Кадровые чистки 30-х годов прошлого века коснулись всех слоев и «этажей» советского общества. Не обошли они стороной и Военно-морской флот, прежде всего его командные кадры. Всего же под «колесо истории» попало около 3.000 военных моряков.
     Аресты флагманов РККФ начались весной 1937 года (наша справка: 22 сентября 1935 года постановлением ЦИК и Совнаркома СССР в военно-морских силах РККА были введены персональные воинские звания, в том числе флагманов флота 1 и 2 ранга). Одним из первых арестовали бывшего командующего Северной флотилией Захара Алексеевича Закупнева. Это был старый заслуженный военмор, начинавший службу на царском флоте. Участник октябрьских событий 1917 года и Гражданской войны, в 1924 году он окончил Военно-морскую академию. Служил на Балтийском флоте. В 1933 году Закупнев стал командующим Северной военной флотилией, но в 1935 году его с понижением перевели на Каспий. Последняя его должность - командир 2-й группы канонерских лодок Каспийской военной флотилии.
     Закупнев был арестован 19 марта 1937 года. Вначале ему, как одиночке, было предъявлено стандартное обвинение во вредительской деятельности, направленной на снижение обороноспособности страны. Однако затем события стали разворачиваться в ином направлении. Об этом оставил документальное свидетельство один из допрашивавших Закупнева следователей. В своих показаниях после собственного ареста Ушаков писал: «Мне дали допрашивать Тухачевского, который уже 26 мая сознался у меня... Я, почти не ложась спать, вытаскивал от них побольше фактов, побольше заговорщиков... Даже в день процесса, рано утром, я отобрал от Тухачевского дополнительные показания об участии в заговоре Апанасенко и других... Я буквально с первых дней работы поставил диагноз о существовании в РККА и на флоте военно-троцкистской организации, разработал четкий план ее вскрытия и первый получил такое показание от бывшего командующего Каспийской военной флотилией Закупнева…»
     После этого признания Закупнева аресты на флоте приняли массовый характер. Поводом для них, кроме показаний Закупнева, было участие в различных оппозициях. Надо заметить, что в первые годы Советской власти внутри большевистской партии царила атмосфера свободомыслия и дискуссий. Члены партии, особенно с дореволюционным стажем, считали себя вправе свободно, в том числе критически, высказываться о политике партийных верхов, где и при Ленине, и в первые годы после его смерти шли постоянные споры по различным внутри- и внешнеполитическим вопросам. Кто знал, каким «боком» многим это выйдет в середине 30-х годов.
     Вторым из военморов был репрессирован видный участник революции и Гражданской войны, а в последнее время помощник командующего Черноморским флотом Петр Иванович Курков. Его арестовали 25 марта 1937 года. Впоследствии показания Куркова легли в основу обвинений других флагманов РККФ. А в целом руководство НКВД торопилось создать видимость широко разветвленной сети заговорщиков в армии и на флоте. Для этого нужно было найти крупные фигуры из руководителей флота.
     Одной из таких фигур стал бывший начальник Морских сил Республики в 1924–1926 годах Вячеслав Иванович Зоф. Его арестовали в апреле 1937 года. В обвинительном заключении по делу содержались формулировки о том, что Зоф является участником антисоветской троцкистско-зиновьевской террористической организации и с 1932 года связан с врагом народа Зиновьевым и активными террористами Розеном, Тер-Ваганяном и другими. Зоф якобы был осведомлен о террористической деятельности этой организации против руководителей ВКП(б).
     На предварительном следствии, как и на судебном заседании, Зоф не признал себя виновным в принадлежности к контрреволюционной организации, хотя и показал, что в 1926 году действительно примыкал к троцкистско-зиновьевской оппозиции. Однако в ходе дискуссии убедился, что ошибался, в связи с чем в августе 1927 года подал в ЦК ВКП(б) заявление об отходе от оппозиции и прекращении борьбы с партией. Это заявление было опубликовано в газете «Правда». В ходе основного этапа расследования Зоф под давлением следователей все же признал часть обвинений во враждебной деятельности. Решением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 19 июня 1937 года он был приговорен к высшей мере наказания - расстрелу. Спустя день приговор привели в исполнение.
