Граница всегда была беспокойной. А в те послевоенные годы она жила особенно тревожной и настороженной жизнью...
     Май исчерпал свои дни, и беспощадное яркое южное солнце палило по-летнему. Даже с раннего утра оно остро било в глаза, и Дмитрий Лещенко, совхозный пастух, сгоняя немногочисленное стадо к горной тропе, то и дело заслонялся от солнца широкой и грубой ладонью.
     «Г-е-й! — щелкал он бичом. — Ге-е-й!» Дмитрий был инвалидом и про себя считал, что война обошлась с ним милостиво — отняла только ногу. Со многими его друзьями-товарищами поступила куда круче. Во всем селе пригодных к серьезной сельской работе мужиков осталось — по пальцам пересчитать. Хоть и нелегко ему на деревянной ноге таскаться по склонам гор, все же напросился пасти совхозное стадо. «Поголовье не так уж велико, — успокаивал он себя. — Управлюсь».
     Он раньше других встречал рассвет, больше других за день исхаживал окрестности. И потому зримее замечал добрые перемены в родном краю.
     Раны войны стремительно затягивались. На пустырях люди закладывали новые сады. По взгорьям, отвоевав у мелколесья небольшие участки, они сажали виноградную лозу. Все чаще привычную тишину будили радостные голоса и звонкие песни.
     Люди хотели, чтобы этот ясный день был и завтра, и послезавтра, чтобы даже тень войны, той проклятой войны, не падала на лица.
     Оставив стадо на поляне, заросшей буйным разнотравьем, Лещенко спустился в негустой подлесок. Знакомая, не раз исхоженная тропка. Каких-то сорок-пятьдесят шагов — и ты у моря. Дмитрий любил море. Любил за его ширь, необъятность, за легкую таинственную дымку — что там вдалеке?
     Море всегда наводило на раздумья, будило фантазию и приносило в душу успокоение, теплоту и радость. Ах, как хорошо вот так стоять на высоком берегу и с его высоты, как птица, мысленно парить над этой бездной воды, таинственности и красоты!
     «Шин-шин... Шин-шин...» — перекатывает гальку малая волна.
     В спокойной воде дно просматривалось на несколько метров, и Дмитрий любовался причудливым подводным царством. Вот в стайку собрались мелкие рыбешки, о чем-то вроде пошептались и бросились врассыпную. Медленно прополз краб. Вдруг Дмитрий заметил на глубине что-то блестящее. По контуру вроде бы лодка. Задрав кверху самодельный протез, он по покатому спуску съехал на влажный песок. Доковылял до воды. Так и есть, лодка... По всей видимости, дюралевая.
     Сбросив одежду, Лещенко подплыл к находке и толкнул ее ногой. На поверхность нехотя всплыл спасательный пояс с надписью на чужом языке.
     — Ну и дела... — бормотал Лещенко, выбираясь на берег. — Ну и дела...
     Как человек бывалый, фронтовик, он все понял. «Только бы нарушитель или нарушители далеко не ушли, — беспокоила мысль, — только бы не было поздно...»
     Бегом, вприпрыжку на одной ноге он сравнительно быстро достиг дороги. Но сильно запыхался, понял: таким вот образом добежать до села не сможет. Одна надежда: кого-либо докричаться.
     На его счастье на тропе показался велосипедист. Лещенко узнал его.
     — Иван, сосед! — позвал. — Давай сюда! Скорей!
     Тот нажал на педали.
     — Что случилось?
     В двух словах пастух поведал о находке и попросил сообщить об этом на заставу.
     — Я бы и сам, — виновато сказал, — да разве на одной ноге добежишь?..
     Работали пограничники без суеты, но споро. Одни осматривали прилегающую местность — каждый кустик, каждый бугорок, другие замеряли следы обуви, заплывшие песком. Третьи извлекали лодку из воды. В ней оказалось три подвесных мотора, семь канистр с топливом и взрывчатка.
