10 апреля у Иллариона Чуличкина двойной юбилей – в этот день ровно 60 лет назад был подписан Указ о награждении его Золотой Звездой Героя и в этот же день ему исполняется ровно 90 лет.
     - По нынешним временам меня можно считать долгожителем, - говорит Илларион Федорович, - но у нас на Рязанщине, в деревне Горяпино, где я родился, таких долгожителей немало. Да что далеко ходить за примерами. Оба моих деда прожили более ста лет, мать чуть-чуть до сотни не дотянула. А я ко всему прочему еще и везучим считаюсь. Ведь сколько раз в меня смерть своей косой целилась и всякий раз промахивалась...
     Илларион Чуличкин вступил в Великую Отечественную с первых дней. В предвоенные годы отслужил срочную, уволился в запас в звании старшего сержанта и на фронт под Ленинградом пришел зрелым красноармейцем, в возрасте 26 лет. Его назначили командиром отделения артиллерийской разведки батареи. А до войны он отвечал в полковой школе за физическую подготовку. Пришлось осваивать новую военную специальность буквально на ходу и в очень сжатые сроки – фашисты давили на защитников Ленинграда со страшной силой.
     Первый раз холодную руку смерти он почувствовал во время корректировки артиллерийского огня у Вороньей горы. Требовалось сменить наблюдательный пункт. Сделать это можно было обходным путем по системе траншей. Но разведчику дорога была каждая секунда, и он рванул к новой позиции по открытой местности. И надо было такому случиться, за ним погнался немецкий самолет. Летит низко, на малой скорости, будто издевается. Илларион снял с плеча винтовку и начал палить по нему. Летчик погрозил разведчику кулаком, а Чуличкин в ответ повертел пальцем у виска – жест международный. Немец развернулся и начал настоящую охоту за одиноким бойцом. Земляные фонтаны от пуль взрывались буквально под ногами, но Чуличкин продолжал бежать. Фашистский стервятник, сделав разворот, начинает новую атаку. Снижается чуть ли не до самой земли. Похоже, вот-вот скосит...
     В этот момент Илларион увидел впереди канаву, заполненную водой, плюхнулся в нее, только нос снаружи. Но немец засек цель и начал бить по ней почти в упор. Пули ложились в нескольких сантиметрах от лица, забрызгивая его водой и грязью.
     - Как не задели, - вспоминает с недоумением Чуличкин, - до сих пор не пойму. Когда немец улетел, я еще минут двадцать лежал в воде, не мог прийти в себя. Командир батареи старший лейтенант Волынский, наблюдавший за этим поединком, потом сказал: «Везучий ты, Илларион».
     Ему повезло и в следующей переделке, когда снова от смерти был на волоске. Случилось это во время боя на юго-западном склоне Пулковских высот. Артиллеристы поддерживали огнем контратаку пехоты. Командир батареи и разведчики, естественно, в гуще боя. Рядом связисты, один из расчетов на руках катит пушку. И вдруг среди гула боя Чуличкин услышал характерный шелест падающего тяжелого снаряда. Не раздумывая, во все горло крикнул: «Ложись!» Все, кто был рядом, упали на землю, а старший сержант на секунду задержался, чтобы проверить, как выполнена его команда. Все остались целы и невредимы, а он схлопотал осколок в правое колено. И Волынский еще раз заметил: «Везучий ты, Илларион».
     Отлежав два месяца в госпитале, Чуличкин получил направление в инженерно-саперный батальон. И пошла новая служба – минирование, разминирование, проделывание проходов в немецких оборонительных заграждениях, строительство колонных путей, наведение переправ. Сапер, как известно, ошибается только раз. Чуличкин даже под ураганным огнем противника не допускал ошибок, и о нем здесь тоже стали говорить, что старший сержант заговоренный, везучий.
     Как-то саперной роте предстояло восстановить взорванный мост через Черную речку. Как только саперы начали работу, неподалеку с перелетом взорвался снаряд. Через несколько секунд – второй. Уже с недолетом.
     - Надо немедленно отправить людей в укрытие, - сказал Чуличкин лейтенанту, недавно принявшему роту, - сейчас будет массированный артналет.
     - Не наводи панику! – отмахнулся лейтенант.
