- Виталий Владимирович, для чего, собственно, нужны психологи, когда всюду востребованы менеджеры, те, кто умеет организовать производство, наладить бизнес?
     - В любой жесткой рыночной системе (а у нас она рыночной, по большому счету, только становится) человеческий фактор остается и дает о себе знать. Люди требуют к себе именно человеческого отношения, и традиционно эту задачу выполняли психологи. Недаром в развитых странах нет проблемы востребованности психологов и психологическая культура населения такова, что практически каждая семья, каждый человек имеют «своего» психолога. Следовательно, социальная востребованность психологии и психологов и в Москве, и в России в целом только возрастает. Возрастает она и в Вооруженных Силах.
     С другой стороны, возрастает интенция к получению такой профессии, связанной с гуманитарной сферой и оказанием помощи людям. Поэтому – конкурсы, поэтому – востребованность, поэтому – социальный запрос. Для того московское правительство и учредило МГППУ, чтобы этот запрос удовлетворить.
     Вообще, у нас три категории студентов. Во-первых, те, кто нацелен идти в социальную сферу, и прежде всего в образование. Во-вторых, те, кто идет в коммерческие структуры, в бизнес. Они с удовольствием «поглощаются» нашими бизнес-структурами. У нас есть факультет, который очень хорошо готовит таких специалистов. И, в-третьих, у нас есть студенты, которые идут в силовые ведомства.
     Нам удалось за это десятилетие построить серьезную систему высшего профессионального психологического образования в нашем вузе. Результат этот закреплен в том, что в нынешнем году мы оказались среди вузов - победителей конкурсного отбора образовательных учреждений высшего профессионального образования, внедряющих инновационные образовательные программы.
     Наш университет – один из 57 российских вузов, которые выиграли в этом конкурсе, один из трех вузов педагогического и психологического профиля, и, что самое главное, наш вуз был определен, по существу, как отраслевой психологический университет. Дело в том, что психологические факультеты различных вузов такого объема и уровня психологического образования не дают. Пожалуй, и нигде в мире вы больше этого не найдете. Думаю, это неплохой подарок к юбилею и красноречивый итог нашей работы. Мы действительно формировались как психологический университет. Это отраслевой вуз, ориентированный на развитие национальной практической психологии, и в этом смысле он имеет гораздо больше специализированных направлений, нежели любой психологический факультет в России.
     - Вы выиграли тендер на право реализации проекта по подготовке психологов для Вооруженных Сил. Сегодня ваши студентки сидят на лекциях в военной форме и проходят стажировку в войсках. Откуда этот интерес к армии? Не стало ли здесь отправной точкой ваше участие в оказании психологической помощи членам семей военнослужащих, погибших на атомной подводной лодке «Курск»?
     - Я точно знаю, и международная практика это показывает, что целый ряд профессий в армии занят женщинами. Это психологи, медики, связисты и т.д. И когда мы включались в этот эксперимент, то сразу сказали, что учатся у нас преимущественно девушки. Но в Минобороны отнеслись к этому спокойно.
     На экспериментальном отделении военной психологии сегодня учатся 27 человек. 25 из них должны после выпуска пойти служить по контракту. Мы готовимся к этому. И я убежден, что наличие в армии женщины-психолога – очень перспективное направление.
     Мы работали не только с женами и детьми членов экипажа подводной лодки «Курск». Мы работали с военнослужащими, которые служат в «горячих точках». Кроме того, по договору с Минобороны к нам прямо из частей приезжали военные психологи на месячные курсы повышения квалификации. От них мы очень многому сами научились. Но и они многое узнали. Штатные военные психологи откровенно признавались, что им не хватает профессионального мастерства, знаний из области конфликтологии, межличностных отношений. То есть всего того, что очень нужно в современных Вооруженных Силах. На недавнем учебно-методическом сборе военных психологов в Москве отмечалось, что образовательный уровень и профессиональная подготовка войсковых и флотских психологов оставляют желать лучшего. На сегодняшний день высшее психологическое образование имеют лишь 37 процентов специалистов, а подготовка армейских психологов в Военном университете, к сожалению, пока не соответствует современным требованиям.
     Мы создали на своей базе курсы повышения квалификации, и результат был удивительный. Университет получал заказ на эти курсы вновь и вновь. И когда мы пошли на участие в тендере на реализацию проекта по подготовке профессиональных военных психологов, у нас уже имелись определенные результаты работы в этой области. И вообще, на мой взгляд, направление по работе психологов в силовых ведомствах должен брать на себя профессиональный специализированный вуз. Дилетантизм обходится слишком дорого. Потому мы и взялись за это направление. Хотя выиграли тендер с большим трудом, борьба была очень тяжелой. И, видимо, здесь мы не просчитались. Как не просчиталось и Минобороны. Потому что результат налицо. Наши девчонки упорно идут к намеченной цели. По опросам, они хотят идти в Вооруженные Силы.
