В начале 1921 года Кожанов был вызван в Москву. Главком РСФСР С.С. Каменев хотел назначить его начальником Терской стрелковой дивизии, командующий Морскими силами республики А.В. Немитц – предполагал использовать на штабной работе, а соратник по боям на Каме, Волге и Каспии Ф.Ф. Раскольников, ставший с 7 июля 1920 года во главе Балтфлота, – просил его к себе на командную должность. Сам же Иван Кузьмич выразил желание учиться в Военно-морской академии. Пока решалась его судьба, Кожанов жадно накинулся на подшивки газет, чтобы понять, что за раскол лихорадит партию большевиков.
     Оказывается, с ноября 1920 года в РКП(б) все сильнее разгоралась дискуссия о профсоюзах, то есть «о методах подхода к массе, овладения массой, связи с массой», как сформулировал ее цель В.И. Ленин. Троцкий, организатор «красного террора» и карательных отрядов на фронте и в тылу, призывал применять методы «военного коммунизма» не только в деревне, но и в городе – путем «закручивания гаек» в рабочих профсоюзах. С антиленинскими платформами выступили также группы «рабочей оппозиции», «демократического централизма» и «буферная».
     Из сообщений газет и из бесед с работниками Морского штаба республики Кожанов с горечью узнал, что на Балтфлоте тоже идет «заваруха», что Раскольников стал ярым троцкистом, «ударился в политику», способствуя снижению боеспособности флота и ухудшению морально-политической обстановки в экипажах. 27 января 1921 года было сообщено о смещении со своих постов Раскольникова и его единомышленников.
     Однако «буза» на флоте продолжалась... Второго марта в печати появилось обращение Совета Труда и Обороны:
     «Новый белогвардейский заговор. Мятеж бывшего генерала Козловского и корабля «Петропавловск».
     13 февраля 1921 года в парижской газете «Утро» («Matin») появилась телеграмма из Гельсингфорса от 11 февраля о том, будто в Кронштадте произошло восстание моряков против Советской власти. Французская контрразведка только несколько опередила события. Через несколько дней после указанного срока действительно начались события, ожидавшиеся и, несомненно, подготовлявшиеся французской контрразведкой. В Кронштадте и Петрограде появились белогвардейские листки. Во время арестов задержаны заведомые шпионы. В то же время правые эсеры начали активную агитацию среди рабочих, пользуясь трудным продовольственным и топливным положением. 28 февраля в Кронштадте начались волнения на корабле «Петропавловск». Была принята черносотенно-эсеровская резолюция.
     1 марта волнения на «Петропавловске» продолжаются. На общем собрании вновь была принята такая же резолюция.
     2 марта с утра уже открыто появилась на сцене группа бывшего генерала Козловского (начальника артиллерии). Бывший генерал Козловский с тремя офицерами, фамилии коих еще не установлены, открыто выступили в роли мятежников. Под их руководством были арестованы комиссар Балтфлота т. Кузьмин, председатель Кронштадтского Совета т. Васильев и ряд других должностных лиц. Таким образом, смысл последних событий объяснился вполне. За спиной эсеров и на этот раз стоял царский генерал.
     Ввиду всего этого Совет Труда и Обороны постановляет:
     1. Бывшего генерала Козловского и его сподвижников объявить вне закона.
     2. Город Петроград и Петроградскую губернию объявить на осадном положении.
     3. Всю полноту власти в Петроградском укрепленном районе передать комитету обороны г. Петрограда.
     Председатель Совета Труда и Обороны В. Ульянов (Ленин), председатель Реввоенсовета республики Троцкий. Москва, Кремль.
     2 марта 1921 года».
     Подоплека этого дела заключалась в следующем… Еще в царское время при российском посольстве в Лондоне действовала военно-морская разведка с агентурой по столицам и портам Европы и Азии. После октября 17-го эта сеть «рыбачила» на Антанту. Весной 1919-го адмирал А.В. Колчак возродил военно-морскую разведку в Лондоне. Во главе ее поставил сына адмирала А.Н. Абазы, одного из виновников поражения в Русско-японской войне. Команда А.А. Абазы двойной, с британцами, тягой сразу же зажгла мятеж на военном форте Красная Горка (южный берег Финского залива). Через три дня репетиция взятия Кронштадта, стоящего на одной воде с Горкой, потерпела крах.
     3 ноября 1920 года французская военная миссия донесла из Варшавы в Париж, что некто Сидней Рейли прибыл в Польшу как агент британской гражданской авиации. Рейли действительно был агентом, но британской разведки, спецом по России. В 1918-м он организовал в Москве покушение на Ленина, участвовал в заговоре, ставящем целью убийство Урицкого, пытался подчинить английскому влиянию партию эсеров... Теперь Рейли должен был выяснить положение антисоветских сил в Польше: нельзя ли взять их под крыло Англии? Очень интересовали англичан Кронштадт и Петроград.

