В канун Великой Победы мы подготовили для наших читателей материал, в котором сами ветераны расскажут о том, что они пережили и испытали тогда, в мае сорок пятого. Его главными героями стали американец и русский, участники знаменитых встреч на Эльбе. Правда, тогда они «разминулись», зато им удалось встретиться спустя 60 лет на праздновании 60-летней годовщины «соединения на Эльбе» и Дня Победы в Москве. Конечно, на события конца войны у каждого из них свой взгляд, но при этом «дух Эльбы», который сейчас превращается в символ преодоления наследия «холодной войны», для них обоих – не пустые слова.
     Русский американец
     Визитная карточка
     Белоусович Игорь Николаевич родился 3 апреля 1922 года в Шанхае в семье русского военного летчика штабс-капитана Н.И. Белоусовича. После окончания гражданской войны семья Белоусовичей перебралась сначала в Китай, а затем в США, в Сан-Франциско. В 1941 году Игорь Белоусович поступил в Калифорнийский университет, из которого в 1943 году был призван в армию. В 1947—1948 гг. завершил обучение в университете, прослушав к этому времени все учебные курсы, относящиеся к истории России и СССР. В 1956 году поступил на службу в аналитический отдел госдепартамента США, где специализировался по отношениям с Советским Союзом и по советской политике в странах Азии. В 1976—1977 гг. был первым секретарем политического отдела американского посольства в Москве. В госдепартаменте проработал до начала 1991 года. После войны остался в запасе армии, ушел на пенсию в 1974 году в звании подполковника.

     - Как вы оказались участником встречи на Эльбе?

     - Я воевал в составе 69-й стрелковой дивизии. В апреле 1945-го мы вышли к Мюлде, притоку реки Эльбы. Советские части дошли до Эльбы и остановились. Между американскими и советскими войсками оставалась лишь небольшая полоса земли. И несколько дней фактически мы ждали встречи друг с другом. Наконец 25 апреля наша дивизия выслала вперед три разведывательных патруля. В одном из них очутился и я. Кто-то в штабе вспомнил, что в такой-то роте есть как будто русскоговорящий. А кроме того, у меня в кармане был фотоаппарат - единственный на весь полк. Благодаря ему я смог сделать ряд уникальных снимков нашей исторической встречи.

     - Как прошла сама встреча? Какие у вас остались от нее впечатления?

     - 25 апреля пополудни мы увидели на довольно значительном расстоянии от нас всадников – цепочку конного дозора. Это был советский кавалерийский патруль. У меня есть снимок самой встречи, где запечатлен момент, когда наш патруль подошел к спешившимся советским военным. На фото – группа ваших и наших офицеров, среди них – мой командир майор Крейг, а также капитан Фокс. Он был историком 5-го американского корпуса, я даже не знал, что существует такая должность. Встреча была очень короткой, потому что у ваших военных было свое назначение, они ускакали в одном направлении, а мы продолжили движение по направлению к реке Эльбе.

     - Вы обменивались какими-то знаками отличия?

     - Ну, это произошло немного позже. Мы доехали до Эльбы, а там советские части уже устроили переправу через реку. Это был такой плот на понтонах, который тянули с одного берега на другой стальными тросами. Нас переправили на восточную сторону, где мы увидели группу офицеров из штаба 58-й гвардейской стрелковой дивизии, включая командира дивизии генерала Русакова. Я представил моего командира генералу. Возник интересный момент – я обратился к генералу, чтобы узнать его фамилию и затем сообщить ее командиру. И он как-то замешкался. Я увидел выражение неуверенности на его лице. Генерал посмотрел на стоящего рядом полковника, который не отходил от него ни на шаг. Ну, вы знаете, кто это был, – его политрук. Я увидел, что этот полковник ему так незаметно кивнул – значит, можно сказать (смеется).

     - А разве американских военных никак не инструктировали, как нужно проводить встречи с русскими?

     - Нет, никаких указаний или инструктажа не было. Так вот, на восточном берегу Эльбы мы провели ночь, нас накормили, а вернее, напоили, так что на следующее утро у меня голова разболелась. Днем мы вернулись обратно в расположение нашей части. Так что, как видите, встреча на Эльбе произошла быстро и просто. Но мы все понимали, что это был исторический момент, так как он фактически означал конец войны в Германии и во всей Европе.

     - У вас были еще встречи с советскими военными?

