Третий свой стакан
Пью за Дагестан
С чистой совестью...

     Сегодня, 5 августа, в день памяти солдат, погибших в боевых действиях на Северном Кавказе, я хочу рассказать не о боевых выходах и «зачистках», не о выстрелах и подрывах. Сегодня рассказ о силе вековых традиций и национальных обычаев Северного Кавказа. Сегодня, когда понятие «уважение к старшим» у молодого поколения практически отсутствует и на улицах наших городов несовершеннолетние пьяные отморозки беспричинно избивают ветеранов войны и труда, а прохожие боятся заступаться за слабых и несправедливо обиженных людей, этот случай показался мне знаковым. Я понял, что возможность мирного урегулирования чеченского конфликта все еще сохраняется. Нужно лишь чуточку терпения и политической мудрости. Нужно прислушаться к голосу разума и прекратить эту бессмысленную войну с помощью местных аксакалов, уважаемых седовласых старейшин, слово которых равносильно закону даже для самых отъявленных молодчиков-головорезов, ваххабитов и разных других «истинных последователей ислама».
     Хотя о чем это я? Кто и о чем будет с ними договариваться? Если даже безусые двадцатилетние лейтенанты открыто перед первым боем говорили нам: «Эта война коммерческая, мы воюем за деньги, а вам (срочникам) просто не повезло, поэтому вы здесь...», то чего говорить о вышестоящем командовании и далее по нарастающей - о министерских чиновниках, депутатах Государственной Думы, правительстве? Даже думать противно о том, что страдания и смерть простого солдата (но гражданина и человека!) приносит выгоду каким-то частным лицам, которые потом на эти деньги спокойно живут и даже не скрывают своего лица. Я два года отслужил в рядах Вооруженных Сил и ничего хорошего не слышал о некоторых государственных мужах, затеявших «хасавюртский пакт».
     «Все это - показуха ради денег, и ради их денег мы здесь умрем. Березовскому и Лебедю - деньги, а нам - гробы. Мы - пушечное мясо, которое кто-то пытается выгодно продать!» - с горечью говорили ребята из нашей бригады. И можно понять тех, кто отказывался идти в бой или просто отлеживался, не вылезая из укрытий. «Наши деды погибали за Родину, наши отцы - за идею (Афганистан). А мы за что должны идти под пули?» - открыто негодовали некоторые из них. А отдельные офицеры, долго находившиеся на передовой первой чеченской, после Хасавюрта выкидывали свои награды прямо в форточку. «Я на это дерьмо второй раз не клюну!» - ответил один из наших старших офицеров, когда ему предложили поехать в Ботлих. «За что я был ранен? За что погибли мои боевые товарищи? Зачем нам все это надо? - не унимался он. – Это же вторая серия! Вас обманут, как раньше обманули нас! Дети, что вы делаете? Очнитесь! Дома будете мамку защищать! Опомнитесь! Не глупите, вырастете, сами поймете!» Наверное, он был по-своему прав. Неприятно осознавать, что тебя опять подставили, использовали, обманули, вытерли ноги и выбросили. А на твое место подобрали нового, молодого, тупого и преданного, которого потом также запросто можно кинуть.
     Я понимал, что, подписав Хасавюрт, Лебедь заклеймил позором всю нашу армию, но на боевые поехал, и поехал по собственному желанию. Хотел доказать, что нельзя так, по-свински, с нашим человеком. Хотел доказать, что Россия - великая страна. Хотел доказать, что я - настоящий мужик. Искренне верил, что если не кончать «вахов» здесь и сейчас, то они дойдут «от Черного моря и до Волгограда» и потом будет поздно. Воевал честно и, вернувшись домой живым и здоровым, о прошлом не жалею. Моментами...
     Это произошло уже после моей демобилизации из армейских рядов. Я ехал домой, в Татарстан, на поезде. Ехал, как полагается: парадная форма, берцы, аксельбанты, берет, дембельский альбом, хорошее настроение и пузырь водки в кармане. Только почему-то кроме меня в поезде больше не было дембелей - ни выпить, ни поговорить. Одни гражданские лица, причем в основном кавказской национальности. Даги, ингуши и осетины битком забили вагоны, наполнив весь состав своим не особенно приятным горским запахом.