     Из сводки ВЧК за те же дни: «Внимание! Полковник Неклюдов (бывший поручик и комендант Красной Горки, поднявший мятеж, сдавший Горку, объявленный Совнаркомом вне закона, чин полковника получил в Париже) на днях выехал в Россию через фронт Балаховича. Лидер врангелевского «Русского Совета» И.П. Алексинский поручил Неклюдову пробраться в Москву, Петроград и Кронштадт для организации линий связи».

     Анализ секретных фондов той поры показывает: из каких бы европейских дворцов ни исходили депеши во вред России, они «брали на мушку» Москву, Петроград и Кронштадт или весь Северо-Запад. Несколько реже, но так же упорно проявлялся интерес к Украине, Грузии, Кубани и Баку.
     Вояжи Рейли, Неклюдова и прочих в один и тот же район России совпали с наступлением Украинской армии С.В. Петлюры, 3-й Русской армии генерала Б.С. Пермикина и Добровольческой армии генерала С.Н. Булак-Булаховича. Удар сжатым кулаком казался сокрушительным, но чекисты перехватили план операции. А уж Красная Армия постаралась.
     Вожак эсеров Б.В. Савинков 4 декабря 1920 года писал лидеру «трудовиков» Н.В. Чайковскому:

     «3-я Русская армия Пермикина после упорных боев, прикрывая отступление разбитой Украинской армии Петлюры, перешла польскую границу и разоружена. Русская армия Булак-Булаховича, взяв Речицу, Мозырь, достигнув Гомеля, вынуждена была отступить, и тоже разоружена. Всего польскую границу перешло до 20.000 русских офицеров и солдат».
Эсер просил добыть средства для их выручки...
     После безуспешных попыток освободиться генерал Пермикин 20 января 1921 года издал приказ о награждении 14 французских генералов и офицеров (среди них майор де Голль) орденами св. Владимира, св. Анны и св. Станислава – только за то, что эта группа «состояла при 3-й армии в течение всего времени походов и боев, вплоть до отступления на польскую территорию». Расчет генерала был прост: Франция дружественна Польше, ее заступничество имело вес. Но награждение французов орденами не спасло армию от концлагеря. Поляки заявили, что они, люто ненавидя русских, оружия им не вернут. Это сыграло злую шутку с Кронштадтом и помогло Советской России.
     12 марта, когда мятеж уже полыхал, Пермикин послал главе французской военной миссии (которому не дал ордена) очередное письмо:
«Свыше 1.500 солдат и офицеров просят меня помочь им пробраться в Кронштадт на помощь восстанию. Зная, что правительство Франции интересуется повстанческим движением в России и поддерживает его, обращаюсь к Вашему Превосходительству, что, если Франция пожелает использовать нас, послав в Кронштадт или окрестности Петрограда, мы сделаем все, что в человеческих силах, чтобы доказать: наша военная акция стоит Ваших транспортных расходов. Прошу учесть и мои личные отношения к организациям Кронштадта и Пскова, куда я обязан срочно направиться с группой офицеров».

     Пока французы читали письмо, советовались, время ушло. Ни армия Пермикина, ни даже офицерское ядро ее не смогли попасть в намеченные секретными планами Псков и Кронштадт.
     А Лондон, Париж и Гельсингфорс (Хельсинки) уже месяц как обменивались шифровками русской, английской и французской разведок. Где-то у эпицентра этой шпионской сумятицы вращался капитан 2 ранга А.А. Абаза.

