Первый выстрел
1941 год. Второй день войны с фашистами. В Москву уходит телеграмма: «Наркому обороны Тимошенко. Дорогой товарищ Тимошенко. Прошу зачислить в фонд обороны СССР присужденную мне Сталинскую премию...» И подпись - полковой комиссар запаса Шолохов. Это соответствовало званию полковника.
Первый приказ
Через несколько дней ответственный редактор газеты «Красная звезда» направил в Вешенскую телеграмму с первым для писателя приказом: «Явиться к месту назначения».
Редактор Д.И. Ортенберг оставил воспоминания:
«Шолохов явился раньше, чем мы ожидали... Все в редакции отметили - новобранец прибыл, чтобы начинать бои, - сдал очерк «В казачьих колхозах». В концовке вместо выспренних призывов-назиданий заглянул в историю, которая, однако, так сейчас близка читающим:
«Дед мой с Наполеоном воевал и мне, мальчишке, бывало, рассказывал. Перед тем как войной на нас идтить, собрал Наполеон ясным днем в чистом поле своих мюратов и генералов и говорит: «Думаю Россию покорять. Что вы на это скажете, господа генералы?» А те в один голос: «Никак невозможно, ваше императорское величество, держава дюже серьезная, не покорим». Наполеон на небо указывает, спрашивает: «Видите в небе звезду?» - «Нет, - говорят, - не видим, днем их невозможно узрить». - «А я, - говорит, - вижу. Она нам победу предсказывает». И с тем тронул на нас войско. В широкие ворота вошел, а выходил через узкие, насилу проскочил. И провожали его наши до самой парижской столицы. Думаю своим стариковским умом, что такая же глупая звезда и этому германскому начальнику предвиделась...»
Вскоре ему была команда выехать специальным корреспондентом на Западный фронт.
Спецкор на передовой
Как-то один журналист спросил Шолохова о поездках на передовую. Михаил Александрович вспомнил такой случай: «Нужно было перебраться на командный пункт полка, а немец вел огонь по площадям, все усиливая его.
И место вроде неприметное, но «рама» надыбала наше движение, огонь стал довольно плотный, а надо идти. Взял я красноармейца - пошли, наше движение заметили, накрыли огнем. Залегли, красноармеец грызет краюшку, говорит: «Убьет, товарищ Шолохов. Давайте возвертаться». Я - молчок, он же ведет, он знает, что делать, а дальше - открытое поле, не пройдем, переждали чуть, вернулись, но идти-то надо, кто начинал, тому и идти, снова пошли. Удачно, встретил нас командир полка, обрадовался...»
Вопреки контузии
1942-й. Начало года. У Шолохова тяжкая контузия с последствиями на всю жизнь. Это скапотировал во время посадки в Куйбышеве бомбардировщик (живыми остались только писатель и летчик). Но Шолохов досрочно покинул госпиталь и не принял предложения Сталина долечиться в Грузии.
Вскоре отправил телеграмму в редакцию: «Здоров. Прошу санкционировать совместную поездку Карповым (ответсекретарь «Красной звезды». -
В.О.) Сталинградский фронт».
Рядом со смертью
Сохранились воспоминания одного фронтовика:
«Михаила Александровича я разыскал в небольшом окопчике. Чтобы попасть в него, от КП надо было ползти не менее двадцати метров. Именно ползти: немцы рядом, и снайперы их, конечно, не спят.
Шолохов и пожилой солдат сидели на ящике из-под гильз, парень лет двадцати - плечистый, с белесыми бровями, тоже в плащ-накидке - у стены окопа. Усатый тихо говорил: «Оно как кому повезет, однако... Вот мы с Митькой - сын это мой - уже четыреста шешнадцать ден воюем, и ни царапины. А другой, гляди, только придет в роту и пульнуть-то по фрицам не успел – уже готов. Вот оно как...»
«А ты кто же будешь-то? Партейный инструктор?» – неожиданно спросил он у Шолохова.
«Да что-то вроде этого...»
«Газетки на пару закруток не найдется»?
Газеты у Михаила Александровича не нашлось. Солдат досадливо поморщился, но Митька дал ему небольшую книжонку.
«Ошалел ты, что ль! Такую книжку - на закурки, соображать надо, однако...»
Речь шла о недавно появившемся рассказе Шолохова «Наука ненависти». Усач добавил: «Это такая наука, что без нее нашему брату никак нельзя, ну никак, понимаешь? Писал эту книжку не простой человек... Все знает, однако. Душа у него солдатская, понимаешь? Он по окопам, как ты, запросто. Приходит, садится, говорит: «Покурим, братцы? У кого покрепче?» - «Душа...»
Что дальше-то! Неожиданный бой начался. И Митьку убило: «Дымилась земля, снаряды рвали ее в клочья, гарь ползла по окопам, а солдат все стоял на коленях, недвижимый, как памятник сыну. Шолохов склонился над убитым парнем, взял его руку в свои ладони, крепко сжал ее... Лицо его вдруг посерело, на висках взбухли бугорки вен, а в глазах была мука... Рота пошла в атаку. Сибиряк наклонился над сыном, губами прижался к его лбу, сказал чуть слышно: «Прощай, Митька. Вернусь - похороню».
