугодовым окладом...
     22 августа 1826 года, в день священного коронования, государю императору было угодно... уволить в отставку нижних чинов, выслуживших в гвардии 20 лет (в армии 23 года)... Что касается нижних чинов, пожелавших остаться на службе и по истечении назначенного времени, то... прибавка им жалованья полагалась увеличенной не одним только полуокладом, а прибавкой еще полного оклада, то есть рядовым, добровольно оставшимся на службе, оклад жалованья увеличен в два с половиной раза. Но и этим еще не ограничились высочайше дарованные им льготы и преимущества.
     Тем из них, которые после отказа от отставки прослужили еще пять лет, жалованье, увеличенное в два с половиной раза, положено обращать в пенсию по смерть, и пенсию эту они получают независимо от тех средств, которые им предоставлены по знаку отличия Военного ордена и Святой Анны».
     Кстати, в виде знака особого отличия такие «контрактные» воины получали на левый рукав нашивку из золотого галуна, и через каждые пять лет им добавлялось еще по одной нашивке.
     «1829 года 1 июля повелено нижним чинам, прослужившим в унтер-офицерском звании 10 лет (в армии 12 лет) и по выдержании установленного экзамена отказавшимся от производства в офицеры, производить на службе выплату в две трети корнетского жалованья и по выслужении ими пяти лет после сего оклад этот обращать в пожизненную пенсию».
     О том, почему не все унтер-офицеры желали получить обер-офицерские эполеты и вместе с ними дворянское достоинство, мы уже говорили в прошлый раз...
     26 марта 1843 года способ производства унтеров в обер-офицеры был изменен: все сдавшие экзамен разделялись по его итогам на два разряда. «Унтер-офицеры, выдержавшие по программе экзамен первого разряда, получали право на производство в армейские полки, а за отказ от него пользовались следующими преимуществами: они имели серебряный темляк, нашивку на рукав из галуна, освобождены были от телесного наказания и разжалования в рядовые без суда... а также на получение двух третей корнетского жалованья в пенсию по выслуге беспорочно пяти лет со времени назначения сего жалованья.
     Унтер-офицеры второго разряда, то есть выдержавшие слабейший экзамен, в офицеры не производились, но назначалась им, если пожелают остаться на службе, одна треть корнетского жалованья, которое по выслуге ими пяти лет обращалось в пенсию, и вместе с тем представлялись все остальные преимущества унтер-офицеров первого разряда, за исключением только серебряного темляка...»
     К сожалению, современному военному человеку, носящему нашу совершенно обезличенную, «вненациональную» форму, и невдомек, как много означали определенные детали старинного обмундирования. Например, серебряный темляк на сабле или шпаге являлся почетной принадлежностью офицерского звания – недаром же после сражения при Аустерлице 20 ноября 1805 года, когда Новгородский мушкетерский полк дрогнул, его офицеры были лишены такого отличия. Так что нижний чин, удостоенный серебряного темляка, был приближен к офицерам, которым теперь следовало обращаться к нему на «вы».
     Все перечисленные льготы и особенности службы тогдашних «контрактников» – а для них существовали свои правила размещения и организации быта – не только коренным образом отделяли их от простых солдат и унтер-офицеров, но и в определенной степени изменяли психологию как их самих, так и сослуживцев по отношению к ним. Этим людям реально было что терять, и возвращаться к исходной им категорически не хотелось. Причем не только из-за того, что они непосредственно имели от службы, но и из-за их отношения к оной. Люди, службу не любившие, сверх срока служить не оставались и от офицерского чина, дающего права на отставку, не отказывались... А здесь была действительно беззаветная любовь, основанная на осознании того, что военный человек во всех отношениях превосходит штатского. Так было, так воспитывали!
     Понятно, что «солдатом с лычками» подобного «бурбона», как именовали в те времена самых «крутых» представителей унтерского, равно как и офицерского сословия, никто бы назвать не дерзнул. Это уже был не солдат, хотя совсем и не офицер, – это был представитель именно того крайне необходимого связующего звена, которое, по словам одного немецкого военного теоретика, и являлось «становым хребтом армии».
     Впрочем, известно, что «контрактники» в тогдашней армии выполняли обязанности не только младших командиров, но и разного рода нестроевых специалистов, что также было очень ценно. Совершенно удивительный эпизод описал бывший кавалергард граф Игнатьев – рассказ его приведу в сокращении...
     Смерть истопника
     «У меня же на одном дежурстве по полку произошло следующее: под вечер... прибежал дежурный унтер-офицер по нестроевой команде и с волнением в голосе доложил, что «Александр Иванович померли».
     Александром Ивановичем все, от рядового до командира полка, величали старого бородатого фельдфебеля, что стоял часами рядом с дневальным у ворот, исправно отдавая честь всем проходящим.
     Откуда же пришел к нам Александр Иванович? Оказалось, что еще... в начале