     «Шифр. В Париж, Сахарову. Прошу получить у Пилкина причитающиеся нам остатки фунтов и переслать их двумя чеками в Гельсингфорс. Деньги понадобятся Бойсу в начале марта. АБ. (Читай: Абаза. – Авт.)
     Шифр. Парижу. В Гельсингфорс дана инструкция по установке шифра с Кронштадтом. Когда удастся, будем просить использование Эйфелевой башни. АБ.
     Шифр. В Париж, Сахарову. Считаю крайне необходимой командировку в Гельсингфорс Вас либо Гама (граф Гамильтон, разведчик и адъютант генерала Миллера. – Авт.). Нужно, чтобы туда попали верные люди, знающие обстановку в Париже и Лондоне, знающие наши цели и дальнейшие возможности. Как бы ни повернулось в Кронштадте, нам очень надо оживить связи, организовать побольше центров в России. Мне ехать рискованно, могу потребоваться здесь. В финансовом отношении дело обеспечено. Сообщите, считаете ли нужным теперь же получить 30.000 франков? У Гама хорошие связи в Финляндии. С другой стороны, если Гам уедет, сможете ли заменить его при Миллере? Если с визами из Парижа трудно, сообщите, нажму через англичан. АБ.
     Шифр. Парижу. Вил (агент Вильсон. – Авт.) находится в Кронштадте. Спросите у генерала Миллера 15.000 франков из ассигнованных нам генералом Монкевицем средств и сейчас же переведите Вилу. АБ.
     Шифр. Париж. Гельсингфорс сообщает: Кронштадт нуждается в срочной помощи продовольствием. Бойс (генерал Бойсман. – Авт.) ничего не знает. Т. (Тратенберг. – Авт.).
     Шифр. Париж. Сведения о восстании в Кронштадте прошу считать секретными и ни в коем случае не оглашать. АБ.»

     Всего этого в начале марта 1921 года Кожанов, конечно, не знал. А вскоре именно ему пришлось наводить порядок на Балтике. Во главе флота была поставлена революционная тройка: Г.П. Галкин, И.К. Кожанов, П.И. Курков.

     «Товарищи, – обратились они к кронштадтским морякам и красноармейцам. – Вас нагло обманули. Вы наивно поверили нелепым уверениям наших злейших врагов и попались, как кур во щи... Моряки Петроградской морской базы и Шлиссельбургской базы глубоко возмущены вашим легковерием. Гарнизоны фортов «Краснофлотский» и «Передовой» ощетинились против Кронштадта. Куда же идете вы, безумцы? Остановитесь, одумайтесь... пока не поздно. Перестаньте позорить славный Балтийский флот. Советская власть крепка и сумеет круто разделаться с провокаторами, изменниками и заговорщиками».

     Судя по воспоминаниям первого председателя Центробалта и первого наркомвоенмора П.Е. Дыбенко, Иван Кузьмич в тот же день был вызван к Ленину. В «Биохронике В.И. Ленина» упоминания о такой встрече нет. Но, во-первых, как доказано исследователями, эта хроника явно не полная. А во-вторых, назначение нового комфлота в такой обстановке вряд ли могло обойтись без главы государства...
     3 марта Кожанов прибыл в Петроград. Там он узнал, что неблагополучно не только на флоте, но и на фабриках и заводах. Десятки из них забастовали после двойного снижения в январе– феврале продовольственных норм по карточкам. Многое узнал он также из рассказов питерских партийцев, из расспросов отпущенных мятежниками политработников базы, сообщений некоторых перебежчиков и пленных. Выяснилась довольно-таки неблагоприятная картина...
     Балтика послала на фронты Гражданской войны свыше 140 тысяч матросов, многие из которых или погибли в боях, или были разбросаны по всей стране. На смену им на флот пришли вчерашние крестьяне, недовольные повальной продразверсткой и торговой монополией, жестокостью продармейцев и комиссаров, изъятием «излишков» хлеба по разнарядке даже у бедняков.
     Получив от Советской власти землю, крестьяне в Гражданскую войну мирились даже с продразверсткой, но в мирное время терпеть такое насилие уже больше не могли. Не случайно в 1920-1921 годах произошел всплеск народных восстаний в Центральной России, Поволжье, Сибири, на Украине, Дону и Кубани, самыми крупными из которых были махновщина на Украине и антоновщина в Тамбовской губернии.
     Но самым опасным стал Кронштадтский мятеж, который, по оценке Ленина, был «страшнее Колчака, Деникина и Юденича вместе взятых». С одной стороны, это был протест отчаяния, спровоцированный жестокой политикой самой Советской власти. А с другой, бывшие царские офицеры (во главе с генералом Козловским), иностранные агенты, анархисты, меньшевики и эсеры умело разжигали недовольство людей, чтобы попытаться еще раз свалить власть большевиков.
     27 тысяч матросов, солдат и рабочих, доведенных, по словам Ленина, до отчаяния и полной невозможности работать, потерявшие веру в справедливость и демократию, восстали. Восстали, несмотря на агитацию, которую проводили на многих митингах и собраниях большевики, в том числе «всероссийский староста» М.И. Калинин и комиссар Балтфлота Кузьмин.
     «Мятежники», восставшие под Красным флагом(!), выдвинули лозунги «Советы без коммунистов!», «Власть Советам, а не партиям!». Они потребовали немедленных перевыборов Советов тайным голосованием, свободы слова для всех соцпартий, предоставления крестьянам права распоряжаться землей, свободы торговли, разрешения заниматься кустарным промыслом, отмены продразверстки и политотделов и т. д. Словом, они выступили против командно-бюрократической системы – чиновников в стране уже тогда насчитывалось более четырех миллионов, требовали разгосударствления и приватизации, плюрализма и деполитизации, гласности и демократии...
     Был избран Временный ревком во главе с писарем линкора «Петропавловск» эсером Петриченко. Восставшие выступили в своей газете «Известия» с обращением не проливать ни капли народной крови, подкрепив эту мысль тем, что лишь взяли под стражу часть коммунистов, а работников политотдела, особого отдела и трибунала даже отпустили. Призывы ревкома нашли отклик даже среди бойцов двух полков 27-й Омской стрелковой дивизии, которые поначалу отказались стрелять в «братьев по классу». Но офицеры, не приняв идею «бескровной революции», создали свой штаб восстания и, намереваясь захватить Петроград, оттеснили ревком от руководства.
     В Питере еще в феврале было введено чрезвычайное осадное положение, а с началом мятежа всю полноту власти взял Комитет обороны во главе с Зиновьевым.
     И вот теперь во главе Балтфлота встал Кожанов. Назначение было оформлено приказом следующего содержания:

     «Приказ командующего войсками Петроградского военного округа № 016 от 5 марта 1921 года.
     I. Объявляю для сведения руководства и исполнения приказ Предреввоенсовета респ. т. ТРОЦКОГО:
     1) ввиду восстания в Кронштадте приказываю восстановить 7 армию, подчинив ее непосредственно главнокомандованию; 2) временное командование 7 армией возложить на тов. Тухачевского с оставлением в должности командзапа; 3) вр. командарму 7 тов. Тухачевскому подчинить во всех отношениях все войска Петроградского округа и командующего Балтфлотом; 4) командующего войсками Петр. округа тов. Аврова одновременно назначаю комендантом Петрукрепрайона; 5) командующим Балтфлота назначить тов. КОЖАНОВА, а начальником штаба Балтфлота назначить военмора т. Кукеля; 6) вр. командарма 7 тов. Тухачевского назначить членом Комитета обороны гор. Петрограда вместо тов. Аврова; 7) тов. Тухачевскому оформить оперативную часть штарма, во всем остальном вести управление и снабжение армией через командующего войсками Петроокруга; 8) временному командарму 7 в кратчайший срок подавить восстание в Кронштадте; 9) 5-го марта предупредить Кронштадт, что если в течение 24 часов возмущение не будет прекращено, то будут открыты военные действия; 10) принять группировку сил, вполне обеспечивающую успех операции, если бы такая развилась в более широком масштабе; 11) все авиационные силы и средства, сосредотачиваемые в 7 армии, подчинить непосредственно Главначвоздухофлоту тов. Сергееву, который в этом отношении подчиняется командарму 7.
     5 марта 1921 года № 28. Предрев[воен]совета республики ТРОЦКИЙ, Главком С. КАМЕНЕВ, Наштаресп ЛЕБЕДЕВ.
     II. Во исполнение сего 5 марта в 17 часов 45 минут 1) оперативное руководство войсками, действующими против Кронштадта, сдал командарму 7 тов. Тухачевскому; 2) вступил в должность коменданта Петроградского укрепленного района; 3) тов. Булина назначаю своим помощником по должности коменданта Петрукрепрайона с возложением на него руководства внутренней обороны г. Петрограда; 4) начштаба округа выделить необходимых сотрудников в оперативное управление штарма 7 по указанию последнего; 5) начальнику связи округа с управлением связи поступить в оперативное подчинение командарма 7.
     Помвойск Командующий войсками округа Авров. Александров».