     — Ничего себе! — воскликнул майор Литвиненко, начальник заставы, вытирая платком вспотевшие лицо и шею. — Надо еще раз осмотреть берег...
     Вскоре под одним из камней обнаружили тайник. В нем находились портативная радиостанция с электропитанием, два вещевых мешка. Пастух, пораженный увиденным, без конца бормотал: «Ну и дела!»
     Получив спецсообщение о происшествии на границе, начальник краевого управления МГБ созвал экстренное совещание.
     — Сегодня утром, — сказал он, —в районе Геленджика, а точнее, у Толстого мыса, местными жителями обнаружена затопленная в море лодка иностранного производства. Нарушители скрылись. Полагаю, что далеко они уйти не смогли. Пограничники по своей линии принимают меры... Нам тоже надо немедленно подключиться к поиску. В Геленджик выезжает оперативная группа, которую возглавил полковник Ечкалов.
     — Слушаюсь, товарищ генерал!
     Ечкалову было за сорок. Стройный, подтянутый, на висках — изморозью седина. Седеть он начал рано, после первой командировки в чанкайшистский Китай.
     — Район поиска, — продолжал генерал, — разбивается на сектора. Ваша задача, Анатолий Митрофанович, — поставить дело так, чтобы каждый участок, будь то на побережье, будь-то в горах, был под нашим контролем. Мобилизуйте комсомольцев, партийно-хозяйственный актив, объездчиков, лесорубов — словом, всех, кого сочтете нужным и возможным. Необходимо задержать лазутчиков, пока они не натворили бед.
     — Нам легче — мы на своей земле, — сказал в заключение начальник управления. — Мы дома... А вот для них эта земля чужая, неласковая — не утаит, не спрячет. Так что непременно найдем!
     Солнце клонилось к закату. Находясь в наряде, рядовой Мухамедзянов заметил, как из-за пригорка показались двое мужчин с небольшими чемоданами в руках. Пока пешеходы приближались, солдат успел их разглядеть. Один среднего роста, худой. Другой — чуть повыше и широкий в плечах. Оба в серых костюмах и темных туфлях. То, что это могли быть нарушители границы, ему и в голову не пришло: вели они себя непринужденно, шли спокойно и уверенно.
     «Как подойдут поближе, проверим документы», — решил солдат и подал знак напарнику.
     Но незнакомцы на подходе к секрету свернули с дороги и направились в сторону гор.
     — Стой! Кто идет? — крикнул Мухамедзянов вдогонку и покинул укрытие. Солдат не успел сделать и трех шагов, как навстречу грянули пистолетные выстрелы. Одной пулей у него сбило фуражку.
     — Стой! — яростно закричал он и дал очередь по убегавшим. — Сто-о-ой!
     К месту перестрелки подоспело еще несколько пограничников во главе с лейтенантом. Быстро разобравшись в обстановке, офицер распорядился охватить нарушителей кольцом, чтобы не дать им уйти в горы.
     Беглецы, вероятно, поняли, что их обходят, и кинулись в разные стороны. Тот, что бежал справа и чуть позади, скрылся в низине. Выстрелы оттуда вскоре прекратились.
     Пограничники переглянулись.
     — Может, патроны кончились? — предположил лейтенант.
     Держа оружие наизготовку, пограничники приблизились к месту, откуда велся огонь. Разбросав широко ноги и подобрав под себя руки, лицом в траву лежал один из бежавших. Рядом валялся чемодан. Второго нарушителя нигде не было.
     Служебная собака взяла след и привела к кустам, под которыми нашли еще один чемодан. Дальше собака, как ее ни призывали, не шла. Металась, скулила, но не шла.
     В чемоданах оказались ампулы с ядом, запасные обоймы к пистолету, пачки советских денег, подробная карта района, золотые дамские часики...
     В одном из чемоданов Мухамедзянов насчитал семнадцать часов, в другом — восемнадцать. В кармане убитого — еще несколько. И все дамские.