     1870-х годов печи в полку неимоверно дымили, и никто не мог с ними справиться; как-то военный округ прислал в полк печника-специалиста из еврейских кантонистов Ошанского. При нем печи горели исправно, а без него дымили. Все твердо это знали и в обход всех правил и законов задерживали Ошанского в полку, давая ему мундир, звания, медали и отличия за сверхсрочную «беспорочную службу»... Его сыновья также служили уже на сверхсрочной службе, один – трубачом, другой – писарем, третий – портным...
     Я никак не мог предполагать того, что произошло в ближайшие часы. К полковым воротам подъезжали роскошные сани и кареты, из которых выходили нарядные элегантные дамы в мехах и солидные господа в цилиндрах; все они пробирались к подвалу, где лежало тело Александра Ивановича. Оказалось – и это никому из нас не могло прийти в голову, - что фельдфебель Ошанский много лет стоял во главе петербургской еврейской общины. На следующее утро состоялся вынос тела... Кроме всего еврейского Петербурга, сюда съехались не только все наличные офицеры полка, но и многие старые кавалергарды во главе со всеми бывшими командирами полка».
     Приведенный фрагмент свидетельствует о том, что, во-первых, в прежние времена на «контрактную службу» поступали даже очень уважаемые люди и, во-вторых, что в полках своих «контрактников» ценили по-настоящему...
     Впрочем, мы все время говорим «в полках», между тем как в XIX столетии в Русской армии была, по крайней мере, одна отдельная воинская часть, полностью укомплектованная «контрактниками».
     Восемьдесят лет в строю
     В № 19 журнала «Вестник военного духовенства» за 1892 год я нашел совершенно удивительную биографию русского солдата-«контрактника» Василия Николаевича Кочеткова, родившегося в 1785 году.
     В мае 1811 года – соответственно 26 лет от роду - он был взят на военную службу и определен в прославленный лейб-гренадерский полк, вскоре причисленный к гвардии и нареченный лейб-гвардии гренадерским. В 1812 году, участвуя в арьергардных боях, полк этот отходил до Можайска, и Кочетков дрался в его рядах при Бородине, а затем – при Лейпциге, брал Париж. Затем была Турецкая война 1827-1828 годов, где лейб-гренадеры как бы оправдывались за свое присутствие среди мятежных войск на Сенатской площади 14 декабря 1825 года... После того российская гвардия изрядно потрепала польских мятежников на Гроховском поле и при местечке Остроленке, а в 1831 году гвардейские гренадеры участвовали во взятии Варшавы.
     К этому времени Кочетков как раз отслужил 20 лет, отказавшись от офицерского звания – следовательно, он был унтер-офицером, но «вчистую» не ушел, а остался на сверхсрочную. Причем продолжать свою службу старый гренадер решил не на петербургских паркетах, а в Кавказском корпусе, где провел в боях пять лет – причем на десять месяцев он оказался в плену у разбойников. С Кавказа Василий Николаевич возвратился в 1847 году, было ему тогда уже «шестьдесят с гаком», самое время подумать об отставке. И он действительно закончил службу – правда, лишь после того как в 1849 году побывал в Венгрии, где войска государя Николая Павловича помогали австрийским союзникам навести порядок...
     Наверное, так бы и затерялись следы гренадера Кочеткова, однако события Крымской войны вновь позвали ветерана в строй. Старик добрался до Севастополя, стал в ряды сражающихся за город и даже участвовал в вылазках осажденного гарнизона. Когда же он возвратился в Петербург, то государь Александр II зачислил старого служаку в лейб-гвардии Драгунский полк, где Кочетков прослужил шесть лет, а после того поступил в роту Дворцовых гренадер – ту самую особую часть, где все воины служили добровольно... Рота несла службу в Зимнем дворце, и придворная служба явно не приглянулась ветерану, который вскоре отправился в Среднюю Азию, где дрался под знаменами славного генерала Скобелева, отвоевывая Самарканд и Хиву... В свою роту он воротился лишь в 1873 году – заметим, 88 лет от роду. Правда, здесь он опять-таки пробыл недолго, потому как уже через три года отправился волонтером в действующую армию за Дунай и, подумать просто страшно, дрался на Шипке – это же крутейшие горы, совершенно немыслимые условия. Но ветерану Отечественной войны 1812 года все оказалось по плечу...
     Закончив войну, Кочетков опять возвратился в роту Дворцовых гренадер, прослужил в ней еще 13 лет, а затем решил возвращаться в родные края. Но не сбылось... Как сказано в «Вестнике военного духовенства», «смерть застигла беднягу-солдатика совершенно неожиданно, в то время, когда он, получив увольнение в отставку, возвращался на родину, спеша повидаться с родственниками, пожить на покое после продолжительной службы».
     Пожалуй, большего боевого пути, чем у этого гренадера-«контрактника», ни у кого другого не было.
     Дворцовые гренадеры
     Рота Дворцовых гренадер была сформирована в 1827 году и несла почетную караульную службу в Зимнем дворце. Поначалу в состав ее вошли гвардейские солдаты, прошедшие всю Отечественную войну – сначала от Немана до Бородина, потом от Тарутина до Парижа. Если караулы, наряжаемые от гвардейских полков, охраняли государя, то основной задачей дворцовых гренадеров было следить за порядком и приглядывать за ушлыми придворными служителями – лакеями, истопниками и прочей братией. Если в ХХ столетии усиленно кричали о «гражданском контроле» над армией, то в XIX столетии понимали, что надежнее и спокойнее будет, когда дисциплинированные и честные военные приглядывают за штатскими ловкачами...
     

