- Сергей Константинович, что привело вас в Оборонное общество?

     - Всегда дружил со спортом. Имел первый разряд по плаванию, стал кандидатом в мастера спорта по многоборью. Поскольку появилось желание работать в космической отрасли, то поступил в знаменитый «Военмех» (ныне Балтийский государственный технический университет «Военмех»). Успехи в космонавтике середины 70-х годов ХХ века впечатляли. Думал тогда, что уже в середине 80-х в космос будут летать десятки человек в год, к 2000 году – сотни. Глядишь, если повезет, то тоже побываю...
     Понятно, нужно было готовиться. С 1977 года еще студентом стал заниматься самолетным спортом в Ленинградском аэроклубе ДОСААФ. Через три года уже входил в состав сборной города по высшему пилотажу, через четыре – стал мастером спорта.

     - Видимо, занятия в аэроклубе ДОСААФ позволили расширить и технический кругозор?

     - Несомненно. Более того, и по-настоящему рабочую зарплату получил еще до окончания вуза тоже в Ленинградском аэроклубе – трудился там техником, одновременно продолжая летать. Все очень органично вписывалось в распорядок дня: чтобы между полетами не терять на аэродроме времени даром, работал техником – этих специалистов там всегда не хватало. Такое совмещение было на пользу делу: мы хотя и были спортсменами, но обслуживали свои самолеты. Точно так же, как гонщики имеют дело со своими машинами не только на трассе. Не чурались и грязной работы: мыли самолеты, меняли фильтры, ковырялись в двигателях на морозе. Деньги штатному технику полагались небольшие, но самое главное: помимо изучения техники, мы проникались повышенной ответственностью за порученное дело – на этих машинах нам предстояло подниматься в небо.

     - После вуза с самолетами не расстались?

     - Получив направление на работу в НПО «Энергия», с 1982 года начал заниматься самолетным спортом в Центральном аэроклубе им. В.П. Чкалова, через год стал абсолютным чемпионом Москвы по высшему пилотажу. В 1986 году – чемпион страны и чемпион Европы в командном зачете. Стал мастером спорта международного класса. Освоил пилотирование самолетов Як-18А, -50, -52, -55 и -55М, Су-26 и -29, Л-39. К слову, я не расстался не только с авиационными видами спорта, но и с Оборонным обществом. Ведь они развиваются в России под эгидой РОСТО (ДОСААФ). Я вслед за самолетами всерьез занялся высшим пилотажем на планерах – дело было новое, сложное, интересное – и в этом виде стал чемпионом мира.

     - И все-таки что повлияло на решение связать свою судьбу с космосом?

     - Знаете, в отличие от многих сверстников школьником не мечтал о звездах – хотел стать шофером. Лишь перед окончанием школы после решения поступать в «Военмех» впервые всерьез задумался о профессии, связанной с космонавтикой.
     Отчасти повлияло и любопытство, которое появилось под влиянием фантастики, – в то время много ее читал. Особенно нравились братья Стругацкие. Они, может быть, меньше писали о какой-то технической составляющей (в отличие от многих зарубежных писателей), зато у них люди чаще оказывались в нестандартной обстановке, есть интересные психологические моменты. Хорошая книга тем и хороша, что заставляет думать, сопереживать, «примерять» на себя. Многое потом подтвердилось на практике. К примеру, постулат о том, что чем в более опасной области человек работает, тем меньше он склонен к риску и опасности.
     Есть ведь люди, которые рискуют абсолютно неоправданно. Профессионал так никогда не поступит. Это я заметил еще в авиации, когда только начинал летать в Ленинградском аэроклубе ДОСААФ. Даже такая ехидная шутка бытует среди летчиков высокой квалификации: «Когда у людей страха нет, то соображения тоже». А вот когда человек что-то делать не умеет, то порой начинает неоправданно рисковать. Об этом впервые прочел именно у Стругацких.

     - За шесть полетов в космос был у вас трудный момент, который особенно запомнился?

     - Самого сложного и самого опасного не бывает: в одной ситуации это одно, в другой – другое. Трудностей много начиная с того основного, о чем нередко не вспоминают: космос – это непривычная для человека среда. Никто, кроме него, там не выживает: ни птенцы, ни млекопитающие, которых туда посылали. Даже растения – им, казалось бы, ничего, кроме воды и света, не нужно – чахнут. Поэтому даже чисто физиологически работать в космосе тяжело.
     Второе – это трудности, связанные с техникой, ее сложностью и необходимостью работать в условиях агрессивной среды: вакуум, экстремальные температуры и т. д. Плюс повышенная ответственность за результат. Ведь ради проведения в космосе того или иного эксперимента большие коллективы работают в течение многих месяцев, а иногда и лет. И ты, находящийся на верхушке этой пирамиды, своей ошибкой можешь перечеркнуть весь этот труд. Это большая психологическая нагрузка.

     - Вы часто встречаетесь с молодежью. Есть ли интерес у наших юных сограждан к космосу? Ведь еще лет тридцать назад чуть ли не каждый второй хотел стать космонавтом…

     - Интерес явно снизился – это факт. Как, несомненно, и то, что были и есть молодые люди, которые интересуются космосом. Поэтому нельзя говорить: вот были желающие, а теперь их не стало. Они есть, пусть и в меньшем количестве. Причем космонавтика зачастую упрощенно трактуется как исключительно участие в космических полетах. На самом деле это очень обширная сфера: и медицина, и инженерные науки, и изучение окружающей среды, и системотехника, и программирование. Просто еще несколько лет назад людям, работающим в этих областях, особенно в государственном секторе, не уделялось должного внимания. Сейчас государством предпринимаются шаги, чтобы конкретными мерами повысить интерес к космосу.

