Оно спряталось на северо-западе Брянщины, это Нечаево, деревенька в ста метрах от дороги, по которой при царе Горохе разъезжал местный жандарм, а впоследствии маршировали с вилами и косами колхозники. Пруд с плотиной, липы, рябины, сады-огороды, бревенчатые дома с соломенными крышами – глушь, девственная земля, вызывающая у одних слезы умиления, а у других – тщательно маскируемую жалость. Как все это похоже на всю остальную российскую деревню, хотя эти места природа одарила особой пышностью флоры, укрывающей нашу извечную и необъяснимую бедность.
     Анатолий Поляков, мой коллега по «Красной звезде», родом отсюда. Хороший журналист, добротный, надежный, умеющий передать суть сумбурных событий, в частности, на Украине, откуда он все эти последние годы присылает нам свои материалы. Но вот привез целую книгу объемом в полтысячи страниц. Это уж совсем не шутка. «Годы и зори». Название сразу настраивает на неспешное чтение, на проникновение в характер, детали, нюансы той русской материи, которая волнует автора и которой он хочет взволновать читателя.
     Деталей масса. Названия сел, деревень, речушек, всяких дремучих углов, упоминания о связанных с ними исторических событиях. Колдобка, Бугры, Сухарка, Межево, Пацынь, Гобики… Что-то похожее можно встретить в десятках других российских глухоманей, а что-то свойственно исключительно данной местности. У этих русских деревушек есть общая печальная судьба опустошения и кончины, но есть и нечто свое, пронзительно обидное, несправедливое, убогое. Что за наказание такое! – воскликнет баба у своего крыльца, со слезами наблюдая, как на ее глазах дичает когда-то живое, наполненное людскими страстями селение. Больно смотреть на все эти метаморфозы перестроек и реформ, ударивших по русской земле больнее, чем из фашистских огнеметов.
     А ведь именно из таких вот медвежьих углов выдвигались на большую российскую арену самородки разнообразной величины и разноцветного свечения. Тут примеров не счесть. Анатолий Поляков, порывшись в дедовых сундуках, отыскал, что и в его фамилии были работники умственного труда. На одной из ветвей родословного дерева выявился дипломат, служивший в посольстве в Китае. Но в основном-то родичи были мужиками, то есть пахарями, мельниками, плотниками, кузнецами, царскими солдатами, колхозниками. В этой среде вырос и мой коллега-журналист, поначалу не ведавший другой жизни, как только среди огородов, пашен, навоза.
     Однако, как это часто бывало в нашей прежней советской действительности, в жизнь деревенского парня вторглась военная служба. Круто подправила она линию судьбы Анатолия Полякова. Оказался он не где-нибудь, а в Байконуре. Пока катился по чугунным рельсам, увидел большие города, широкие реки, индустриальные гиганты. Волга, Куйбышев, Оренбург, казахстан-
     ские просторы. Удивляешься, как запомнил автор бесчисленные детали, точные, узнаваемые, взывающие к собственным воспоминаниям и размышлениям.
     Космодром дал многое. Ощущение того, что ты причастен к великому делу, что и твоя черная работа военного строителя в качестве крупицы вложена в общий труд, прославивший Отечество.
     Потом было военно-строительное училище, за ним служба в Заполярье, на Волге, на Дону, в Чехословакии. Так что в военные журналисты Поляков попал, уже пройдя по большим армейским дорогам. Отсюда и основательность в обобщениях, способность не поддаваться иллюзиям легкости решений жизненных проблем. В его репортажах и статьях всегда есть плоть, мотивирующая полет мысли. А это, прямо скажем, немало.
     Написать книгу не всякому под силу. Тут одного порыва недостаточно. Но вот сделана работа, и открылся наш Анатолий Петрович еще одной своей гранью – мемуариста. Так отметим этот его летописный подвиг добрым поощрительным словом.