     Следующим из крупных деятелей флота был арестован бывший начальник Морских сил РККА в 1926-1931 гг. Ромуальд Адамович Муклевич. Это произошло 28 мая 1937 года. В обвинительном заключении Муклевичу ставилось в вину, что он с 1920 года являлся участником террористической шпионско-диверсионной организации, так называемой «Польской организации войсковой», по заданию которой занимался шпионажем в интересах польской разведки и вредительством, направленным на снижение боеспособности ВМФ. С 1935 года по заданию этой организации он якобы установил связь и с итальянской разведкой, которой передавал секретные сведения о судостроительной промышленности.
     И хотя первоначально Муклевич отрицал все предъявленные ему обвинения, в конце концов он тоже не устоял перед следователями и признался в самых страшных преступлениях. Только после смерти Сталина стали известны некоторые подробности этого дела. Авиаконструктор генерал-лейтенант А.Н. Туполев рассказал, что в конце 1937 года он находился в одной камере внутренней тюрьмы НКВД с Муклевичем, который поведал ему о том, как в результате применения к нему мер физического воздействия оговорил себя и других ни в чем не повинных лиц.
     После этого настала очередь бывшего командующего Морскими силами Республики в 1921-1924 гг. флагмана 1 ранга Эдуарда Самойловича Панцержанского. Он был арестован прямо на службе в Военной академии Генштаба 13 июня 1937 года. Его, как и многих других, обвинили в подрывной деятельности и участии в антисоветском военно-фашистском заговоре.
     Одним из оснований для этого послужили показания арестованного комкора Б.М. Фельдмана о том, что он узнал о принадлежности Панцержанского к военному заговору со слов маршала Тухачевского. Между тем, как показала дополнительная проверка, Тухачевский никаких показаний в отношении Панцержанского не дал. Более того, маршал показал, что, пока ВМФ не вырастет в более крупную силу, он не считал нужным привлекать в заговор работников этого флота. Панцержанский был осужден 27 сентября 1937 года к высшей мере наказания. Дело слушалось в течение 10 минут.
     Следующим из крупных военачальников флота был арестован начальник Военно-морской академии флагман 1 ранга Иван Мартынович Лудри. Это случилось после расстрела группы Тухачевского летом 1937 года. В результате интенсивной обработки Лудри признал себя виновным в участии в заговоре на флоте и дал показания о вовлечении в военно-фашистскую организацию нескольких человек, в том числе начальника Главного морского штаба флагмана 2 ранга В.П. Калачева.
     Наконец, пришли за начальником Морских сил РККА заместителем наркома обороны СССР флагманом флота 1 ранга Владимиром Митрофановичем Орловым, который возглавлял флот с 1931 года. Это произошло 10 июля 1937 года. Обвинение было стандартным: соучастие в антисоветском военно-фашистском заговоре и ведение подрывной деятельности против СССР. Сначала он себя ни в чем виновным не признавал, неоднократно отказывался подписывать подготовленные за него показания. Но следователи продолжали требовать от него признательного показания так, чтобы они были «написаны кровью и мозгом». До какого состояния довели Орлова всего лишь за одну неделю, можно судить по его заявлению на имя наркома внутренних дел СССР Николая Ежова от 17 июля 1937 года:
     «На первом же допросе после моего ареста 11 июля я сразу заявил ведущему следствие по моему делу Ушакову о своей невиновности в предъявленных мне обвинениях. Однако после разъяснения мне, что вопрос о моей виновности уже доказан и от меня требуется только одно - признание, и находясь в состоянии тяжелой моральной подавленности и физического изнеможения после сердечного припадка в камере, решил взять на себя вину, чтобы ускорить развязку и добиться скорейшей смерти...
     Когда же вечером 16 июля помощник начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД Ушаков, приняв от меня все написанные мною заявления, сказал мне, что следствие ими не удовлетворено и что я должен дополнительно признаться в своей шпионской, террористической и диверсионной работе, а также о своем участии в заговоре с значительно более раннего срока, чем указано в написанных мною показаниях, я понял, что зашел в тупик...
     Я никогда не был причастен к заговору Тухачевского или каких-либо других лиц, никогда не вел шпионской, террористической, диверсионной и вредительской работы, никогда не был и не мог быть врагом народа... Я нахожусь на грани сумасшествия. Через короткий срок я стану, как стал Джемми Хиггинс, неосмысленной собакой. Но это может быть только в капиталистической стране и не может быть у нас…
     Я прошу Вас выслушать меня до того, как я потеряю рассудок… Прошу Вас по соображениям не только личным, но и государственного порядка вникнуть в мою судьбу...»