     И тогда старший сержант сам скомандовал:
     - Всем в укрытие!
     Не успел офицер сделать выговор подчиненному, как у переправы начали рваться один за другим снаряды крупного калибра. А по телефону подстегивают: ускорьте ремонт моста!
     - Что будем делать? – спросил Чуличкина лейтенант.
     - Дайте мне троих саперов, и мы продолжим работу пока небольшой группой.
     Только стали затаскивать на пролом моста новые бревна, как начался второй артналет. Одного бойца ранило. Его заменили другим и работы продолжили. Потом ранило второго. Его тоже заменили. То ли Чуличкин оступился, то ли взрывная волна помогла, но он вдруг оказался в воде. И, выбираясь на берег, внезапно увидел в трехстах метрах от моста среди валунов немца с биноклем. Это он, сволочь, корректировал огонь. Подозвал солдата, считавшегося в роте самым метким, и поставил задачу:
     - Вон там, среди валунов, сейчас появится. Постарайся снять.
     Боец с заданием справился одним выстрелом. Мост был восстановлен к сроку, и по нему вскоре пошла наша бронетехника.
     Когда фашистов разгромили под Ленинградом, Илларион Чуличкин со своим батальоном двинулся на Запад. Через Прибалтику, Белоруссию, Польшу. Через десятки рек и речушек саперы наводили переправы, снимали мины под шквальным огнем, сами вступали в схватки с фашистами. Многих боевых друзей он оставил в нашей земле, польской, германской, а сам выходил из огня, словно заговоренный.
     Но среди всех тех горячих дней один помнится так отчетливо, словно все происходило не далее как вчера.
     Это было 24 января сорок пятого года. под густой дымовой завесой один из полков наступающих войск с ходу форсировал Одер и овладел плацдармом на противоположном берегу. Но без поддержки бронетехники развить успех не удалось. Саперам приказали срочно навести понтонный мост. Когда мост соединил берега Одера, через него сразу рванула тяжелая техника. Вот танк взлетает на первый понтон, который начинает глубоко проседать в воду. Танкист дает газ, и машина уже на втором понтоне, на третьем, четвертом... Успех решает скорость. Бронированная махина идет словно по крутым волнам. Дух захватывает от этого зрелища!
     Немцы начинают контратаку, и нашим нужна немедленная поддержка. А тут, как назло, случается то, чего больше всего опасаются саперы, - один из танков глохнет на середине моста, понтон стремительно погружается, рвет соединительные крепления и вместе с танком идет ко дну. Завоеванный плацдарм оказывается под угрозой потери. Выступающий над поверхностью воды танк цепляют буксиром и вытаскивают. Надо немедленно убирать поврежденные крепления понтона, чтобы на его место завести новый. Как это сделать в ледяной воде почти на двухметровой глубине, никто не знает.
     Тогда Чуличкин снял с себя верхнюю одежду, взял инструмент и нырнул в обжигающую холодом воду. Пока мог не дышать, успел снять только одно крепежное соединение. Вынырнув, попросил спирта. Тут же кто-то принес целую канистру, растерли им мужественного сапера с головы до ног. И снова в воду. Он уже не может точно вспомнить, сколько раз ему пришлось опускаться с головой в ледяную купель. То ли пять, то ли шесть. Но, удивительно, холода почти не чувствовал. А когда закончил работу и увидел, как по мосту пошли танки, вот тут у него и начался колотун, застучали зубы. Его снова до боли растирали спиртом, заставили и внутрь принять.
     - Сотни солдат и офицеров ты спас, старший сержант, своим мужеством и мастерством, - сказал подъехавший из штаба фронта генерал. - Спасибо тебе, сынок. Скорее выздоравливай!
     А Чуличкин до сих пор удивляется, что даже не простудился во время того ледяного купания. Везучий, в общем.
     Войну он закончил в Чехословакии. После демобилизации вернулся в Ленинград на свой родной завод «Дизель». Его, как кавалера Золотой Звезды, не раз пытались выдвинуть на руководящую должность, а он ни в какую: люблю, дескать, свою слесарную профессию. А сам убежденно считает, что, если кто отлично владеет своей профессией, добросовестно исполняет положенное, тому и везет. Независимо от того, воин он или слесарь.