     - А сколько длится эксперимент?
     - Уже два года, остался еще один. На отделение военной психологии девушки переходят с 3-го курса, уже имея базовую подготовку. Фактически мы даем им диплом психолога и специализацию военного психолога. Конечно, дается это непросто. Как и везде, есть внутренние проблемы. Есть определенное напряжение, потому что нагрузка у девушек приличная. Фактически они получают второе образование, занимаются по субботам. Правда, Минобороны платит им вторую стипендию.
     - Виталий Владимирович, нет ли у вас опасения, что когда ваши выпускники – люди по сути своей гражданские – столкнутся с жесткими армейскими реалиями, им самим… психолог потребуется?!
     - Психолог требуется всем. В том числе, не удивляйтесь, и самим психологам. Это нормальная ситуация. Мы проводим мониторинг, изучаем, как девушки относятся к тому, чем им предстоит заниматься в будущем. Нас тоже интересует, почему они выбирают профессию, сопряженную с экстремальными нагрузками, определенным риском, преобладанием рядом мужского контингента.
     Так вот, прежде всего их привлекают возможности профессионального роста. Наверное, здесь присутствует и изрядная доля романтики. Кто-то, может быть, и не знает до конца реальной ситуации, с которой придется столкнуться на практике. Но я могу сказать по работе этих девочек и в волонтерском движении, и в ходе чрезвычайных ситуаций в Москве, что это очень мужественная публика. И я бы не стал здесь женщин выделять в особую категорию.
     Да, вуз у нас гражданский. Но профессиональную подготовку здесь дают с ориентацией на армейские проблемы. А военное дело девушкам преподает профессорско-преподавательский состав из вузов Минобороны. Кстати, контакт с представителями военного ведомства, в том числе Главного управления воспитательной работы, мы наладили очень быстро. Они тоже заинтересованы в том, чтобы эксперимент удался. Хотя поначалу, не стану скрывать, определенный скепсис с их стороны присутствовал.
     Очень интересно было слушать наших девчонок по результатам их первой стажировки в войсках. Они рассказывали о своем опыте оказания психологической помощи военнослужащим, о своих первых консультациях. Кроме романтики, они чувствовали и ответственность за ту работу, которую делают. А ответственная позиция большинства из них говорит о многом. О том, что именно женщины способны качественно выполнять эту работу, именно они могут находиться на этой профессиональной позиции. Хотя здесь нет однозначного мнения и у самих военных. Время покажет, насколько справляемся мы с этой задачей, и расставит все по своим местам. Я почему-то очень верю, что девчонки найдут себя.
     К тому же для нас здесь нет чего-то принципиально нового. По договору между Департаментом образования и управлением ГО и ЧС города Москвы мы готовим группу психологов для работы в чрезвычайных ситуациях. И, поверьте, работа там не менее сложная, чем в армии. У нас вообще простой работы нет.
     - Штатного военного психолога командир части воспринимает как обычного офицера со своей специализацией. Не будут ли ваши выпускники все же больше походить на капелланов, о роли которых в Вооруженных Силах тоже нет единого мнения?
     - У хорошего учителя есть две ипостаси. Учитель как человек, несущий знания по своему предмету. И педагог, который все время находится среди детей, формирует их мировоззрение, образ поведения. Наш выпускник, который придет в войска, как и всякий офицер, будет подчиняться общевоинским уставам, приказам командиров и начальников. Он, как и все офицеры, подписывает контракт. Вместе с тем специфика профессии заставляет его держать другую, человекоориентированную позицию. И он будет это делать, выступая защитником интересов военнослужащих просто в силу своей профессии. В этом смысле у него, безусловно, будет гуманитарная роль. Хотя называть ее можно как угодно. Из-за этого наши девушки и идут в армию. А вот как сможет военный психолог сочетать свою офицерскую составляющую с профессиональной психологической ролью и сумеет ли он трансформировать эту роль в позицию - вопрос очень серьезный.
