«Доброе утро, Чечня!»
     …Утро туманно и прохладно. Вообще, в Чечне светает быстро, словно кто-то резко сдергивает с земли невидимое покрывало-ночь. В шесть часов еще черным-черно, хоть глаз выколи, но уже через полчаса – молочный рассвет хулиганисто вползает сквозь неплотно прикрытый полог входа в палатку, беспардонно ковыряет в глазах и будит в сознании беспробудную, по первости, мысль о начале нового дня.
     Тихо. Тихо по меркам войны. Перед палаткой Леша Котюков готовит завтрак и разговаривает с кем-то из матросов. Лая взахлеб, носится по грязи трехмесячный щенок Ника, любимица роты. Когда морпехи подобрали ее в одном из обезлюдевших селений, Ника умещалась на ладони старшины первой десантно-штурмовой роты старшего прапорщика Владимира Багрянцева. Сейчас она подросла, окрепла, по-щенячьи заматерела и чувствует себя в первой ДШР, естественно, после комсостава и старшины, на ведущих ролях. Как минимум. Из-за этого накануне у меня с ней и вышел маленький инцидент.
     Пока смотрели вечерние новости по видавшему виды маленькому телевизору, запитанному от бэтээровского аккумулятора, Ника, «проинспектировав» под дождем все окрестные кусты и лужи, забралась в палатку, стряхнула с себя комки грязи и, как ни в чем не бывало, прошлепав за наши спины, улеглась на мой «спальник».
     - Ника, ты че? «Рамсы попутала»? – прикрикнул на нее Багрянцев. – Марш оттуда. Это место гостя.
     Щенок повел ушами и лениво тявкнул в ответ: «Мол, а кто он такой? Где он раньше был? А я с вами здесь уже не первый месяц», - так можно было расценить ответ Ники.
     - Свали, сказал, - чуть громче настаивал старшина.
     Ника нехотя поднялась - подумаешь гость - и манерной «походкой» продефилировала в противоположный угол палатки. Зевнула на публику и, свернувшись клубком, притихла на брошенной ветоши.
     - Классная собака вырастет, - уже с улыбкой сказал Володя. – Может ночи напролет с лаем шастать по позициям. Чужака за версту чует.
     После завтрака Багрянцев засобирался в Беной: нужно было получить для роты продовольствие. В это время у Аргунского ущелья вновь загрохотала канонада.
     - Ровно девять, хоть часы сверяй, - удовлетворенно хмыкнул старшина. – Знаешь, Серега, как у нас в роте шутят? В «эфир» специально для боевиков вышла ракетно-артиллерийская «передача» под названием «Доброе утро, Чечня!»
     Ох уж эти «черные береты»! Юмор по любому поводу.
     - Ну ладно, я рванул, - сказал Николаевич и, взобравшись на БТР, махнул рукой. - До вечера…
     А вечером случился бой. Не затяжной и, к счастью, своевременный. Почему своевременный? Потому что по распоряжению из штаба батальона первая десантно-штурмовая рота открыла «беспокоящий» огонь в ранее «нарезанных», наиболее опасных в плане прорыва секторах для стрельбы. Но не успели морские пехотинцы расстрелять и по одному «магазину» как вдруг с горного склона, густо поросшего лесом, раздались ответные автоматные очереди. «Чехи»?!
     Остававшийся за ротного командир первого десантно-штурмового взвода старший лейтенант Виталий Сушко скомандовал: «К бою!» – и по рации доложил в штаб, что наблюдает выдвижение боевиков на позиции роты, попросил поддержки огнем артиллерии. В это время «черные береты» вколачивали из подствольных гранатометов в непроглядную темень высоты, время от времени освещаемую лишь пляшущими огоньками вражеских «точек», гранату за гранатой. «Ща-с я из них решето буду делать», - гаркнул Багрянцев, разворачивая на огоньки свой крупнокалиберный «Утес». Через мгновение огненная трассирующая «дуга» потянула вверх «щупальцу». Справа «работал» гранатометный расчет сержанта Алексея Багина: АГС-17 «Пламя» с секундными промежутками в исключительно шахматном порядке слал «гостинцы» боевикам.
     Неожиданно склон вздыбился, «зашатался» от удара морпеховской артиллерии. Два залпа…
     А потом под яркими чеченскими звездами вместе с сигнальной ракетой о прекращении огня повисла звенящая тишина. Подумалось: «Что за черт, тишина не может звенеть… Ну, конечно, это же от выстрелов».
     Вершина хранила молчание. Положили их там всех что ли, а, может, отошли? Багрянцев деловито заправлял в «Утес» новую ленту.
     Вдруг раздалась стрельба в километрах трех от роты, в районе Шали. Но через минуту и там все стихло.