     Этот крик души не тронул наркома внутренних дел. Ежов четко следовал инструкциям Сталина в максимально короткие сроки очистить армию и флот от реальных и потенциальных сторонников Троцкого, Бухарина и других политических противников вождя. Репрессии, как известно, коснулись не только Вооруженных Сил, но и милиции и органов госбезопасности, там они были не менее, а может быть, еще более жестокими и беспощадными. Но это – отдельная тема…
     Орлова вскоре окончательно сломали, и его показания о причастности многих моряков к военно-фашистскому заговору послужили поводом для дальнейшего усиления «чисток» на флоте.
     Самое важное в обвинениях заключалось в том, что Орлов в начале 1937 года сорвал выполнение указания Сталина по развертыванию советской военно-морской группировки в Средиземном море, ибо «так и не понял исключительной важности этой политической и военно-стратегической задачи».
     Одновременно с Орловым 10 июля 1937 года был арестован начальник управления кораблестроения Морских сил РККА Алякрицкий Борис Евгеньевич, инженер-флагман 2 ранга. На следующий день - заместитель начальника управления вооружений Морских сил инженер-флагман 2 ранга Леонов Александр Васильевич. Всем им были предъявлены обвинения во вредительстве. Основанием для ареста послужили показания заместителя наркома оборонной промышленности СССР Муклевича.
     15 июлЯ 1937 года начальник политуправления Балтийского флота Александр Сергеевич Гришин, как и ранее начальник Политуправления РККА Гамарник, покончил жизнь самоубийством. Все на флоте знали его как человека необычайно жизнерадостного, веселого и легкого на подъем. 30 августа 1937 года был арестован член военного совета Черноморского флота Григорий Иванович Гугин.
     Дополнительную струю в раздувание мифа о «вражеской деятельности» на флоте, в том числе в политорганах, внес сменивший Гамарника начальник Политуправления РККА П.А. Смирнов, который в заключительном слове на Всеармейском совещании политработников (август 1937 г.) призывал и дальше усиленно продолжать «корчевательную работу» по изыманию «врагов народа» в армии и на флоте. Но даже он был вынужден признать, что эта «работа» проводится с элементами кампанейщины в процессе увольнения. «Вот на Черноморском флоте уволено 300 человек, - говорил он с трибуны совещания. - Спрашиваем, а сколько вы вызывали. Оказывается, из 300 вызывали только 10 человек, о всех остальных вопрос решают на бумаге».
     Командующий Черноморским флотом флагман флота 2 ранга Иван Кузьмич Кожанов, по свидетельству адмирала флота Советского Союза Николая Герасимовича Кузнецова, пользовался необычайно большим авторитетом на флоте. Поэтому, прежде чем «решить вопрос» с таким заслуженным руководителем, арестовали всех его ближайших помощников.
     Надо заметить, что репрессии встретили скрытое противодействие на флоте уже в первые месяцы 1937 года, когда еще в низовых организациях ВКП(б) еще сохранялся дух внутрипартийной демократии. Очень характерные события развернулись весной на линкоре «Парижская коммуна». Во время выборов партбюро военком корабля Бакулин предложил отвести кандидатуру политрука Эйдельвайна, обвинив его в «связях с чуждым элементом». Никаких фактов при этом приведено не было. Большинство коммунистов корабля поверило военкому без доказательств.
     Однако 10 апреля 1937 года четыре члена партии - Гасилин, Каневский, Поляков и Рыжиков - обратились в партбюро линкора с заявлением, в котором взяли политрука под защиту, обвинив Бакулина в клевете. Копию своего заявления они послали во флотскую газету «Красный черноморец», и та 11 апреля опубликовала его под рубрикой «Полностью соблюдать внутрипартийную демократию». Публикацию газета сопроводила комментарием «От редакции», в котором поддержала заявление и даже выразила надежду, что парторганизация линкора обеспечит права членов партии при выборах и полную внутрипартийную демократию, поскольку выпад Бакулина разоблачен как клевета и месть за критику.
     На следующий же день «Красный черноморец» напечатал принятое единогласно решение партбюро линкора об объявлении члену ВКП(б) Бакулину строгого выговора «за антипартийное выступление на отчетно-выборном собрании парторганизации с необоснованным, клеветническим обвинением тов. Эйдельвайна с целью опорочить его перед собранием...» Здесь же была помещена информация о том, что начальником политуправления Черноморского флота армейским комиссаром 2 ранга Гугиным перед Политуправлением РККА поставлен вопрос об отстранении Бакулина от занимаемой должности.
