Таким образом, обращают на себя внимание исключительная конкретность в работе при подготовке операции, скрытность проведения всех подготовительных мероприятий и обеспечение внезапности действий. К планированию операции и боя допускался ограниченный круг лиц. Все документы исполнялись ими лично, без привлечения чертежников, машинисток и другого технического персонала. Например, в штабе 5-й армии мне пришлось работать в составе группы планирования во главе с начальником штаба армии генерал-лейтенантом Н.Я. Прихидько. В районе ст. Мучная нас закрыли в строго охраняемом домике, откуда никого не выпускали, еду приносили часовые. Работать приходилось почти круглыми сутками.
     В центре внимания командующих и штабов была организация боевых действий и всех видов обеспечения войск. Особенно тщательно занимались подготовкой передовых батальонов. В нашей 5-й армии, например, эту задачу взял на себя непосредственно командующий генерал-полковник Н.И. Крылов. С офицерским составом на картах и макетах местности был детально отработан порядок скрытного выдвижения батальонов и перехода Госграницы во взаимодействии с группами пограничников, которые досконально знали местность. В каждой дивизии были созданы учебные поля, которые воспроизводили опорные пункты японцев со всеми заграждениями, долговременными огневыми точками, системой охраны и обороны. Здесь в течение недели шли тактико-строевые занятия с многократным повторением наиболее сложных приемов действий и взаимодействия между подразделениями различных родов войск.
     Затем в течение 10 – 12 дней прошли 5—6 комплексных учений (в основном ночью) с привлечением всех сил и средств, задействованных в операции. В каждом таком учении участвовали командиры и штабы дивизий и полков, командиры, штабы дивизионной и полковых артиллерийских групп, авианаводчики, передовые батальоны в полном составе со всеми средствами усиления. В заключение в каждой дивизии проводилось контрольное учение под руководством командарма, где окончательно уточнялись детали предстоящих действий.
     Большое внимание уделялось вопросам связи, потому как в условиях Дальневосточного ТВД управление войсками усложнялось. Большие пространства (удаление КП фронтов от КП Главкомата — до 3 тыс. км., КП фронтов от армий - до 400 - 1.000 км) создавали немалые трудности в поддержании связи.
     Следует также подчеркнуть, что в отличие от других стратегических операций Великой Отечественной, где наспех создавались главкоматы направлений (1941 г.), или представители Ставки ВГК базировались в пунктах управления фронтов, в Маньчжурской операции было развернуто полноценное и заранее подготовленное Главное командование войсками Дальнего Востока (главком - маршал А.М. Василевский, начальник штаба - генерал С.П. Иванов). Оно имело свой командный пункт, свои средства связи. Вследствие этого Главкомат войск Дальнего Востока в 1945 году был более совершенным, чем институт представителей Ставки ВГК в период войны против фашистской Германии. Однако и на Дальнем Востоке планирование операции, подготовка директив фронтам, снабжение войск осуществлялись Ставкой ВГК, Генштабом, соответствующими органами наркомата обороны. Хотя практически А.М. Василевский со своей оперативной группой включился в работу по подготовке операции начиная с апреля 1945 года, а официальное постановление ГКО о назначении главкома, создании его штаба и других органов было подписано 30 июля, т.е. перед началом операции (видимо, также из соображений оперативной маскировки).
     Таким образом, опыт Маньчжурской стратегической операции, как и опыт войны в целом, показал, что главкоматы на ТВД в российских условиях могут оправдать себя только в том случае, если они действуют как элемент (составная часть) Ставки ВГК, а не превращаются в промежуточный орган управления.
     На деятельность командиров и штабов накладывала свой отпечаток и установка на достижение внезапности наступления. Были приняты строгие меры маскировки перегруппировки войск с Запада. Никто, даже офицеры штабов, не знал, куда и с какой целью перебрасываются войска. В пограничной зоне соблюдался обычный режим. Рекогносцировки проводились совместно с пограничниками и в форме Погранвойск. Скрытности способствовал и выбор времени начала операции. Как потом показали пленные японские генералы, они полагали, что если и состоится советское наступление, то не раньше сентября (в наиболее сухое время), но не в августе, когда идут сильные дожди и дороги раскисают.