     - Это у блокпоста «вэвэшников», - пояснил Багрянцев.
     В целом, остаток ночи прошел спокойно. Правда, за исключением двух вещей: нескольких отдаленных взрывов и ливня, щедро оросившего взлохмаченную вечерним боем землю. Утром сходили к границе минного поля, прикрывающего правый фланг роты, и от увиденного… обалдели: в воронках, как теперь ясно, от ночных взрывов лежали части человеческого тела, неподалеку валялся искореженный АКМ.
     - Туда вам, суки, и дорога, - зло бросил один из морпехов…
     Уже возвращаясь обратно на позиции, Виталий высказал мне свое мнение по поводу вчерашнего инцидента:
     - Скорее всего, вступать в бой «чехи» и не собирались: задача стояла пробраться в Шали или Сержень-Юрт. А, когда мы открыли «беспокоящий» огонь, подумали, что их засекли. Вот и сдали нервы, раскрыли себя. После отошли и рискнули пройти правее. Нарвались на блок-пост. Повернули на поле, а там мины…
     Издали, от Аргунского ущелья, ветер донес раскатистое эхо артиллерийского залпа. Мы, не сговариваясь, глянули на часы: девять утра.
     Доброе утро, Чечня!..
     …Часам к десяти не по-зимнему жаркое солнце окончательно растопило туман. Земля, вдоволь вкусившая ночью затяжного ливнепролития, начала с маревой дрожью, будто бы с не охотки, выдыхать влагу обратно, к бездонным небесам.
     Подсыхало. Вместо грязевой размазни все явственнее очерчивались наезженные колеи со слепками бэтээровских протекторов. В терновнике осоловевшие от тепла перекликались пичуги. Ни дать, ни взять – благодать вселенская!..
     Как будто нет войны, как будто все приснилось…
     Ан, нет. У «Волчьих ворот», входа в Аргунское ущелье, по-прежнему многоголосо «материлась» канонада.
     Неожиданно мы увидели, как из Сержень-Юрта выползла боевая машина пехоты с десантом на «броне» и взяла курс на североморцев.
     - К нам гости, - негромко констатировал Сушко, вглядываясь из-под ладони в шуровавшую по бездорожью «бээмпэху». – Кто бы это и чего им здесь понадобилось?..
     «Гостями» оказались саратовские собровцы. «Обрадовали»: в Шали (рукой подать от Сержень-Юрта) отловили «чеха». Он признался, в селении скрывается человек пятнадцать бандитов. Командование СОБРа готовит ночную операцию по их захвату.
     Добро, в случае необходимости, уйти на поселок с морпеховских позиций?
     - Без проблем, - не раздумывая, заверил Виталий.
     - Тогда не прощаюсь! – махнул рукой соброцев, и БМП, «волчком» крутнувшись на одном месте, рванула обратно…
     «Карусель» под огнем
     …Наутро командиру третьего парашютно-десантного взвода парашютно-десантной роты старшему лейтенанту Саше Абаджерову по рации сообщили, что «гостя», то есть меня, уже заждались в штабе батальона. Тем более был звонок с Севера: беспокоятся. Делать было нечего, спорить тем более бесполезно: приказ есть приказ. Быстро собрав журналистские пожитки, забросив за спину автомат, мы с Абаджеровым пожали друг другу «краба»: «До скорой встречи внизу, в Беное».
     Обратная дорога оказалась не столь утомительной, как давешний подъем. Шли цепочкой: вместе со мной с горы сходил очередной Сашин «караван», который к вечеру вновь доставит на поднебесное становище - одну из высот в Веденском ущелье - очередную партию боеприпасов и продовольствия.
     У горной реки Хулхулау, где оканчивалась караванная тропа, наш отряд встретил командир парашютно-десантной роты капитан Сергей Лобанов. На берегу стояли «под парами» два бронетранспортера.
     - Вечером пойдешь со мной на «Карусель»? – сразу спросил Лобанов, имея в виду командно-наблюдательный пункт парашютно-десантной роты, расположившейся на такой же, как и взвод, вершине - входе в ущелье.
     - Не вопрос, - с ходу ответил я.
     Лобанов, ловко вскарабкавшись на броню, посмотрел, все ли «караванщики» расселись по бэтээрам, и дал отмашку своему водителю: «Поехали!» Боевые машины медленно вошли в мелководную, но достаточно бурную Хулхулау…
     …- Серега, влево не ходи – там «растяжки». Забирай вправо, по лучу, - Лобанов, опередивший нашу группу на подъеме, негромко командовал с очередного горного «карниза», во тьме украдкой подсвечивая нам путь карманным фонариком.