     Все это корреспондент газеты «Правда» Н. Токарев из самых добрых побуждений изложил в статье «Клевета в ответ на критику», которая заканчивалась утверждением: «Большевики флота не потерпят бакулинских нравов на кораблях». В типографии уже были набраны гранки. Но тут в дело вмешался «бдительный» главный редактор «Правды» Л.З. Мехлис, работавший ранее в секретариате ЦК ВКП(б).
     14 апреля он обратился к Сталину, Кагановичу, Андрееву, Жданову, Ежову и Ворошилову: «В редакцию поступило сообщение крымского корреспондента «Правды», побывавшего в Севастополе. Мы его корреспонденцию печатать в «Правде» не намерены. Факты, о которых пишет корреспондент, а равно и то, что все это размалевывается на страницах «Красного черноморца», заставляет бить тревогу. Вряд ли целесообразно такие вопросы и в такой форме обсуждать на страницах местных красноармейских газет».
     Уже 16 апреля начальник Политического управления РККА Гамарник докладывал Сталину: «Факты, сообщенные Вам тов. Мехлисом, и материалы, помещенные в газете «Красный черноморец», мы рассматривали с тов. Ворошиловым. Командируем в Севастополь помполита начальника Морских сил тов. Ильина с группой политработников для расследования этих дел и исправления допущенных ошибок. В Севастополь уже послана комиссия Генерального штаба для проверки работы штаба Черноморского флота. После этих обследований тов. Кожанов и Гугин будут вызваны в Москву».
     По результатам обследования были приняты жесткие меры. 7 мая 1937 года сняли с должности начальника штаба флота флагмана 2 ранга В.П. Боголепова. Его перевели в Военно-морскую академию. А вот заместителя начальника политуправления флота дивизионного комиссара И.А. Мустафина арестовали за враждебную деятельность 11 июня 1937 года.
     Репрессиям подверглись и работники прокуратуры Черноморского флота. Вот что известно о судьбе военного прокурора флота Павла Станиславовича Войтеко. Начиная с осени 1936 года Войтеко неоднократно отказывался давать санкции на необоснованные аресты военных моряков. А таких случаев были десятки. Естественно, что такая позиция расходилась с указаниями наркома внутренних дел Ежова, требовавшего усилить работу по искоренению «врагов народа, проникших во все поры советского общества».
     Над Павлом Станиславовичем сгущались тучи. Равно как сгущались они и над руководством Черноморского флота. После завершения судебного процесса над группой Тухачевского начались аресты и среди командного состава флота. Однако флотский прокурор, судя по сохранившимся архивным документам, сдаваться не помышлял. Будучи уверенным в своей правоте, но практически бессильным в борьбе с беззакониями, Павел Станиславович обращался за поддержкой к Главному военному прокурору Н. Розовскому.
     Войтеко приводил многочисленные факты грубого нарушения законности, допускаемых при расследовании дел в отношении арестованных по подозрению в совершении контрреволюционной деятельности. Так, бежавшему из подвала Симферопольской тюрьмы военному моряку Синюхину удалось попасть на прием к прокурору и рассказать, что в результате пыток и «конвейерных» допросов он вынужден был подписать ложные показания о своем вредительстве.
     В отношении флотского командира Успенского, как писал Войтеко в Главную военную прокуратуру, «применялись угрозы расстрела без суда и следствия, доведения до смерти сидением на табурете.., в котором защемлялись ягодицы. Все это и угрозы арестовать семью поставили перед ним дилемму: или умереть на следствии без возможности реабилитации, или пойти на все требования следствия, с тем чтобы на суде вскрыть истинное положение дел». «Прошу принять меры», - закончил свою докладную записку, возможно, несколько наивный прокурор ЧФ.
     Нельзя сказать, что на докладные и письма Войтеко в Москве не реагировали. На одних были наложены резолюции о необходимости «проверить», «разобраться». Другие направлялись в НКВД для информации. Но Главная военная прокуратура была не в силах изменить «ход времени», многие честные следователи сами к тому времени попали под каток беспощадных чисток…
     Командующего флотом Кожанова отстранили от поста и зачислили в резерв при Наркомате обороны 17 августа 1937 года. Что-то еще останавливало «верхи» от принятия решения о его аресте. Скорее всего, сказывались его авторитет на флоте, безупречная «большевистская репутация». Видимо, не доставало показаний, дававших бы формальные основания для ареста. Но вот после интенсивной обработки арестованный начальник политуправления ЧФ Гугин дал, наконец, показания против Кожанова, сообщив, что в военный заговор был вовлечен Гамарником и Кожановым. Такие же показания дал и бывший член военного совета ЧФ Разгон. После этого последовал арест Кожанова 5 октября 1937 года.