     - Пока мы стояли на западном берегу Эльбы, конечно, происходило общение между американцами и русскими. Это был довольно кратковременный период, когда и у вас, и у нас была свобода общения. Все улыбались, хлопали друг друга по плечу, обменивались сувенирами. Мы, американцы, очень хотели приобрести красные звездочки. У меня, кстати, сохранилась одна до сих пор. Потом мы отошли из этого района, так как по официальному соглашению советские войска должны были занять зону около Эльбы.
     Надо сказать, что примерно через две недели после 25 апреля в Лейпциге прошли официальные встречи советских и американских военных, состоялся даже небольшой парад. В общем, были соблюдены все формальности. Американские генералы наградили советских генералов и наоборот.

     - После знаменательной встречи на Эльбе вы оставались еще какое-то время в Германии. Вы были в Берлине?

     - Нет, в Берлине не был. Здесь, в России, многие спрашивают, как мы праздновали конец войны в Европе и победу над Германией. Я могу ответить на этот вопрос так. Для нас это не было концом войны. Все ожидали, что нас переправят на Дальний Восток, в Азию, поскольку война с Японией продолжалась.

     - Через несколько лет после американо-российской встречи на Эльбе началась «холодная война». Вы помните, как происходил этот переход, как менялись советско-американские отношения?

     - На этот ваш вопрос я могу ответить так. Во время «холодной войны» возникало много достаточно опасных моментов. Но постепенно обе стороны поняли, что отношения уже настолько опасны, что нужно предпринимать меры, чтобы не случилось ничего действительно трагического. Отсюда начинались культурные обмены, различные официальные встречи и мероприятия. Надо отметить, что «дух Эльбы» продолжал теплиться и жить, потому что ветераны встречи, ваши и наши, установили неформальные связи. В тот период, конечно, и советское руководство, и наше относилось к этому довольно недоверчиво. Но вы знаете, никто не делал настоящих препятствий по очень понятной причине. Потому что если бы одна сторона наложила запрет на подобные встречи, то она сразу бы потерпела серьезное поражение на уровне пропаганды.

     - В каких формах протекало это неформальное общение?

     - Были встречи, которые проходили и в Вашингтоне, и здесь, в Москве. Особенно много их было во время праздников, юбилеев. Потом мы также бывали в Германии, в Торгау. Я был в Германии 10 лет назад, но встречи ветеранов проходили и раньше. Я также много лет поддерживал контакты с рядом участников встречи на Эльбе. Например, несколько раз встречался с Александром Ольшанским. В 1945 году он был сержантом, после войны остался в армии и со временем достиг звания генерала. Могу сказать, что мы подружились и он для меня был близким человеком. Еще один ветеран, с которым я часто встречался и беседовал, - Александр Сильвашко. В 1945 году он вместе с Биллом Робертсоном участвовал в знаменитой встрече на полуразрушенном мосту через Эльбу. Как мне удалось узнать, в настоящее время он находится на юбилейных встречах в Торгау.

     - Как вы оцениваете: кто победил во Второй мировой войне и какова была роль Советской Армии в этой Победе?

     - На эту тему, думаю, были написаны сотни книг… Вы знаете, потери и жестокость войны и масштабы войны в Советском Союзе во время вторжения немецких войск были просто потрясающими. Обо всем этом мы, конечно, помним. У нас же, как вы знаете, была война на двух фронтах, в том числе на Дальнем Востоке с Японией. В Тихом океане возникали очень жестокие бои.
     Я знаю, что в то время советское руководство считало, что союзники на западе высадились во Франции слишком поздно. Но эта высадка была очень сложной, это была своего рода уникальная операция, через Нормандию были переправлены сотни тысяч военнослужащих со всем обмундированием, провиантом, оружием, танками. Я думаю, раньше, чем это было сделано, совершить высадку было бы невозможно и очень рискованно, ее нужно было тщательно подготовить. То есть никаких политических соображений относительно сроков высадки в Нормандии, на мой взгляд, не было.

     - Как, на ваш взгляд, менялся Советский Союз в послевоенные годы? И как меняется теперь Россия?