     После захвата бандитами Басаева и Хаттаба приграничных дагестанских сел, дагов к месту боевых действий понаехало со всей России. Офицеры говорили о двадцати тысячах добровольцев. Иногда они как ополченцы, конечно, помогали. Но в большинстве случаев просто здорово мешали проведению наших войсковых операций. Вооруженные чем попало, лишенные всяких понятий о дисциплине, тактике и субординации, даги либо сами становились легкой добычей опытных боевиков, либо осознанно или случайно подставляли под удар нас. Некоторые молодые ополченцы, изрядно залив за воротник, начинали качать права и провоцировали стычки с нашими солдатами. Иной раз и до поножовщины доходило. У меня лично тоже было с ними несколько нелицеприятных стычек, но заканчивалось все миром. Трупов, по крайней мере, не наблюдалось. Вообще сложилось такое впечатление, что даги признают только грубую физическую силу, а слово, просьба, приказ - для них пустой звук…
     Попил чайку. Сижу, грустно смотрю в окно, прощаюсь с жарким южным солнцем. Подходят четверо здоровых парней, с виду «дагов». Глаза у всех мутные, зрачки навыкате: то ли наркоманы, то ли водки нажрались своей, паленой. Постояли, посмотрели на меня, догадались, что я один. Обрадовались, улыбаются, понимают, что их больше и они сильнее. А я на них - ноль внимания, мол, и не таких уродов видал, сижу, считаю мух.
     Даги пошептались меж собой, присели, завели разговор. Мы, мол, местные, а ты кто такой, где служил, что здесь делаешь, куда едешь. Спокойно объясняю: я дембель, отслужил, еду домой, никого не знаю, никого не трогаю, пью чай. Они не унимаются.
     - Ты че, вэвэшник? Зону охранял? Пацанов мучил? - указал носом на мой шеврон один из них, с синдромом жуткого похмелья на физиономии морды его лица.
     - Я никакую зону не охранял. Я Родину вашу охранял, сначала в Дагестане бился, потом в Чечне. Весь Ботлих на брюхе проползал.
     - Ты нам не гони, хуже будет. Ты, русский свинья, трус. Все ваши - трусы. Вы нашу Родину охранять не ехали. Вы за деньги ехали. Мусульман убивать. Скажи, тебе ведь разница нету, мусульман убивать, что «чехов», что дагов, что ваххабитов, что правоверных - один черт, - довольный своим гонором, от удовольствия цокая языком и кивая головой, самый пьяный обвинитель тыкал в мою увешанную значками грудь своим черным вонючим пальцем. - Русский! Может, еще война хочешь? Хочешь со мной, хозяином, драться?
     - Вы поймите, я - солдат срочной службы, я не выбирал, куда ехать служить. Мне приказали - в «Чехию», я поехал туда. А приказали бы в Сибирь, поехал бы в Сибирь. Все, я свой гражданский долг выполнил, отслужил, еду домой. Хочу побыстрей забыть всех этих ваххабитов, террористов, негров, арабов. Моя война закончилась. Я - гражданский человек. И я хочу домой! - силы были неравными, поэтому я, стараясь не переходить на крик, по новой объяснялся с «хозяевами Дагестана». - Надоела война, мне мир нужен!
     - Тебе деньги платили? Ты говоришь, срочник, долг выполнял? А деньги платили, да? В другом месте не платили за долг, а в Дагестане платили, в Чечне платили. Ты за деньги сюда ехал, а не за долг. Какой народ тебя кормил? Наш? Кормил! Поил? Поил! А ты деньги берешь! Давай деньги сюда, гнида русская, это наши деньги. Ты все разломал, разграбил, теперь уезжаешь, где тихо. А нам здесь жить. Деньги давай свои. Не дашь - зарежем, на станции выкинем. Тебе никто не поможет. Сам знаешь: здесь такой солдат, как ты, никто не любит. Умрешь. Подохнешь, как свинья последняя сгниешь. Обидно будет. Где война - не умер, где мир - умер. Мертвый солдат едет домой! Мертвый солдат русский такой! Жить хочешь? Деньги сюда!
     Даги дружно загоготали. Я молчал, обдумывая дальнейшие действия.
     - Один минута у тебя! Решай, живой без деньги или мертвый без деньги!