     Набор обвинений в его адрес был традиционен для того времени: бывший командующий ЧФ, «являясь одним из руководителей антисоветского военно-фашистского заговора на Черноморском флоте, организовал террористические группы, занимался вредительской деятельностью (срывал и затягивал ремонт боевых кораблей, создал вредительскую базу подводных лодок в Каборге) и на случай войны намечал проведение ряда диверсионных актов на важнейших объектах оборонного значения».
     Кожанов вел себя очень мужественно. Ни во время следствия, ни в суде не сломался, что в то время было большой редкостью, и виновным себя не признал. Показания Гугина, Разгона и других «свидетелей» о существовании на флоте антисоветской группы заговорщиков категорически отвергал, назвав их «наглейшей клеветой». Однако участь его был решена: 22 августа 1938 года он был расстрелян. Что касается Гугина, то «сотрудничество» со следствием его не спасло. Он был расстрелян даже раньше Кожанова - 26 ноября 1937 года.
     Опираясь на проведенное исследование, можно утверждать, что именно позиция флагмана флота 2 ранга Кожанова, его мужество и стойкость не позволили организовать процесс о «военно-фашистском заговоре на флоте».
     В августе 1937 года был арестован командующий Балтийским флотом флагман 1 ранга Александр Кузьмич Сивков. Это был заслуженный военмор, получивший добротное морское инженерное образование в Морском инженерном училище. Он последовательно прошел путь от корабельного инженера-механика (служил на крейсере «Россия», эсминце «Изяслав») до командующего флотом. Правда, командовал БФ недолго, с января по август 1937 года. А до этого Сивков успел покомандовать эсминцами «Сладков» и «Сталин», линкором «Октябрьская Революция». С 1930 года - начальник технического, а затем кораблестроительного управлений ВМС РККА. С 1935-го до января 1937-го - начальник штаба Балтфлота.
     В вину бывшему командующему БФ было поставлено вредительство при строительстве военно-морской базы в Ручьях и многое другое. Вслед за Сивковым были арестованы несколько его подчиненных.
     На Балтфлоте аресты случались и раньше. С июля 1930-го по май 1931 года был арестован 21 человек за участие в контрреволюционной организации, якобы существовавшей в Морских силах Черного моря. Все обвиняемые по этому делу были выходцами из дворянской среды или других привилегированных сословий старого режима и в большинстве своем служили офицерами царского флота. Теперь они занимали важные посты на флоте. Среди арестованных были командир дивизиона эсминцев Ю. Шельтинг, главный инженер Севастопольского главного военного порта С. Костылевский, командиры подводных лодок Б. Сластников, К. Немирович-Данченко, В. Юшко.
     Все они на следствии показывали только о том, что, собираясь вместе у кого-то на квартире в семейной обстановке, занимались распитием спиртного, танцами и вели обычные разговоры на бытовые темы (об очередях за дефицитными товарами, о случаях некультурного обслуживания покупателей, о взаимоотношениях на службе с начальниками и т.п.). Однако это расценили по-другому - как обсуждение мероприятий партии и правительства с враждебных позиций, высказывание недовольства положением, в котором находились старые военные специалисты. И все это было квалифицировано как наличие «контрреволюционной организации» в Морских силах Черного моря.
     «Признательные показания» о принадлежности к ней были добыты у 15 человек арестованных (шестеро все-таки устояли). 6 июня 1931 года трое из них были приговорены к расстрелу, 12 человек - к заключению на 10 лет каждый. Правда, несколько позднее дело было пересмотрено и осужденных досрочно освободили.
     Как велись дела в 1930-е годы, видно из свидетельств следователей, арестованных после замены наркома НКВД Ежова Лаврентием Берией. Так, в июне-июле 1939 года военный трибунал войск НКВД СССР Ленинградского округа под председательством бригвоенюриста Марчука рассмотрел дело по обвинению группы сотрудников особого отдела Краснознаменного Балтийского флота. На суде выявилась драматическая картина жестоких будней того времени. Подсудимые показали, что они сами находились под постоянным психологическим прессом, им приходилось работать в тяжелейшей моральной атмосфере, когда приходилось выполнять сомнительные указания сверху. На совещаниях руководство упрекало их, что сотрудники отдела плохо работают, поскольку мало арестовывают. Из списка, приобщенного к делу, следует, что после снятия Ежова из-под стражи на Балтфлоте было освобождено 224 необоснованно арестованных человека.