---

     «Вольноопределяющиеся – лица с образовательным цензом, поступившие добровольно, не вынимая жребия, на действительную военную службу нижними чинами. Добровольная служба вольноопределяющихся покоится не на договоре, а на законе; она является той же воинской повинностью, но лишь с видоизменением характера ее выполнения».
     (Военная энциклопедия. 1912 год).
     

---

     Сначала в роту отбирали старослужащих, а впоследствии стали набирать тех, кто полностью выслужил срок, то есть «контрактников». Содержание по воле императора Николая I им сразу было определено очень хорошее: унтер-офицерам, приравненным по чину к армейским прапорщикам, – 700 рублей в год, гренадерам первой статьи – 350, гренадерам второй статьи – 300. Унтер-офицер дворцовых гренадеров реально являлся офицером, вот и получал офицерское жалованье. Такого непотребства, чтобы даже «контрактный» солдат даже самой «элитной» части получал жалованье больше офицерского, в Русской армии отродясь не бывало. Кстати, в роте, охранявшей Зимний дворец, не только служили солдаты-«контрактники», но и все ее офицеры выслужились из простых солдат, они начинали службу в качестве таких же рекрутов, как и их подчиненные!
     Можно понять, что император Николай I, учредивший эту роту, испытывал к ней особенное доверие, которое дворцовые гренадеры оправдывали сполна. Достаточно вспомнить пожар в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года, когда они совместно с караульными преображенцами выносили портреты генералов из Военной галереи 1812 года и самое ценное дворцовое имущество.
     Их ведь все время ориентировали, что здесь считается самым дорогим, за чем нужен особенный пригляд... Кстати, тут стоит вспомнить про то, как посреди горящего зала появился государь Николай Павлович и, увидав, что гренадеры, надрываясь, тащат огромное венецианское зеркало, сказал им: «Не надо ребята, оставьте! Спасайтесь сами!» – «Ваше величество! – возразил один из солдат. – Не можно, оно же таких громадных денег стоит!» Царь хладнокровно разбил зеркало канделябром: «Теперь-то оставьте!»
     Двое из гренадеров – унтер-офицер Александр Иванов и Савелий Павлухин – погибли тогда в горящем здании... Настоящая армейская служба нигде не бывает легкой, она всегда таит в себе какую-то потенциальную опасность. В прежние времена этот «фактор риска» старались компенсировать хотя бы материально...
     ...Вот в принципе и все, что хотелось бы рассказать об истории «контрактной службы» в России. Как видите, чем-то надуманным, искусственным она не являлась, и пользу – при условии всесторонне продуманной ее организации – для армии и для России она приносила немалую.
     Однако нелишне было бы напомнить, что никогда – даже в самом начале своей истории – наша регулярная армия не была чисто «контрактной». «Контрактники», как бы их при этом ни называли, являли собой элитарную часть «нижних чинов», были надежным связующим звеном между офицерами, командным составом и рядовым, унтер-офицерским составом, «становым хребтом» той самой Русской армии, которая отважно дралась при Полтаве и Бородине, защищала Севастополь, переходила Балканы и благодаря бездарности высшего государственного руководства исчезла не побежденной на полях Первой мировой войны.

     На снимках: Неизвестный художник. Дворцовый гренадер.
     В. ШИРКОВ. Сверхсрочный рядовой Ямбургского уланского полка. 1845.