Рассказ из архива
Михаил Михайлович, младший сын писателя, недавно обнаружил в архиве отца незавершенный рассказ «Матвей Калмыков».
Как же жаль, что он не дописан! Наверняка он читатель военных лет воспринял бы «своей» историю главного героя, казака и колхозного бригадира... Кажется, что Шолохов нашел для литературы новый срез отношения к войне; что он как бы проникся опытом Толстого с его капитаном Тушиным из «Войны и мира»: «Матвей не помнил подробностей отбитой атаки и пришел в себя, только когда немцы откатились. Стоя на коленях, он дрожащими руками свернул цыгарку. Руки и ноги его ныли, мокрая от пота рубаха прилипла к спине, и во всем теле было такое ощущение, будто он долго и тяжело работал. «Вот она, оказывается, какая тяжелая, эта проклятая война! Будто десятинку выкосил или стог сметал», – подумал он, обессиленно вытирая рукавом шинели мокрый от пота лоб».
Эхо войны
И после войны - в 50-е годы - война не отпускает.
Из рассказов земляков:
«Однажды (было это у Емельяновой ямы) среди стаи ребятни приметил Михаил Александрович белобрысого, глазастого мальца в драной-передранной одежонке. Поманил его к себе:
- Ты откуда будешь, цыганенок?
- Я, дяденька, не цыганенок... Меня Ванюшкой зовут.
- И где же ты живешь, Ванюшка?
- А когда где, я приблудный...
Шолохов долго смотрел на пацана, ничего не расспрашивая. А потом сказал как будто весело:
– Приблудными бывают только овцы или куры. А ты – человек. Есть-то хочешь?
Тот кивнул. Шолохов тогда: «Пошли к нашему шалашу...»
Может, эта встреча – искра к запалу, взорвавшемуся рассказом «Судьба человека»?
Новые темы...
Середина 50-х. Родился блистательно талантливый рассказ «Судьба человека»... Впервые проявилась тема героя войны, который после войны оказался без никакой заботы власти. В никуда, напомню, уходят по велению Шолохова Соколов и сиротка-мальчик.
Еще приоритет. Здесь выписан не только Соколов, но и один безымянный солдат, который вместе с остальными пленными загнан фашистами на ночеву в церковь. Шолохов его живописал кратким действом и в заключение смелым словом: «Не могу осквернять святой храм! Я же верующий, я христианин!..» Важно напомнить, что, когда задумывался этот образ истинного страстотерпца, глава партии и правительства Хрущев навязывает стране воинственные атеистические установки. Выходит, творец отказался их тиражировать в своем творчестве. Он был против издевательств над верою и церковью.
Шолохов о Сталине и его преемниках
Как-то взялся с полным откровением делиться своим отношением к правителям: «Вроде бы приятно внимание от партии... И любят, и благодарствуют, и надежду выражают, что я сдам в печать «Они сражались за Родину». А кто подумал о наших зигзагах в оценках войны после Сталина? Эта война еще не стала подлинной историей. Хрущев нашел дорогу в Вешки, возил меня в Америку. А цель? Оценить его заслуги, как он, будучи представителем Верховной Ставки, проиграл Харьковскую операцию? С историей надо обращаться осторожней, по правде исследовать и писать. Не так, как с Малоземельной историей...» (речь о мемуарах Брежнева).
В оценках Сталина был не однозначен. В военном романе шло: «Предвзятость - плохой советчик. Во всяком случае, мне кажется, что он (Сталин. -
В.О.) надолго останется неразгаданным не только для меня...» В беседе высказал такое: «Нельзя замалчивать Сталина. Надо писать все: и положительное, и отрицательное...» В интервью заявил:
«Не может победить Армия, руководимая бездарным или просто неспособным Верховным Главнокомандующим».
На съемках фильма
Сказал режиссеру С. Бондарчуку, который взялся делать фильм «Они сражались за Родину»: «Недостаточно одного правдивого показа войны. Воюют не просто народы, армии, солдаты и генералы. Сражаются идеи...»
В свою очередь режиссер предложил Шолохову роль рассказчика - «от автора». Дал согласие, но насмотрелся за день, как снимался фильм, и заявил: «Нет, братцы, звоните в Москву и вызывайте своего артиста. Я вам не товарищ, вы по зернышку, вот так по кадрику будете складывать картинку. Я так не могу».
Из диктовок сыну
Перед кончиной многое доверил своему младшему сыну, даже такое по тем временам запретное: «Когда там по вашим учебникам Гражданская закончилась? В 20-м? Нет, милый мой, она и сейчас еще идет. Средства только иные. И не думай, что скоро кончится».
* * *
Надо гордиться: М.А. Шолохов первым в мировой литературе дал возможность искать истину простому крестьянину. Писателя настойчиво толкали «сделать» счастливый конец «Тихому Дону». Он не подчинился никаким политическим догматам. Это отметило - проницательно - решение о присуждении Нобелевской премии: «За художественную силу и честность, с которыми он создал историческую часть жизни русского народа в своем «Тихом Доне».
Не уложить в газетный материал огромную жизнь и творчество русского гения. Но только что в издательстве «Молодая гвардия» вышла в серии «Жизнь замечательных людей» моя книга «Шолохов». Хочется верить, что она передаст читателю громадную массу живых фактов о великом сыне земли русской...
На снимке: Михаил Шолохов на огневой позиции.