     Идти было тяжко: согретый за день уже почти весенним солнцем склон превратился сплошь в грязевое месиво. Мы скользили, оступались, падали. Выручало, что на руках были перчатки и на отдельных участках подъема мы, без стеснения, переходили на «четыре кости», погружая кисти рук в вязкую, отдававшую прелой листвой массу. Собрались на выступе, пересчитались. И Лобанов вновь ушел вперед. Чувствовалось, что путь на «Карусель» ему знаком, как говорится, «от» и «до». А мы осторожно, пробуя на прочность каждый следующий шаг, медленно шли за ротным на высоту с отметкой 593,4 метра. Грязи на нас налипло кусками. «Ничего, - подбадривал себя, то и дело забрасывая на спину сползавший вперед автомат, - после войны отмоемся»…
     На КНП нас встретил командир первого парашютно-десантного взвода рыжеволосый крепыш старший лейтенант Алексей Федотов. На достаточно вместительном горном плато под вековыми буками его подразделение совмещало взводный опорный пункт с командно-наблюдательным пунктом парашютно-десантной роты и именовался никак иначе, а «Каруселью».
     - Ну что – тихо? - спросил Лобанов у взводного.
     - Вроде бы да, - как-то, на мой взгляд, чересчур буднично ответил Федотов, но уверенность в голосе офицера давала понять: все на постах, мышь не проскочит.
     - Тогда отбой, - скомандовал ротный, - завтра в пять утра все взводы спускаются в Беной. Здесь нас меняют каспийцы. А батальону поставлена очередная задача: уходим на Агишты…
     События, развернувшиеся на «Карусели», чуть позже зафиксировались в памяти с хронологической точностью.
     …В 21.15 южнее КНП парашютно-десантной роты упали две мины. Матрос Дмитрий Диков, стоявший в «секрете» у склона горы, доложил, что «гостинцы» ухнули в лощине рядом с неразорвавшейся авиабомбой, метрах в ста пятидесяти от КНП. Артиллерийский корректировщик старший лейтенант Сергей Чёлкин вышел по связи на штаб: кто-то из наших артиллеристов «работает» (по ночам вели так называемый беспокоящий огонь)? Ответили, что в направлении «Карусели» никакой «работы» нет. Тогда – «чехи»? Так близко? Откуда? Ведь они все на противоположном хребте блокированы морпехами?
     Из Беноя запросили расстояние, на котором мины легли от КНП, и сообщили, что десять-двенадцать боевиков пытались прорваться на равнину в Сержень-Юрт через первую десантно-штурмовую роту, но морпехи отбились. «Поползли, как тараканы после зимы, упадки конченные», - в сердцах сплюнул заместитель Лобанова капитан Олег Левченко, в Спутнике – командир танковой роты, но ушедший на Чечню замом командира ПДР по воспитательной работе.
     Подождали полчаса, час – тихо. В командирской палатке начали устраиваться на ночлег. Мне выделили «спальник» и место на крае укутанного брезентом «лежака» из досок и веток. Сбросив резиновые сапоги, забрался в «спальник», не снимая камуфляжа. Куртку, сумку с блокнотом и диктофоном положил у изголовья, автомат – по правую руку. Спать так спать. Сон вместе с усталостью нагоняла тишина, изредка нарушаемая лишь потрескиванием дров в печке-«буржуйке». Как говорят в Спутнике, «мохнатый» смежил веки. И вдруг…
     Фьють – бум, фьють - бум, фьють - бум!..
     - Мины!!! – Лобанов, выскочив из «спальника», будто чертик из табакерки, схватил автомат и вырвался из палатки. За ним горохом посыпались на выход и мы. «Гаси печь и фонарь», - крикнул Левченко нашему «истопнику». Я замешкался лишь на мгновение, решая, брать с собою сумку с корреспондентскими причиндалами или нет: жаль было бы похоронить двухнедельный журналистский труд под останками палатки. «Дурак! - разозлился на себя. – Если, не дай Бог, что, то он тебе и так уже не пригодится». Схватил «калашников» и юркнул следом за морпехами…
     Господи, какой все же противный звук у падающей мины! Какой-то металлический, неестественный, неодушевленный. Хотя о какой душе можно говорить применительно к металлу, несущему смерть?
     Мы, вжавшись спинами в деревья, под звездным чеченским небом насчитали порядка семи-восьми разрывов. Метрах в семидесяти от «Карусели» они падали на склон. Повезло. Будь «чеховские» минометчики удачливей, нас смело бы с горного плато осколочным смерчем.