     В исключительно тяжелый момент мятежа Реввоенсовет республики назначил Кожанова командующим флотом, видя в нем решительного и мужественного человека, способного твердо держать в своих руках руль управления. Неожиданный поворот в судьбе не смутил двадцатитрехлетнего моряка. Высокий пост не вызвал у него головокружения. Он остался верен себе.
     Вступив в командование, Кожанов повел жестокую борьбу с расхлябанностью и распущенностью на флоте: запретил собрания команд, происходившие по всякому поводу и выливавшиеся в нарушение порядка, приказал командирам и комиссарам неотлучно находиться на кораблях, всюду вводил строгий революционный порядок.
     «Революционному трибуналу, – писал комфлота, – всех виновных в нарушении моего приказа карать со всей строгостью законов осадного положения».
     За словом последовало дело: 19 курсантов училища командного состава флота за отказ отправиться на Кронштадтский фронт, командир эсминца «Меткий» за самовольную отлучку с корабля, другие нарушители дисциплины были преданы суду трибунала и понесли суровое наказание.
     Одновременно Кожанов пытался собрать все силы флота для скорейшего подавления очага сопротивления.
     – Что может выставить Балтийский флот для борьбы с мятежниками?– поставил вопрос комфлота на оперативном совещании в штабе. – Первым прошу доложить начальника оперативного управления.
     С.М. Лепетенко, вместе с которым Кожанову довелось сражаться на Восточном фронте, Каспии и в Приазовье, доложил:
     – Наши силы: линейные корабли «Гангут» и «Полтава», канонерская лодка «Храбрый», девять эсминцев. Их можно вывести ледоколами в морской канал. Эти корабли при корректировке стрельбы с аэропланов могут обстреливать Кронштадт.
     – Что думает об этом главный артиллерист?
     – У «Гангута» и «Полтавы» мала сила огня, да и заряжение орудий производится вручную. Стрелять можно только из кормовых башен – они будут готовы через полтора месяца.
     Главный штурман добавил:
     – Наши линкоры будут на створе, мятежники могут их легко обстреливать из Кронштадта. В случае аварии корабли сядут днищем на дно канала и вывести их будет очень трудно. Вероятна тогда полная закупорка канала.
     – Мнение начальника штаба?– Кожанов повернулся к В.А. Кукелю.
     – Все операции флота могут носить только чисто демонстрационный характер. Никакого серьезного урона мятежникам он принести не может. А потери возможны большие.
     Кожанов знал, что моряки голодали, многие еле двигались. Угля почти не было, неподвижные корабли отапливались дровами. Команды тем только и занимались, что грузили дрова на свои суда – работа чрезвычайно тяжелая, особенно при плохом питании. Да и политическая сознательность крестьян, недавно надевших морскую форму, – а их подавляющее большинство– находилась на невысоком уровне. На кораблях немало чуждых Советской власти элементов. И все же невозможно допустить, чтобы флот не участвовал в подавлении мятежа.
     Вторично звучит вопрос командующего:
     – Что мы можем практически сделать? Не через полтора месяца, а в ближайшие дни?
     – Вести огонь по Кронштадту береговыми батареями плюс действия аэропланов, – ответил начальник штаба. Все согласились.
     Когда Кожанов остался вдвоем с начальником политотдела, он спросил:
     – Моряки имеют богатый опыт ведения войны на суше. Можно ведь выделить хотя бы тысячу человек в береговые отряды. Почему же никто этого не предложил?
     – Из-за мятежа, считаю, моральное состояние части личного состава неудовлетворительным, – откровенно ответил П.И. Курков. – Вряд ли мы сейчас наберем достаточно добровольцев. Да и сомнительно, чтобы командующий 7-й армией согласился с этим.
     Тогда Кожанов попытался создать несколько коммунистических отрядов особого назначения, но их участие в борьбе против мятежников было совершенно незначительным. Браня в душе «стоячее болото» в Петроградской морской базе, комфлота сосредоточил свое внимание на береговых фортах.
     Выписки из радиожурнала штаба флота:

     «6 марта. Идет бой. Форт обстреливает линкоры, форт «Константин», морские казармы. Мятежники отвечают с судов. Снаряды падают в расположение «Краснофлотского». Комендант Елисеев».
     «9 марта. По просьбе комфлота я взял на себя наблюдение и корректировку огня артиллерии «Краснофлотского». Комиссар Сладков...»
     «11 марта. Аэростат поврежден. Из-за расстрела пушек, различий партий порохов часть снарядов не долетают до цели. Елисеев...»
     «12 марта. Командарму Тухачевскому. Кожанов находится на «Краснофлотском». Начальник штаба».