     Один из осужденных по этому делу - В. Силов свидетельствовал: «По возвращении из отпуска я встретил картину массового избиения арестованных, наличие комнат в ДПЗ, где обвиняемые находились в количестве 10-30 человек на так называемой «стоянке», которая прекращалась только тогда, когда арестованный «признавался» в своих преступлениях и подписывал составленный ему следователем протокол допроса...» А вот свидетельство другого осужденного - К. Гарбузова: «Хомяков говорил следователю Чернову в отношении обвиняемого: «Вы его лупите по голове поленом, тогда он даст показания…»
     «Чистки» коснулись не только двух старейших флотов – Балтийского и Черноморского, но и Тихоокеанского и Северного. 26 июля 1937 года арестовали начальника штаба Тихоокеанского флота Ореста Сергеевича Солонникова. Назначенный начальником управления Морских сил РККА флагман флота 1 ранга Михаил Владимирович Викторов пытался стабилизировать положение с кадрами на флоте, но встретил сопротивление и не сумел не допустить новых арестов. Ежов при поддержке начальника Политуправления армейского комиссара 1 ранга П.А. Смирнова продолжил прежний курс.
     Выступая в начале 1938 года на совещании во время приезда на Балтфлот, Смирнов заявил: «Долгое время во главе флота стояли враждебные люди - Зоф, Муклевич (шпион с 1917 года), Орлов (английский шпион), на Балтийском флоте - Курков (с 1924 года слившийся с оппозиционными элементами), Разгон, Баттис и группа «молодых» - Кожанов, Лудри, Сивков, политическое руководство - Гришин, возглавлявший контрреволюционную организацию, Рабинович...»
     Показательна судьба еще одного крупного морского специалиста центрального органа управления флотом. Речь идет о Павле Георгиевиче Стасевиче. Он долго и безупречно служил в Морских силах РККА. Начав военно-морскую службу еще в 1917 году, он в 1926 г. окончил Военно-морскую академию, был оставлен в ней адъюнктом. В 1930 г. служил начальником штаба Морских сил Балтийского моря, с 1933 г. - начальником Военно-морской академии. В 1935 г. назначен начальником Морского отдела Генерального штаба РККА. С 15 августа 1937 года капитан 1 ранга Стасевич находился в распоряжении наркома обороны.
     В это время от заместителя наркома оборонной промышленности СССР Муклевича были получены показания о том, что Стасевич является одним из участников военного заговора. И хотя в заседании военной коллегии Верховного суда СССР 15 марта 1938 года он виновным себя не признал и от своих показаний на предварительном следствии отказался как от ложных, его приговорили к расстрелу. Кстати, штрих к картине тогдашней ситуации в армии: кадровые перестановки осуществлялись в таком темпе, что соответствующие службы не успевали своевременно оформить увольнение некоторых уже осужденных военнослужащих. Так, Стасевич, расстрелянный в марте 1938 года, был исключен из списков личного состава Советской Армии и Военно-морского флота лишь приказом министра обороны СССР от 10 декабря 1957 года.
     Все сложнее становилось работать начальнику Морских сил РККА Викторову, который до того, в 1932 - 1937 годах, создавал Тихоокеанский флот. 28 декабря 1937 года он имел личную беседу с наркомом обороны К.Е. Ворошиловым. Об этом свидетельствуют его собственные показания, данные после ареста. Нарком, как записано в протоколе допроса со слов Викторова, «предложил мне честно рассказать ему о моем участии в заговоре и тем самым сохранить себя в РККА... Я написал два письма... Сталину с просьбой лично меня выслушать».
     Но поскольку сознаваться Викторову было не в чем, он никаких желательных Ворошилову показаний не дал и тут же был отстранен от должности. Назавтра, 29 декабря, ему были устроены очные ставки с уже арестованными к тому времени бывшим его предшественником флагманом флота 1 ранга В. Орловым, армейским комиссаром 2 ранга Г. Окуневым, комкором С. Урицким и комдивом И. Ринком. Ставки эти проходили в присутствии членов правительства. Викторов решительно отрицал предъявляемые ему обвинения. Его временно оставили на свободе…

     На архивных снимках:
     Выступление краснофлотцев – участников художественной самодеятельности. Балтика. 1936 г.
     З.А. Закупнев.
     И.К. Кожанов.
     Р.А. Муклевич.
     Э.С. Панцержанский.
     В.М. Орлов.
     В.И. Зоф.


     (Окончание следует.)