     - Вы знаете, вопросами взаимоотношений с СССР я занимался много лет. В конце 80-х годов я видел, что приближается критический момент, и осознавал, что это не только важный период в истории, но также что он касается меня лично как русского американца.
     Что касается перемен здесь. Вы знаете, я бывал здесь достаточно часто в годы старого доброго застойного времени. Но что меня поразило, так это Россия сейчас. Москва просто преобразилась, я ее не узнаю. И сам народ изменился. Россия входит в совершенно новый период истории, присоединяется ко всему миру. Вы знаете, исчезновение идеологического измерения привело к тому, что вы и мы обрели общий язык, это очень важно.
     Помощник начштаба
     Визитная карточка
     Бородин Владимир Прокофьевич родился 9 ноября 1923 г. в городе Спас-Клепики Рязанской области. Отец, П.К. Бородин, был преподавателем народного училища, затем первым секретарем уездного комитета ВКП(б). Владимир с отличием окончил школу в Рязани. 30 октября 1941 г. призван в Красную армию. В феврале 1942 г. назначен во взвод пешей разведки 37-го гвардейского стрелкового полка 12-й гвардейской стрелковой дивизии. Боевое крещение получил в районе города Сухиничи, где 8 марта 1942 года был ранен. Войну закончил первым помощником начальника штаба 29-го стрелкового полка. В 1947 году назначен в Рязанский областной военный комиссариат, затем начальником отдела управления кадров Московского военного округа. После чего переведен в Главное управление кадров Министерства обороны СССР, где работал заместителем начальника отдела. В декабре 1968 года уволился из Вооруженных Сил по состоянию здоровья в звании полковника. В настоящее время Владимир Прокофьевич - помощник председателя Московского комитета ветеранов войны.

     - Вы тоже участник встречи на Эльбе…

     - Говоря об этом эпизоде войны, обычно имеют в виду встречу с американскими войсками в районе Торгау. Да, действительно, первая встреча произошла на 1-м Украинском фронте. Но вторая встреча, состоявшаяся на неделю позже, произошла на 1-м Белорусском фронте, которым командовал Г.К.Жуков. Это было в районе города Виттенберге. Вот в этой встрече я как раз и участвовал. Я воевал в 12-й гвардейской краснознаменной стрелковой дивизии, которая прошла от Брянска и Тулы до Эльбы, воспитала 74 Героя Советского Союза.
     1 мая 1945 года мы штурмом взяли город Нойрупен, это примерно километров 20 - 25 севернее Берлина. Это был район дач, там было прекрасное озеро – Рупинензее. Наш 29-й гвардейский стрелковый полк, в котором я служил, был передовым. И после того, как мы захватили Нойрупен, нам была поставлена задача продолжать движение на запад к Эльбе. До реки было километров 20—30, и необходимо было узнать, кто там стоит – то ли англичане, то ли американцы, потому что мы входили в стык и тех и других.

     - И как прошла ваша первая встреча? Что больше всего запомнилось?

     - 2 мая к вечеру мы достигли Эльбы. На нашей стороне реки мы увидели сотни и, может быть, даже больше палаток и плащей, на которых лежали раненые немцы. В основном они были из подразделений нескольких дивизий СС. Ранения они получили в боях с американцами. На той стороне реки были американцы, которые подошли сюда примерно за неделю или дней за пять до этого. Они уже организовали переправу – ходил маленький пароходик, который и перевозил людей с одного берега на другой. Мне командир дивизии Дмитрий Кузьмич Мальков приказал съездить на ту сторону и договориться о его встрече с командиром американской дивизии. Это была 84-я пехотная дивизия.
     Мы вышли на берег и помахали фуражками. Пароходик к нам подошел, но находившиеся на нем увидели, что их ожидают красноармейцы, и вернулись обратно. Минут через 15—20 пароходик снова подошел, взял нас на борт и доставил на тот берег. Там нас встретил подполковник 84-й пехотной дивизии армии США, дивизионный инженер. Мы расцеловались, обнялись. Он предложил поехать с ним, сказав, что недалеко, километров 20—25, находится штаб, командир которого с удовольствием с нами поговорит. Поехали туда мы на джипах – два наших связных, Молдобаев и Бойко, и я. Приехали в расположение штаба. Ну, скажу, воевали они с комфортом, не то что мы.