     Поезд, в котором ехал с походным штабом командующий флотом, прибыл на форт к ночи. Батареи вели залповый огонь по мятежным линкорам. Те отвечали. Кожанов обходил с комендантом А.Б. Елисеевым казематы, разговаривал с артиллеристами, навестил раненых. Потом по прямому проводу из Петрограда главный минер доложил план устройства по льду залива у Толбухина маяка минных заграждений, чтобы не допустить внезапного нападения со стороны моря и ухода линкоров из Кронштадта. Получили согласие на это командарма М.Н. Тухачевского, началась подготовка специальной минной партии.
     В ночь на 17 марта 7-я армия, усиленная войсками с других фронтов и округов, перешла в решительное наступление. После упорных боев к утру 18 марта мятежная крепость пала. Еще ночью, убедившись в безысходности положения, сдалась команда «Севастополя», а в 5 часов утра – команда «Петропавловска».
     Через несколько дней в штаб флота за указаниями прибыл временный комендант крепости А.И. Седякин. С ним приехал командир главного порта А.П. Зимин.
     – Надо как можно скорее приводить крепость в боеспособное состояние,– сказал комфлота:– Проверьте, в каком состоянии артиллерия. Подсчитайте оставшийся боезапас. Сколько и каких осталось людей. С учетом всего этого надлежит составить план обороны Кронштадта.
     Командиру порта была поставлена задача: очистить гавани от затонувших мин заграждения, привести в рабочее состояние доки, заняться «Севастополем». Главный артиллерист уже проверял состояние орудий на линкорах, разряжались оставшиеся в них снаряды, готовился доклад о перевооружении форта «Краснофлотский».
     На сдавшиеся линкоры нужны были новые командиры и комиссары. Кожанов советуется с Галлером, Курковым, беседует с кандидатами на эти должности. На линкорах обстановка сложная, и комфлота взвешивает все «за» и «против». И вот приказ: командира эсминца «Самсон» Н.А. Бологова назначить командиром на «Севастополь», комиссаром – Ф.А. Локачева, начальника дивизиона эсминцев А.В. Макарова – командиром на «Петропавловск», комиссаром – С.Ф. Фоменко.
     – Ответственное дело вам доверено, – обратился Кожанов к назначенным. – Вам следует навести строгий порядок на кораблях, помочь смыть позор, неслыханный для революционных моряков.
     – Приложу все силы, – волнуясь, ответил Бологов.
     Макаров молча поклонился. Комиссары заверили, что намерены как следует поработать с людьми.
     Вскоре П.И. Курков принес Кожанову постановление общих собраний команд «Петропавловска» и «Севастополя».
     – Теперь вот каются, красивых слов не жалеют, клеймят «гнусных врагов трудового народа», пишут, что получили жестокий урок, твердо решили вернуть «хотя бы ценой жизни свое прежнее достоинство красных балтийских моряков»… Просят переименовать «Петропавловск» в «Марат», а «Севастополь» – в «Парижскую коммуну», товарищ командующий.
     – Согласен. А команды нужно как следует перетряхнуть, – подытожил Кожанов.
     31 марта 1921 года приказом по флоту линкорам были присвоены новые наименования.
     Возвратилась комиссия, обследовавшая линкоры и форты.
     – Ущерб причинен большой, – докладывал ее председатель Д.С. Лемтюжников. – На «Петропавловске» расстреляны все тела орудий главного калибра. Практически линкор вышел из строя. На форте «Краснофлотский» надо заменить все двенадцатидюймовые орудия. Боевые запасы фортов уменьшились наполовину.
     Командующий Морскими силами республики А.В. Немитц требовал доложить, как сейчас обеспечена оборона подступов к Петрограду с моря, когда войдут в строй линейные корабли, восстановят боеспособность форты. В штабе флота специалисты засели за расчеты, выясняли потребность в вооружении, перераспределяли орудия, снаряды, намечали сроки окончания работ. Для защиты морских подступов к базе флота на фортах «Краснофлотский» и «Риф» устанавливали новые орудия.
     Кожанов, конечно, понимал: его командование Балтийским флотом – 179 судов различного назначения, 10.124 человека одних только судовых команд – дело временное, и назначение опытного морского специалиста на пост комфлота не за горами. Но он считал себя обязанным сделать все возможное для подготовки флота к весенней кампании, как бы ни тяжелы были условия.
     А обстановка на Балтике сложилась чрезвычайно трудная. Мятеж нанес тяжелый удар по флоту. Количество личного состава уменьшилось, его моральное состояние подорвано, а объем работ по восстановлению боеспособности флота увеличился. На плечи командующего легло множество, казалось бы, неразрешимых задач, и неизвестно, в каком состоянии оказался бы флот к началу весенней кампании, если бы не помощь правительства.
     По постановлению Совета Труда и Обороны для выполнения заказов флота выделялись два завода, Балтийский завод и плавучие мастерские получали топливо, материалы, продовольствие. Командующему разрешалось задержать демобилизацию специалистов, но зато и срок окончания ремонта ударной группы тральщиков был крайне сжатым -1 мая.
     Кожанов поставил задачу: закончить ремонт досрочно. В ударную группу вошло девять тральщиков, в том числе «Дозорный», «Запал», «Клюз», «Невод», «Разведчик», «Ударник». Не требовалось большой агитации: моряки, стремясь доказать свою верность революции, работали днем и ночью...
     Наступила середина апреля. Устье Невы и восточная часть Финского залива очистились от ледяного покрова. Встала новая задача – гидрографическое оборудование водного района.
     С конца апреля один за другим вступали в строй эсминцы: «Амурец», «Выносливый», «Гайдамак», «Уссуриец», канлодка «Храбрый», заградители, плавбазы.
     Но Кожанов и его помощники были озабочены не только ремонтом кораблей. Ускоренными темпами производилось перевооружение «Краснофлотского». Командующий пристально следил за ходом работ, часто приезжал на форт.
     Большую помощь оказывал начальник штаба флота Л.М. Галлер – опытный морской офицер, скромный, деликатный человек. Галлер вел себя так, будто в кресле перед ним сидел авторитетный адмирал русского флота...
     Вечером 22 апреля Кожанов наблюдал за выходом в море первого отряда тральщиков. На флагмане взвился сигнал «сняться с якоря». «Ясно вижу» – затрепетали флажки на мачтах тральщиков, выстраивающихся в кильватерную колонну. Под звуки «Интернационала» тральщики проходили мимо эскадренных миноносцев. Из их трюмов выбирались закоптелые, чумазые матросы, производившие ремонт, и дружно приветствовали команды ударной группы. Лица их сияли. Еще бы: Балтийский флот ожил, флот выходил в море.