     Чёлкин доложил по рации: «Подверглись минометному обстрелу!..» Вновь запросили расстояние разрывов от КНП. «Да «чехи» же слушают нас в эфире, - тут кого-то осенила мысль связать падение двух предыдущих мин и теперешний обстрел. – Они, вероятно, и огонь скорректировали по нашему предыдущему докладу». Сергей тут же в эфир: «Доложить дистанцию не могу. Есть вероятность, что нас слышат «чужие»…
     И в это время промеж деревьев завыл ветер, резко – до озноба в костях - упала температура, и с неба пошел неистовый снегопад, ядреный, плотный, укутавший своей пеленой «Карусель» настолько, что в двух шагах мы едва различали друг друга. Конечно, в волчьем завывании ветра нечего и пытаться было расслышать полет мины. Но, может быть, уже позже размышлял я, именно свалившаяся с неба на головы морпехов метель и спасла КНП от дальнейшего расстрела.
     Спустя час возвратились в палатку. «Ну что? – спросили «истопника», - жив? Раскочегаривай «буржуйку», дует так, что ни зги не видно…»
     А в 01.35 на периметре обороны «Карусели» сработала гранатная «растяжка». Как потом пояснил ушедший «провентилировать ситуацию» Федотов, с дерева сорвало ветку, она придавила тросик, вот «растяжка» и… бумкнула. После этого инцидента на «Карусель» уже окончательно пришли мир и покой. Хотя той ночью во вьюжный надрывный вой еще долго вплетались отголоски отдаленных взрывов и пулеметных очередей…
     Уже на следующий день в Беное узнали причину столь активной в последние сутки боевой «жизни»: полторы-две тысячи боевиков во главе с Хаттабом планируют атаковать Ведено, если же не выйдет, то просто – на равнину, вот и прощупывали возможные варианты прорыва. Всю следующую ночь парашютно-десантная рота капитана Сергея Лобанова ночевала прямо в бронетранспортерах, выстроившихся на бенойской дороге в колонну, чтобы в случае нападения на населенный пункт оперативно прийти на помощь пермским омоновцам, дислоцировавшимся в Ведено, и поселковому отряду самообороны, состоявшему из наиболее продвинутых после первой чеченской кампании горцев.
     Однако ночь с 28 на 29 февраля 2000 года прошла относительно спокойно. Где-то в начале четвертого батальон начал сворачиваться, и уже в шесть утра колонна ОДШБ двинулась в сторону Ведено. После него – на Агишты.
     Мой же путь лежал в обратную сторону, в Дагестан. В девять утра на командирском УАЗе вместе с заместителем комбата по воспитательной работе майором Олегом Валиевым и еще лейтенантом из бригадной службы ГСМ мы выехали в направлении Каспийска. Через Сержень-Юрт, Шали, Гудермес…
     На многочисленных блокпостах, когда Олег, открыв дверцу, бросал короткое: «Майор Валиев, морская пехота», - омоновцы и эмвэдэшники только удивлялись: «Ну, вы, мужики, даете! Одни, на уазике…»
     Но Бог миловал. На всем пути. И где-то к полудню мы уже были в Махачкале. А там и до Каспийска рукой подать – восемь километров.
     Через сутки в штабе оперативной группировки морской пехоты на Северном Кавказе от приехавших черноморских разведчиков я узнал, что наш десантно-штурмовой батальон в целом успешно совершил многокилометровый марш на «новую задачу». А в Шали на той самой дороге, по которой мы ехали днем раньше, подорвался на фугасе морпеховский МТЛБ. Услышал я и то, о чем вся страна узнала только недели полторы спустя: о героической гибели 6-й парашютно-десантной роты псковской 76-й дивизии ВДВ. Та смертельная схватка «голубых беретов» с полуторатысячным полчищем боевиков разгоралась в те дни практически за спиной североморцев.
     …Когда самолет взлетел и начал набирать высоту, под его серебристыми крыльями медленно и величаво проплывали седые от многолетнего, сколько уже веков не тающего снега, горные вершины и хребты. «Прощайте, горы, вам видней, кем были мы в краю далеком», - пришли на память слова из старой «афганской» песни. Я улетал домой, оставляя за спиной воюющую Чечню, друзей и товарищей из отдельного десантно-штурмового батальона морской пехоты Северного флота. Тогда верил, что пройдет две-три недели, а не три с половиной месяца, и я их встречу уже в Кольском Заполярье. И обязательно с газетными статьями о них, мужественных морпехах-североморцах, и фотографиями…
     - Для тебя, Серега, война закончилась, - улыбаясь, сказал мне двумя днями ранее майор Олег Валиев, когда наш уазик пересек Герзельский мост на административной границе Чечни с Дагестаном. – Теперь твоим оружием станет не автомат, а журналистское перо…
     

На снимках: перед выходом в рейд; в боевых порядках ОДШБ - гости с «большой земли» (22 февраля 2000 г.); редкая передышка между «боевыми».