     — Почему только дамские? — вслух спросил сам себя.
     — Видимо, рассчитывали на чрезмерную женскую болтливость, — высказал мнение сидевший рядом на корточках усатый ефрейтор.
     Все оживились.
     — Верно, — сказал лейтенант. — Враг хитер: где подарочком, где ядом...
     — А меня так пулей, — вставил со вздохом Мухамедзянов.
     …Анна Ивановна Багма каждое утро вставала рано — привыкла, да и дел много. До того как идти на работу, надо с домашним хозяйством управиться: задать скотине корм, вычистить стойло. Приготовить завтрак и собрать младшую дочку в школу. Сейчас, правда, у Кати каникулы, но она каждое утро бегает на пришкольный участок. С самого утра не дает матери покоя бесконечными расспросами. Вот и сейчас…
     — Мама, а правда, что в станицу приехали пограничники?
     — Кто тебе сказал? — сомневающимся тоном спросила Анна Ивановна.
     — Да, правда... — упорствовала Катя. — Мне вчера Андрюшка Прохоров сказал.
     — Много твой Андрюшка знает, — как бы сердясь, произнесла мать и почему-то с тревогой подумала о дочери. Эта непоседа всюду сует свой нос, все ее интересует, все ей надо видеть и слышать. Взбредет в голову — соберет пацанов и поведет на поиски шпионов. А вдруг действительно встретят?! Не приведи Господь!
     — Он все знает! - не сдавалась Катя. - Пограничники с ученой собакой приехали. Шпионов каких-то ищут...
     — Ну что ж, пусть ищут, — вроде бы согласилась мать. – На то они и пограничники…
     — И я хочу искать, — загорелись глаза у девочки.
     — Я вот тебе хворостиной поищу! — пригрозила Анна Ивановна.
     Но дочь уже вышла в другую комнату и, прибирая в ней, продолжала мечтательно:
     — Вот взглянуть бы на эту собаку, как она шпионов от других людей отличает...
     Солнце залило комнату. Широким оконным квадратом распласталось на полу, прилегло на подушки, рассеявшись в кружевах белых накидок. Кате радостно от этого яркого света. Ей хочется со всеми говорить, хочется, чтобы и у мамы, и у старшей сестры Лены было такое же прекрасное настроение, как у нее самой. Она сегодня как заводная бегает следом за матерью и щебечет, щебечет без конца.
     Выплеснув в палисадник воду из тазика, Анна Ивановна заметила, что от калитки к дому идет мужчина лет тридцати пяти. Среднего роста, худощавый. Прежде она его не видела, хотя в округе как будто всех знает.
     — Здравствуй, хозяюшка, — как можно приветливее сказал незнакомец. Он был в мятом костюме, небрит, а на правой штанине какие-то бурые пятна.
     — Здрасте, — коротко ответила хозяйка. Незнакомец перехватил настороженный взгляд женщины и поспешил объясниться.
     — Я, понимаете ли, отстал от туристической группы, — сказал смущенно, — лазили там, в горах, вот и споткнулся о камень... Рюкзак с вещами сорвался в ущелье... Брел наугад, брел... Вторые сутки ничего не ел...
     — Заходите в дом, — пригласила Анна Ивановна гостя. — Чем могу, покормлю... Картошку жареную будете? — спросила.
     — Охотно, — согласился мужчина.
     Собирая на стол, Анна Ивановна кликнула старшую дочь
     — Лена, корову выгони в поле. И незаметно для гостя подала ей знак:
     — Да не возле дома, а подальше отведи...
     — Молоко парное любите? — спросила незнакомца. — Только что надоила...
     Гость между тем с жадностью набросился на еду. Пока он ел, беспокойно поглядывая в окно, Лена, оставив буренку на выгоне, помчалась в сельсовет, где остановились чекисты. — Скорее! — закричала она еще с порога — Скорее! Он, кажется, там, у нас в хате...