     - Нынешним космонавтам, наверное, легче готовиться к полетам по сравнению с вами и более старшими товарищами?

     - Легче в том плане, что они берут на вооружение имеющийся опыт, он аккумулируется постоянно. Другое дело, к выполнению каких задач космонавты готовятся – они все время усложняются.
     Но вообще проблема кадров достаточно актуальна. И дело не в том, что мальчишки не хотят становиться космонавтами. Пусть бы тот же пятиклассник мечтал быть моряком – ему нравится форма – или пожарником – спасать из огня людей. Тогда чувствовалась бы вполне естественная присущая юности романтика. Но когда мальчишка хочет стать юристом, то тут, оказывается, мотив другой: ему не важно, чем заниматься, главное – зарабатывать большие деньги. Юрист в этом плане профессия подходящая. Здесь не желание стать адвокатом и защищать людей или в прокуратуре бороться с преступностью – только меркантильная сторона. Ушло стремление посвятить себя нужному делу – это проблема. Поэтому неудивительно, что «космические кадровики» сетуют: если раньше в космонавты мы отбирали, то теперь подбираем. Будем надеяться, что ситуация изменится.

     - Работая на орбите с иностранными космонавтами, проходя совместную подготовку, вы имели возможность присмотреться к ним. В чем зарубежные коллеги сильнее, а где им есть чему поучиться у россиян?

     - Конечно, везде разные школы, но тут важен другой нюанс: есть профессиональные космонавты – пилоты или инженеры, и есть космонавты-исследователи. Т. е. люди, знающие космическую технику, но недостаточно глубоко для того, чтобы ею управлять, принимать решения в каких-то критических ситуациях, производить ремонт. Космонавты-исследователи в первую очередь отвечают за т. н. полезную нагрузку – комплекс проводимых экспериментов. У американцев они так и называются – «специалисты по полезной нагрузке». Со мной в первом полете летал француз Ж.-Л. Кретъен, который, хотя и был летчиком-испытателем во французских ВВС, у нас считался космонавтом-исследователем.
     Побывал в космосе с англичанкой X. Шарман и другими иностранцами и убедился: каждый силен в какой-то отдельной области, но на наших кораблях они находились не как профессиональные космонавты, а скорее как гости. Равно как и я, когда летал с американцами, находился у них в качестве гостя и осваивал новую для себя систему. Астронавты США сильны в эксплуатации своей техники. Хотя у них можно что-то взять в плане организации. Очень хорошо отлажена подготовка в их Центре им. Л. Джонсона (НАСА), лучше координируется участие космонавтов в разработках техники.
     У нас подготовка сильна тем, что космонавтов учат не на уровне привития практических навыков, а гораздо глубже. И это объективная необходимость. Если человек к недельному полету тренируется в течение года, то его, кроме отработки отдельных элементов, можно просто «отдрессировать» - отрепетировать все несколько раз. Но к полугодовому полету по такой схеме человека не подготовишь – на «репетиции» потребуются годы, а то и десятилетие. Поэтому идет подготовка не на уровне отдельных операций, а ставка делается на понимание работы всей системы. Если я это знаю, мне неважно, будет конкретно эта программа или другая. Сродни тому, что один абзац можно научить писать на любом языке, но если ты этот язык знаешь в целом, то ничего заучивать не нужно – напишешь и так. Отечественная школа подготовки космонавтов всегда была сильна тем, что люди могли работать в длительных полетах, в нестандартных условиях. Сейчас все это нивелируется: на борту одной станции мы находимся вместе с теми же американцами, обогащая друг друга опытом.

     - Несколько слов о планах. Шесть раз побывав в космосе, надеетесь еще раз полететь?

     - Это вполне вероятно, так как здоровья хватает. Единственное, с моим опытом нет смысла участвовать в каких-то рутинных полетах – лучше их использовать для «обкатки» нового поколения космонавтов. Что касается испытательных полетов, то это вполне возможно. Если конкретно говорить о том, чем занимаюсь, то сейчас ведутся работы по модернизации кораблей, созданию на станции новых режимов, где я вместе с инженерами задействован.

     - Полеты на Марс – вещь реальная?

     - Любая программа – это не только идея, но и вопросы, связанные с ее финансированием. Кроме того, в этом шаге есть смысл, когда ты четко знаешь, что последует за этим. Стоит ли тратить годы жизни только на то, чтобы отметиться в Книге Гиннесса? Слетать, вернуться и поставить точку – в этом мало проку. Шаги в неизведанное по-настоящему важны только тогда, когда люди туда пойдут, тебе же просто посчастливится быть первым.

     - Как в вашей семье относятся к столь уникальной профессии? Наверное, привыкнуть к столь долгим разлукам невозможно?

     - Конечно, ведь даже отъезд в длительную «земную» командировку создает какие-то проблемы дома. Сейчас, правда, становится проще хотя бы в плане общения с родными и друзьями. Раньше в ЦУПе лишь раз в неделю устраивались с ними встречи, а теперь проблем нет: в любой момент могу позвонить и поговорить. Но в космосе все равно и сложно, и тяжело: это не только длительное отсутствие дома, но и постоянный риск. С одной стороны, это риск, связанный с самими условиями полета. С другой - это даже не риск (все-таки здесь содержится элемент случайности), а определенный ущерб здоровью от каждого дня пребывания в космосе. Но космос по-прежнему увлекает и будет увлекать людей.