     Я могу лишь сказать, что люди, подготовленные профессионально, несущие ответственность за качество своей работы, не должны ударить в грязь лицом. Все-таки наши воспитанники в период обучения получают немалый практический опыт. Мы работали и во время терактов в Беслане, на Дубровке. Так что наши девушки – не гламурные девицы и не кисейные барышни, которые падают в обморок в стрессовой ситуации. Это отчаянные девчонки, которые еще и ребятам фору дадут. Они едут в лагеря работать с трудновоспитуемыми подростками. Занимаются проблемами детей-сирот. Пытаются защищать права детей в судах. В то же время они яркие, красивые. У них глаза горят! Они знают, что жизнь у них будет непростая, но хотят ее строить сами.
     К тому же люди, которые обременены чувством ответственности, в хорошем смысле слова ломают ситуацию. Делом доказывают командирам частей, что психолог нужен в армии точно так же, как и тыловик, вооруженец, финансист. Верно говорят, что можно иногда ошибиться в каких-то профессиональных качествах человека, но ошибаться в нем самом нельзя.
     Армия, как и все общество, страдает нехваткой психологической культуры. Мой долг как ректора – ставить студентов на профессиональное крыло. И говорить им: вы несете ответственность за то, что вы психологи! А психологи принимают нашу профессиональную присягу. И каждый свой шаг сверяют с ней. Не думаю, что она будет в чем-то противоречить присяге воинской. В конце концов, мы все вместе должны отвечать за наше общество, за наших детей. Для нас детство – главный предмет. А 18-летние пацаны, поставленные в строй, – это тоже наши дети…
     - Скажите, а как обычные студентки смотрят на своих сверстниц в военной форме?
     - Сначала было определенное непонимание, удивление. А сейчас эксперимент заканчивается, и в связи с этим студенты терзают меня вопросами: у нас еще будут готовить военных психологов? Внутри вуза появилась мода на военную психологию. Накоплен богатый опыт, и мне, как ректору, хотелось бы, чтобы этот проект был пролонгирован. Минобороны, насколько я знаю, тоже выступает за это. Для армии готовить ряд узких специалистов на базе гражданского вуза в общем-то выгодно. Выгодно это и нам. За счет «военного фактора» повышается дисциплинарный компонент всех студентов.
     К сожалению, развитие практической психологии в армии сопряжено с массой проблем. Они связаны с тем, что людей нужно подбирать для будущей профессиональной работы, их нужно готовить к действиям в экстремальных условиях. А если уж говорить о женщинах-психологах, то их нужно держать в основном в мужской компании, где всегда есть свои специфические моменты. Но, повторяю, зачастую именно женщина, как никто другой, способна регулировать межчеловеческие отношения в такой специфической структуре, как армия. Женщина берет на себя в этом плане достаточно большую нагрузку. Об этом мы можем судить даже по отзывам о работе наших девочек из тех частей, где они проходили стажировку. Отцы-командиры сами удивились, насколько быстро удалось нашим стажеркам выстроить доверительные отношения с личным составом, в том числе с молодыми солдатами, которые доставляют больше всего хлопот. Эти командиры уже готовы взять их к себе служить. Так что некоторые девчонки уже присмотрели себе место будущей службы. Там их уже знают и ждут.
     Если в Минобороны считают, что присутствие военных психологов женского пола пойдет Вооруженным Силам на пользу, гуманизирует отношения в армии, сделает их более тонкими, мы можем готовить таких специалистов уже не только в рамках эксперимента. Со своей стороны мы наработали программы, формы контактов с военным ведомством. Мы знаем, как наладить этот процесс на базе гражданского вуза без военной кафедры. Теперь нужен ответ со стороны государства. И мы надеемся, что он последует.
     Хотя здесь может сказаться то, что МГППУ – региональный вуз. Если бы у нас был федеральный статус, эта проблема наверняка решалась бы быстрее и проще. А поскольку мы являемся вузом, хоть и государственным, но учрежденным и финансируемым субъектом Федерации, то здесь возникают проблемы распределения полномочий, сфер ведения. И в этом смысле при всех плюсах федеративного устройства России возникает вопрос, который связан с тем, как взаимодействовать федеральным властям (в данном случае Министерству обороны) с регионом, в котором идет реальная работа по подготовке соответствующих специалистов. Здесь еще надо кое-что дорабатывать, совершенствовать.
     Но, может быть, и неплохо, что мы работаем на региональном уровне? Если жительницы Москвы и Подмосковья будут служить в Московском военном округе, где у них уже решена жилищная проблема, то в этом будет и определенный позитивный момент. По крайней мере, мы будем их здесь отслеживать, оказывать методическую помощь. Так что федеральная задача, на мой взгляд, может иметь и такой вот региональный формат.