     Большое внимание уделялось подбору кадров. К.А. Мерецков был назначен с Карельского на 1-й Дальневосточный фронт, Р.Я. Малиновский — со 2-го Украинского, воевавшего в Карпатах, на Забайкальский, где были схожие условия местности. Конкретно подбирались командармы и командиры дивизий с учетом того, кто из них больше имел опыта в прорыве обороны, в действиях в оперативной глубине и т.д. Для усиления войск Дальнего Востока с западных фронтов были направлены 10 тысяч офицеров, имеющих боевой опыт.
     Правда, в связи с этим возникали и сложности. Известно, что многие командующие и командиры, находящиеся на Дальнем Востоке во время войны с Германией, просились на фронт. Им объясняли, что они тоже выполняют боевые задачи и нужны здесь. А когда такая пора настала, их начали сменять командиры, прибывшие с Запада. Доходило до конфликтов, некоторые генералы даже застрелились. По-человечески все это можно понять. Но и допустить, чтобы при наличии опытных, закаленных кадров войсками командовали генералы и офицеры, не имеющие боевого опыта, тоже было нельзя.
     В то же время командованию пришлось немало потрудиться над тем, чтобы переломить психологию офицеров, которые, имея опыт боевых действий на советско-германском фронте, не учитывали весьма существенных особенностей обстановки на Дальнем Востоке. В частности, довольно много усилий потребовалось К.А. Мерецкову, Н.И. Крылову и другим военачальникам, чтобы убедить командиров дивизий и полков в целесообразности начала наступления без артподготовки. Возникали и другие трудности, связанные со спецификой Дальневосточного ТВД.
     ОперациЯ началась в час ночи (по хабаровскому времени) 9 августа 1945 года. Шли ливневые дожди, что затрудняло действия войск и вместе с тем способствовало скрытности. Передовые батальоны в сопровождении пограничников без открытия огня, бесшумно перешли границу и в ряде мест овладели долговременными оборонительными сооружениями врага еще до того, как японские расчеты успели открыть огонь. Это способствовало быстрому продвижению главных сил дивизий первого эшелона. Правда, в некоторых местах, например в районе Гродеково, где японцам удалось своевременно обнаружить выдвижение наших передовых батальонов и занять оборону, боевые действия затянулись. Из некоторых дотов японцы продолжали вести огонь в течение 7 – 8 суток. Это еще раз говорит о том, что если бы наступление началось не с внезапной атаки, а после длительной артподготовки, то противник успел бы занять оборону на всех участках, военные действия и в целом война могли затянуться, да и потери были бы более значительными.
     Надо сказать, что в ходе операции, которая в целом развивалась успешно, было немало случаев, когда вышестоящим инстанциям приходилось вмешиваться и соответствующим образом воздействовать на подчиненных. Особенно строго пресекались неточности в докладах об обстановке. В частности, за это были наложены взыскания на должностных лиц штабов 17-го стрелкового и 10-го механизированного корпусов. Тяжелый случай произошел, когда наша авиация допустила грубую ошибку и вместо объектов противника в районе ст. Эхо нанесла бомбовые удары по своим войскам в районе Мулина (главным образом по зенитной артиллерии и тылам 5-й армии). На Тихоокеанском флоте пришлось возвращать из района десантирования некоторые корабли из-за непродуманной погрузки. То, что требовалось войскам после высадки в первую очередь (боеприпасы), то и погрузили в первую очередь, так что они оказались заваленными мукой и другими грузами.
     В тяжелом положении оказались авангардные части Забайкальского фронта после преодоления Хинганских гор. Из-за скопления на дорогах войск и техники им невозможно было доставить топливо. В срочном порядке пришлось задействовать для этого самолеты.
     В ряде районов в глубине обороны нашим войскам пришлось преодолевать ожесточенное сопротивление противника. В полосе 5-й армии особенно отчаянным (автору довелось это видеть лично) было сопротивление в районе Муданьцзяна. Были случаи упорного сопротивления противника в полосах Забайкальского и 2-го Дальневосточного фронтов. Предпринимались и контратаки. Но они умело отражались упреждающими ударами авиации и встречными ударами наших войск. Стремительно развивая наступление, войска Забайкальского фронта продвинулись к 14 августа до 400 – 450 км, 1-й Дальневосточный фронт - до 200—250 км, 2-й Дальневосточный - до 100-150 км. Тихоокеанский флот осуществил высадку десантов в Корее и на Курильских островах.