     - Это как? Расскажите поподробнее…

     - Ну что сказать? Как, например, располагался штаб? Это был готический особняк, вилла. Мы вошли в здание, примерно половину первого этажа занимали столы, за которыми сидели и работали офицеры. Чуть повыше была большая комната, где и находился командир полка полковник Хоу, к которому нас пригласили. Самой большой проблемой для нас был язык. Я по-немецки тогда уже немножко – «Hande hoch!» – знал, ну и решили пригласить их переводчика немецкого языка, американца. Полковник Хоу высказал восхищение тем, как мы освободили от фашистов Берлин. Потом он отдал приказ, и нам принесли бутылку какой-то бурой жидкости. Оказалось, это коньяк, который мы еще никогда не пили. Налил он нам, значит, по маленькой мензурочке, причем, что интересно, переводчика своего, американского капитана, они не пригласили к столу. В нашей армии обычно если мы у командира полка в землянке обедали, то кто там находился, всех к столу приглашали – прямо с котелками, каждому законные 100 граммов давали. А там нет, этикет.
     Потом, значит, Хоу показывает мне на плечи и спрашивает, что это такое. А я недели две до того получил звание майора. Я ответил, это знаки различия, вот я – майор… Он пожимает плечами, мол, какой же ты майор, и достает американский журнал военный, свежий номер. Там все знаки различия бойцов и командиров Красной Армии описаны. Но это были старые знаки, которые у нас еще в 1943 году отменили. А он мне, значит, говорит – у майора на погонах должны быть две шпалы, а что у тебя на плечах? Потом все же разобрались.

     - После этой встречи вы еще встречались с американцами на Эльбе?

     - Следующая встреча произошла на следующий же день. Я получил приказ от командира дивизии поехать на ту сторону и решить ряд проблем. Нам нужно было перенести встречу с командиром американской дивизии, так как командующий нашей армией Белов собирал в тот день всех своих командиров дивизий для подведения итогов Берлинской операции. Поэтому наш комдив не мог в назначенный день встретиться с американцами.
     Привезли нас в штаб дивизии. Это была настоящая роскошь – какой-то особняк, графский или баронский, все убрано. Сначала для беседы пригласили польского переводчика, потом меня пригласили на второй завтрак в громадный зал. По всей длине зала стоял большой стол, слева и справа - стулья черного мореного дуба, на каждом стуле чехол, где выбита эмблема дивизии. А эмблема дивизии была такова: на красном фоне белый топор рубит белое полено (поэтому американцы по-свойски называли свою дивизию «лесоруб»). Опять разговор зашел о Берлинской операции, и американские офицеры на немецком языке рассказывали, что испытывали чувство удовлетворения от того, как хорошо русские ее провели. Потом все офицеры встали, ну и я встал. Какой-то офицер принес и передал генералу какую-то коробочку, тот раскрыл ее и вручил мне нарукавный знак этой дивизии. Я его долго хранил как память. Лет десять назад приехали французские журналисты, попросили его сфотографировать.

     - Вы свободно общались с американскими военными, или давались какие-то указания свыше по этому поводу?

     - Да какой там мог быть инструктаж, мы даже не знали, с кем мы там встретимся. Это на 1-м Украинском фронте встречались большие начальники, а у нас было по-другому - по-простому, по-дружески.

     - Когда вы воевали, каково в армии было отношение к проблеме открытия второго фронта?

     - Второй фронт мы отождествляли… с американской тушенкой. Когда мы ее получали, то говорили: «О! Второй фронт на передовую прибыл».

     - А если серьезно?

     - А это серьезно. Мы были, например, очень довольны американскими машинами - «студебеккерами», «джипами», «виллисами». Это роскошные машины, и, по сути дела, они нам помогли нашу артиллерию посадить на механическую тягу. Скажем, «студебеккеры» тащили по бездорожью наши орудия, пушки 76-миллиметровые ЗИС-3, которые были очень тяжелые. В смысле другого оружия, то некоторые летчики, как известно, воевали на американских самолетах. Даже Покрышкин, трижды герой, сбивал немецкие самолеты на американской «Авиакобре».
     Я начал войну солдатом, разведчиком, а кончил ее майором, замом начальника штаба стрелкового полка, поэтому я полковую и дивизионную жизнь знаю хорошо. Мы с самого начала никаких надежд на американцев не возлагали. Мы были уверены, что если американцы затянут со вторым фронтом, то мы дойдем до Ла-Манша и поможем американцам форсировать Ла-Манш…

     - После окончания войны вы некоторое время оставались в Германии…

     - После войны мы жили в немецком городе Нортхаузе, в районе Гартца, там, где немцы ракеты делали. Там до конца 1946 года находилась и наша дивизия. Потом ее вывели под Рязань. А в Берлин я ездил уже через много лет после войны.