     «29 апреля тральщики окончили работу, – доносил Кожанов в штаб Морских сил республики, – протрален фарватер шириной 5 кабельтовых от Толбухина маяка до мыса Гакколово. Тральщики в исправности вернулись».

     С 1 мая 1921 года торговые суда могли безопасно проходить в Петроград, и народный комиссар по иностранным делам Г.В. Чичерин оповестил по радио все государства об открытии первой мирной навигации в советских водах Балтики.

     «Балтийскому флоту предстоит важная задача: восстановить морской торговый путь с западом, – писал Кожанов в приказе. – Моряки траления уже выполнили большую часть этой работы. За великий труд, быструю помощь Советской Республике и в знак солидарности моряков политотдел вручает дивизии траления Красное знамя».

     …А вскоре уже Иван Кузьмич оставлял свой пост. С изменением обстановки на Балтике пост единовластного командующего упразднялся, вновь создавался Реввоенсовет, а начальником Морских сил назначался М.В. Викторов.
     Сдав 6 мая командование, Кожанов ждал нового назначения. В эти дни в Петроград приезжал В.И. Шорин. Выслушав бывшего подчиненного, заметно расстроенного неопределенностью своего положения, он сказал:
     – Все дело в том, что в профессионально-военном смысле вы фигура незаконченная: не моряк, по существу, не армейский командир. Есть боевой опыт, но для мирной обстановки этого мало. Нужны систематизированные знания в определенной военной области. Вам сколько лет?
     – Двадцать три.
     – Идите учиться, – Шорин дружелюбно улыбнулся. – Понимаю. Трудно решиться стать курсантом, побывав немалым командиром. Но без знаний будете маяться. Вас, конечно, назначат куда-нибудь, памятуя о боевых заслугах. Но все это будет временным, а годы незаметно уйдут, и тогда сами пожалеете…
     На снимке:По льду – на мятежников Кронштадта.
     (Из архива газеты «Красная звезда»)