     Денег у меня на самом деле не было. На руки нам не платили, но обещали перевести деньги в банк для получения по месту жительства. (Я, между прочим, до сих пор их не получил.) Дело между тем принимало серьезный оборот. Я - один. Дагов - четверо, да еще в крепком подпитии. Народ они горячий, за словом в карман не лезут. За ножом - тоже. Поножовщина у них идет постоянная. Порежут - глазом не моргнут. Обидно, столько времени провести в окопах - и ни царапинки, а пострадать вот так глупо.
     Очередная попытка объяснить ситуацию «по-человечески» закончилась ничем. Я серьезно испугался, думал, как выйти из ситуации. В голову ничего не приходило и я, быстро встав, пошел в тамбур. Они, решив, что я уже покорен и сейчас все отдам, недоуменно стояли, потеряв несколько бесценных секунд. Потом, громко крича, побежали за мной. Останавливаться в тамбуре - означало приговорить себя к худшему, и я шел не останавливаясь. Пройдя несколько вагонов, я вошел в вагон-ресторан.
     За одним из столиков сидели двое пожилых мужчин. Увидев меня, по-дембельски наряженного, они перестали жевать. Вилки, не донеся до рта кусочков перченой баранины, неподвижно застыли в воздухе. Молча изучив шевроны СКВО и одобрительно разведя брови, старики уставились в мои глаза. Их гипнотизирующий взгляд не показался мне злобным, и я решил подойти к ним. Подошел, представился. Они одинаковым кивком головы предложили мне сесть рядом. И только я, поблагодарив за приглашение, присел за их столик, в вагон ввалились мои «старые знакомые». Увидев меня за одним столом с аксакалами, они остановились и, не издав ни звука, сели за столик у входа. Еще раз осмотрев меня, старейшины заговорили со мной.
     - Кто такой? Зачем ходишь здесь? Куда едешь? Чего хочешь?
     - Еду домой. Отслужил срочную службу, участвовал в освобождении Дагестана от ваххабитов. В Чечне тоже приходилось бывать. Сам я - русский, родом из Татарстана. У нас там тоже в основном мусульмане живут, татары. Так что ваши мусульманские обычаи знаю неплохо. Прошу у вас помощи. Молодежь ваша дагестанская достала, денег, говорят, давай, а то порежем. Говорят, я плохо воевал, грабил. Это не так, я служил честно. Зачем мне свою страну грабить, Дагестан ведь тоже - моя страна, а я не грабитель, я - солдат.
     - Правду говоришь? Говори, где воевал, с кем, когда!
     Я перечислил, когда и в каких действиях участвовал. Назвал фамилии некоторых командиров, сослуживцев-дагестанцев и земляков-татарстанцев. Слушали меня молча, ни разу не перебили. Потом долго говорили о чем-то на своем языке. Потом подозвали к себе молодых дагов. Говорили с ними. Я, успокаивая дрожь в коленках, ждал развязки. Наконец один из молодых встал, купил бутылку водки, закуску. Положив закуску на стол и открыв бутылку, трясущейся рукой разлил содержимое по стаканам. Он сверлил меня взглядом, лицо его пылало, тело вытянулось в струнку. Подойдя ко мне вплотную и опустив голову до уровня моей, парень сквозь зубы процедил: «Спасибо, солдат. Вот тебе от дагестанских братьев. Пей, не стесняйся, будь гостем...» Он крепко пожал мою ладонь и, мигом вспотев, одним глотком опустошил стакан. Вслед за ним выпили и остальные.
     - Давайте выпьем за погибших в этой войне! - срывающимся от напряжения голосом произнес другой молодчик. Он снова плеснул водки мне и своим друзьям. Мы встали и выпили. Аксакалы, изобразив улыбку, снова зачавкали бараниной.
     - Пей, ешь, не стесняйся! Будь как дома, солдат! - с такими словами молодые удалились из вагона.
     Я весь покраснел, не зная, как отблагодарить аксакалов:
     - Спасибо большое!
     - Ничего не надо, ты сам заслужил уважение. Тебя здесь больше никто не тронет. Спокойным будь! Тебе спасибо! Иди, солдат, отдыхай!
     Я вернулся в свой вагон. Сел у окна. Солнца уже не было видно, вечерело. Спать не хотелось, но я закрыл глаза. Я - дембель, я еду домой!