- Борис Васильевич, вы были одним из немногих военачальников, возражавших против спешного вывода советских войск из Германии.

     - По-прежнему уверен в своей правоте. Группировка наших войск в Германии насчитывала более полумиллиона военнослужащих. Боевая учеба в танковых, общевойсковой и воздушной армиях велась чрезвычайно интенсивно – в Германии служили наиболее подготовленные офицеры и наиболее обученные солдаты и сержанты. Кстати, высокий уровень подготовки наших военнослужащих постоянно отмечали и западные коллеги, регулярно бывавшие на наших полигонах и своими глазами видевшие, как ведется боевая учеба в частях и соединениях Группы войск.
     Присутствие российских войск в Европе, без сомнений, влияло и на международный климат – уверен, что, сохранись оно, события, к примеру, в бывшей Югославии развивались бы иначе.

     - Вы в свое время стали первым среди своих однокурсников по Киевскому училищу самоходной артиллерии младшим лейтенантом, который за мужество в боях с фашистами был награжден орденом. Что особенно запомнилось со времен Великой Отечественной?

     - Первый бой, в котором мне довелось участвовать, произошел 25 ноября 1943 года. Тогда 9-й гвардейский полк прорыва, куда меня назначили после выпуска из военного училища, получил задачу прощупать, какими силами обороняются немцы. В атаку пошла одна батарея. Возглавил же ее командир полка.
     Немцы оборонялись умело. Когда я выскочил в нейтральную зону, меня сразу обстреляли. Благо, не попали. Дело было осенью, в ноябре, глина украинская – бездонная, танк, самоходка глубоко проваливаются. Вот мы один раз выползли, вижу: немцы недалеко. Выстрелил, сдал назад. Потом еще раз на бугор поднимаюсь и стреляю. Вижу – попал. «Тигр» горит. Третий раз только выполз, сразу же получил в борт немецкий снаряд.
     Механик – старший сержант Антонов - по переговорному устройству кричит: «Командир, мы заглохли!» «Почему?» - спрашиваю, а сердце оборвалось. «Не знаю!», - слышу в ответ. Немец продолжает стрелять, от брони искры летят. «Покинуть машину!», - даю команду.
     Мы выпрыгнули из машины и спрятались за ней. Немцы совсем рядом. Машина и экипаж в их распоряжении, видимо, посчитали они. Вражеская пехота перебежками начала приближаться к нам. Все ближе и ближе их непривычной формы каски. Но они не успели. Выручил механик-водитель – старший сержант Антонов, толковый, хороший парень. Он был старше меня по возрасту и более опытным: уже успел повоевать.
     Антонов переполз ближе и говорит: «Лейтенант, давай я сзади поднимусь в машину – они не заметят. Попробую завести». «Давай», - отвечаю. А сам думаю, что выхода иного все равно нет.
     Антонов поднялся в САУ и начал ковыряться. Я и два бойца в колее под гусеницей лежим и готовимся к рукопашной. До гитлеровцев уже рукой подать. Пятого члена экипажа я послал доложить командиру полка о происходящем, и он пополз по колее в сторону наших позиций.
     Прошло несколько томительных минут. Механик кричит: «Я сейчас заведу, из колеи вывернитесь». Ползти нельзя - через себя перевалился несколько раз. «Ушел», - кричу что есть мочи. Мотор заревел. Слышу, Антонов отрегулировал газ и заскрежетал рычагами…
     Мы сами не видели, но позже рассказывали, как мой механик, дав задний ход, закрепил рычаги, вылез из машины на броню и в таком положении наблюдал за движением самоходки. Важно было не подавить пехоту. Антонов – фронтовик опытный, сразу это понял. После того как САУ удачно миновала передовые траншеи, сержант развернулся и вывел самоходку на сборный пункт полка.
     Я же в это время пополз по колее в сторону передовой. Полз долго. В конце концов добрался к своим. Нашел командира полка полковника Тиберкова и начал докладывать: «Товарищ полковник…» А он: «Я все видел! Молодец, Снетков! Так и надо воевать». И начальнику штаба подполковнику Очкасову: «Оформите представление на награждение».
     «Разрешите идти забрать машину», - уточняю. «Я тебя сейчас отправлю во второй эшелон, помоешься, приведешь себя в порядок и будь спокоен: другую самоходку дам…»
     В ожидании прошла неделя, другая, третья. Вызывают меня в штабную избу. Захожу в комнатенку начальника штаба. В ней один подполковник Очкасов. Без особых церемоний и вступительных слов он зачитал приказ о награждении меня орденом Красной Звезды и вручил награду.

     - Девятнадцатилетние лейтенанты очень быстро мужали на фронте.

     - На войне все просто, но самое простое в высшей степени трудно. Обстановка действительно учила и закаляла. Учились видеть поле боя. С закрытым люком воевать неудобно. Экипаж приходил новый, сам обучал, тренировал. Особое внимание - работе заряжающего. Полк был вооружен тяжелыми самоходными установками СУ-152. СУ-152 называли «зверобоем», так как она была очень эффективным средством борьбы с немецкими танками «тигр», «пантера». Ее снаряды не только проламывали броню вражеских танков, но нередко срывали с них башни, разбивали и опрокидывали средние танки. Бронебойный снаряд весил 48 килограммов, а осколочно-фугасный - 43, заряжание раздельное. Из-за поршневого затвора скорострельность составляла всего два выстрела в минуту. Не успел зарядить - и все! Но если успел, держись, противник! Пушка такая, что лишь бы зацепило супостата. Расколет все что угодно, а пехоту разбросает. Огонь с дистанции 1.500 метров и ближе уничтожал любой танк противника. Позже в академии я вычитал, что немцы нас называли «открывателями консервных банок». Проходимость, броневая защита, подвижность и постоянная готовность к открытию огня позволяли самоходным установкам сопровождать танки, пехоту и оказывать им постоянную и эффективную поддержку мощным огнем. При отражении атак противника были эффективны действия попарно: один ведет огонь по танкам противника, второй следит из-за укрытия за маневром техники немцев и огнем обеспечивает действия первого СУ-152. Применение самоходных установок в качестве неподвижных орудий на переднем крае бессмысленно. Всем этим премудростям мы учились на поле боя.

     - Вы принимали участие и в войне с Японией. В чем, на ваш взгляд, причина того, что она так быстро завершилась нашей победой?

     - По умению воевать и преданности стране нашего солдата ни с кем нельзя сравнить. Это и стало главной причиной скорой победы.
     В начале августа 1945 года войска подошли к границе, изготовились. С советской стороны все приграничье было нашпиговано сотнями танков, пушек, тысячами солдат. Во время проведения рекогносцировки с целью определения места перехода государственной границы офицеры управления полка впервые увидели врага воочию. Это были японские пограничники.
     Сильного сопротивления мы не встречали. Японская армия была парализована стремительными действиями наших войск, раздроблена и деморализована. Да и, откровенно говоря, воевать вне приграничной зоны было не с кем. Странно, конечно: японцы все время вели себя очень вызывающе, провоцировали нас. Но чем они собирались воевать? Против наших СУ-152 у них были танки с 37-миллиметровой пушкой! Я ни разу не видел, чтобы горели советский танк или самоходка. Погибшие и раненые были, особенно вначале, при переходе границы. Среди танкистов и артиллеристов особых потерь не было.
     Разговоры об исключительности японского воинства были лишь мифом. Они не могли устоять против армии-победительницы, солдат и офицеров, имеющих колоссальный опыт, мощнейшее вооружение.
     

На снимке: таким Борис СНЕТКОВ встретил победный сорок пятый.