     Мужчина, еще завтракая, услышал какой-то шум во дворе. Выглянув в окно, заметил солдат. Вскочил, выхватил из кармана пистолет и бросился в коридор. В дверях столкнулся с Катей. Ничего не подозревая, та несла в дом охапку дров. Увидев незнакомца с пистолетом в руке, девочка не растерялась и мгновенно вывалила ему под ноги поленья.
     — Ах ты, гадина! — выругался незнакомец и зло ударил рукояткой пистолета по голове. Катя, ойкнув, медленно осела на пол. Мать бросилась ей на помощь, но мужчина отшвырнул ее ногой и выскочил на улицу. Стреляя на ходу, бросился в сторону гор.
     — Не стрелять! Брать живым!
     Он, видимо, надеялся на такую команду, а где-то в глубине души и на спасение. Расстреляв обойму, на ходу вогнал в пистолет новый магазин. Огонь вел не целясь. У крайнего дома лицом к лицу столкнулся с лейтенантом-пограничником. Тот выскочил из-за угла. Какой-то миг они вглядывались друг в друга... Выстрелы прогремели почти одновременно. Лазутчик выронил оружие и мешком завалился в ложбинку. Из-под запачканной шелковой рубахи выскользнул крест на золотой цепочке.
     — Я же приказал брать живым! — напомнил, подбежав, запыхавшийся майор. — На кой черт он мне таким нужен!
     — Еще секунда — и на его месте лежал бы я... — заметил, оправдываясь, лейтенант-пограничник.
     У нарушителя не было документов. В карманах — деньги и патроны к пистолету «Астра», два нательных золотых креста на дорогих цепочках.
     А день по-летнему одаривал зноем. Лазурью залил небосвод. Прозрачной синью спеленал горы, усыпал солнечными бликами морскую даль. Казалось, что он напоил теплом весь земной простор. А может, так только казалось Анне Ивановне. Она шла из больницы и постепенно отходила душой. Опасность уже позади, Катя пытается улыбаться, шутить. Сейчас там школьники — гурьбой, всем классом привалили, подарков каких-то нанесли. Она, мать, и не знала, как любят в классе ее дочь. Теперь вот героиней называют, шпиона, дескать, дровами завалила. Врач рассказала, что приходили к Кате и пограничники — ребята молодые, симпатичные, каждый с букетом цветов. Ишь ты, как на свидание... А что, дочка ее собою хороша, еще годика четыре — и придется женихов со двора гнать, если назойливые будут... Анна Ивановна улыбнулась: зачем же их гнать-то? Так, для порядка, для строгости... Какой матери не хочется счастья своему ребенку? Ах, дитятко ты мое родное!
     На следующий день в село вновь наведались пограничники. Народ собрался у сельсовета стар и млад.
     — Что скажете, о чем поведаете? – нетерпеливо спрашивали старики парней в зеленых фуражках.
     — Всему свое время, — улыбались те в ответ.
     Пацаны обступили солдат, наперебой тоже о чем-то спрашивали. А самый бойкий, склонив голову набок, озорно поинтересовался у лейтенанта:
     — Ну, и как там шпионы?
     — Стучат зубами, — ответил офицер.
     — Это от чего же?
     — Тебя боятся...
     Хохот потряс площадь, и мальчишка колокольчиком смеялся громче всех.
     Вскоре показалась легковушка. Из нее вышли нарядная Анна Ивановна с Катей и полковник из краевого управления МГБ.
     Катя была в праздничном белом платьице. Лицо еще бледноватое, но глаза сияют.
     — Товарищи, — обратился к собравшимся полковник, — наша земля добра и приветлива ко всем, кто идет к нам с миром. А у кого иные замыслы, пусть не надеется на милосердие — пощады таким не будет.
     Полковник торжественно вручил Анне Ивановне медаль. Точно такую же прикрепил к платью Кати. Скосив глаза на отливающий серебром кружок, та посерьезнела и, как ей по пути подсказали, звонко отчеканила:
     — Служу Советскому Союзу!