     В. Архангельский утверждает, что «по рескрипту императора Хирохито, Квантунская армия, кроме отдельных очагов, куда приказ о капитуляции вовремя не поступил, добровольно сложила оружие». Но это не соответствует тому, что было в действительности. 14 августа японское командование обратилось с предложением о заключении перемирия. Однако военные действия с той стороны не прекращались. Лишь через три дня Квантунская армия получила приказ своего командования о капитуляции. Но и он не сразу до всех дошел, а кое-где действовали и вопреки приказу. Многие японские офицеры и солдаты говорили, что император Японии не мог отдать такого приказа и что по радио и в разбрасываемых листовках распространяется дезинформация.
     Практически военные действия шли до 2 сентября. И сражались японцы в большинстве своем довольно упорно. Мне, например, с группой офицеров пришлось заниматься оказанием помощи 84-й кавалерийской дивизии генерала Т.В. Дедеоглу, которая попала в окружение и вела боевые действия до 7—8 сентября. В то самое время во многих местах еще продолжали сражаться американские и английские солдаты. Поэтому трудно понять, почему в некоторых странах окончание войны решили отмечать 16 августа…
     Итак, тщательная и всесторонняя подготовка, четкое и умелое управление войсками (силами) обеспечили успех этой крупнейшей стратегической операции. Потери Квантунской армии только убитыми составили 84 тыс. человек, свыше 600 тыс. взяты в плен. Безвозвратные потери наших войск составили 12.031 человек, 24.425 человек получили ранения.
     В упомянутом интервью Архангельского утверждается, что абсолютное большинство захваченных нами японских пленных «не произвели ни одного выстрела по советским войскам». Я, как один из участников боевых действий в Маньчжурии, утверждаю, что большинство японских солдат стремились при каждой возможности стрелять по нашим войскам и оказывали им сопротивление. Тот, кто в этом сомневается, должен хоть как-то объяснить, кто убил или ранил 36 тысяч наших солдат и командиров. Не самострелы же все они! Нельзя в конце концов в угоду кому бы то ни было оскорблять сражавшихся на фронте солдат.
     Значение Маньчжурской операции огромно. Это давно признано в мире. По словам Черчилля, согласие Советского правительства вступить в войну против Японии «имело величайшее значение» для Англии и США. Кроме всего прочего, наша общая победа над Японией привела к освобождению народов Китая, Кореи, Вьетнама, Бирмы, к подъему национально-освободительного движения во всей Азии, Тихоокеанском регионе. Наконец, японский народ получил освобождение от ига милитаризма и вступил в новый этап своего политического и экономического развития.
     Этого не хотят признать только те, кто сочиняет всякого рода небылицы и сплетни о Маньчжурской операции, внося тем самым свою лепту в общую кампанию фальсификации истории Второй мировой войны. Тот же Архангельский в своем интервью заявляет: «Словом, войны как таковой не было, хотя Квантунская армия потеряла 84 тысячи убитыми (как же можно потерять столько людей без войны?! - М.Г.). Не было и победы. Поэтому не может быть и праздника победы над Японией».
     Можно, конечно, под воздействием политики «продвижения демократии» и выделяемых для этого средств писать что угодно. Особенно сейчас, когда пошли по рукам и перепродаются оптом и в розницу целые редакции газет. Но должно же быть хотя бы элементарное уважение к делам и интересам своей страны. Сегодня практически по всему периметру наших границ к России предъявляются территориальные и другие претензии. Всюду и всем мы что-то должны. Только нам никто ничего не должен. И всюду по всем этим проблемам находятся люди, которые вместо сочувствия к своему Отечеству самыми непристойными методами поддерживают тех, кто выступает против нашей страны.
     В свое время Ф.И. Тютчев заметил в России явление, которое он назвал «наиболее прискорбной наклонностью», выражающейся в стремлении «…подходить ко всем вопросам с их самой мелочной и гнусной стороны, потребность проникать в хоромы через задний двор. Это в тысячу раз хуже невежества. Ибо в простой здоровой натуре невежество простодушно и забавно, тогда как эта наклонность изобличает и всегда будет изобличать одну лишь злость». К сожалению, в последние годы на исторической ниве России все больше превалируют именно такая озлобленность и нигилизм по отношению к общественным делам и интересам. Дошло до того, что мы уже вроде «стесняемся» побед своих Вооруженных Сил (победа осени 1945-го даже не обозначена в Федеральном законе «О днях воинской славы России»). Но нельзя отменить того, что произошло. В памяти народа 3 сентября как было, так и останется Днем воинской славы – днем торжества отечественного оружия, отечественной полководческой школы. И никаким политическим мародерам из области истории этого не опровергнуть, как и не затмить нашу Победу.
     (Окончание следует.)